Статьи
Выйдя в дорогу, надо идти. Если очень скверно, ускорить шаг. Но не оглядываться назад, где у печки было тепло, ветер в трубе выл по-диккенсовски, а на столике лежал мармелад со щипчиками.
Илья Эренбург.
«Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников»
Сегодня Украина находится в точке бифуркации, или перед своеобразным «моментом истины» относительно нашего конфликта с Россией.
Нынешнее распространенное, но от этого не менее ошибочное, восприятие относительно «затишья» кроет в себе макроопасность. На самом деле мы наблюдаем лишь за сменой парадигмы разворачивания этого долгосрочного конфликта. Более того, формируется тревожное ощущение «затишья перед бурей», особенно учитывая ту активность, которую продолжает разворачивать Россия на территории ДНР/ЛНР, а также Крыма (о котором многие регулярно забывают). Перспективамасштабных боевых столкновений проявляется на горизонте все отчетливее.
При этом наша методологическая основа для анализа ситуации во многом вращается вокруг концептов предыдущих 20 лет независимости. Отказ от закостенелых и неэффективных подходов идет очень болезненно, с серьезными откатами к «привычной» для многих реальности.
Нынешний краткий, по всей видимости, период — едва ли не последняя возможность серьезно заново оценить текущий стратегический контекст развертывания военно-политической ситуации в Украине и вокруг Украины, а также начать думать о том, каков может быть наш ответ на новые вызовы украинской государственности и национальной безопасности.
И делать это мы должны исходя не из наших абстрактных предположений о реальности, а принимая во внимание факт, что «большая война» к которой все настойчивее готовится и которую провоцирует Россия, вполне может стать реальностью.
А Россия действительно готовится. Для нас особо тревожной является ситуация на наших границах. Например, в Белгородской области Россия строит одну новую (всего в 25 км от украинской границы) и восстанавливает старую советскую военную базу. В мае 2016 года стало известно, что в Ростовской области развернут новую мотострелковую дивизию численностью около 10 тысяч человек. В Брянскую область переброшена 28-я отдельная мотострелковая бригада вместе с техникой и вооружением (под нужды новых подразделений только в этой области уже отводят примерно 142 гектара). В целом же Россия создает 3 новые дивизии — две в Западном военном округе, одну в Южном. Каждая дивизия — примерно 10 тыс. человек. Кроме того, усиливается военная группировка в Крыму. В 2015 году Россия пополнила Черноморский флот более чем 200 единицами новой военной техники, в их числе — 40 боевых кораблей и судов обеспечения, ЧФ были переданы более 30 летательных аппаратов, в том числе современные многоцелевые истребители Су-30СМ, а части береговых войск пополнились 140 единицами новейшей автобронетанковой техники. Все это накапливание сил не может продолжаться бесконечно. Особенно учитывая ослабление восточной границы РФ (часть войск в Западный военный округ перебрасывается оттуда). Россия объясняет это необходимостью «адекватно ответить на усиление НАТО», но есть обоснованные опасения, что делается это с совершенно иной целью. Вряд ли можно серьезно отнестись к предположениям, что скопление такой массы военнослужащих и военной техники — всего лишь «поигрывание мускулами»: это все очень не дешевые «игры», и они вполне оправданы, если предполагается дальнейшее использование этих сил по прямому назначению. И именно мы — первые, на пути всей этой военной машины, возглавляемой агрессивным и циничным российским руководителем.
Мы должны отчетливо понимать, что для Украины военная угроза со стороны России не уйдет никогда. Причем вероятность роста этой угрозы (и переход ее к активной фазе) тем выше, чем менее успешной будет работа России по дестабилизации Украины иными методами.
Вопрос в том — готовы ли мы признать реальность войны и готовиться к ней полноценно? Тем более что это усугубляется более широкой и важной проблемой, с которой мы сталкиваемся уже сейчас: с международным контекстом российско-украинской войны.
Однако даже признавая высокую вероятность масштабной войны, мы должны помнить о двух важных (даже принципиальных) моментах.
Во-первых, в случае прямой масштабной военной агрессии России против Украины наши шансы выстоять в ней минимальны. Наши потенциалы настолько разные, что ожидать иного сложно. По крайней мере, это справедливо для нынешнего состояния украинских Вооруженных сил и их военно-технического обеспечения. Наша задача максимум (опять же — исходя из сегодняшнего реального состояния ВСУ) — нанести противнику максимальный урон, замедлить его (дабы дождаться помощи со стороны наших союзников — если они захотят ее предоставить) и сделать для противника дальнейшее продвижение (удержание территории) очень дорогим «удовольствием».
Во-вторых (и это логично вытекает из предыдущего пункта), наша основная задача — создать условия для недопущения такой войны. Это включает в себя все действия, направленные на ослабление РФ (дипломатическое, экономическое, информационные), усиление нашего потенциала сдерживания агрессора (в т.ч. — путем перевооружения армии и политической консолидации общества) и изменение самого подхода к осмыслению угроз, а также к реагированию на них.
Впрочем, много здесь зависит не только от нас, но и от наших европейских партнеров, которые об их отношениях с РФ все чаще высказываются весьма двусмысленно.
Станет ли Европа «коллективным гюлленцем» Дюрренматта?
У выдающегося швейцарского драматурга Фридриха Дюрренматта есть произведение — «Визит старой дамы». «Старая дама» Цаханассьян искушает жителей города Гюллена астрономической суммой за какую-то малость: убийство одного гражданина — Илла. Всего одного. За это они получат такую сумму, при которой можно не беспокоиться и жить так, как они жили раньше: роскошно и без особых хлопот. Да, некоторое время жители сомневаются, заявляя, что «ценности превыше всего», но в конце — сдаются. И «виновный» умирает. И не ради презренных денег, а ради «торжества справедливости», «восстановления нравственности» и «проснувшейся совести».
По большому счету, это произведение — об искушении и ценностях. Причем об искушении не столько деньгами, но перспективой «сытости» и «спокойствия», а также возможностью ничего не менять.
Аналогии между этой историей и отношениями между Украиной–Россией–Европой до боли напоминают тот же треугольник истории Дюрренматта: Илл–Цаханассьян–»гюлленцы» (что подметил как-то и политолог Борис Пастухов). Конечно, Европа не похожа на обедневший Гюллен. Да и Россия — явно не та страна, которая может свободно швыряться деньгами (о чем недавно так убедительно сообщил российский премьер-министр жителям Крыма). Но «искушение» не обязательно связано с грубыми материальными благами. Сегодня Россия искушает Запад мифами о том, что может «повернуть время вспять» (в период до 2014 года), что она поможет Западу в решении его насущных проблем (беженцы, Сирия, террористы, ИГИЛ — все, что угодно), что деньги из «дикой, но богатой» России снова потекут в Европу. А для этого нужно всего лишь «убить» Украину — отказать ей в международной поддержке, в финансовой помощи, осудить, да хоть бы просто «закрыть глаза» на то, что делает там Россия.
Сегодня наши западные друзья демонстрируют куда большую выдержку, чем те самые «гюлленцы»: для них ценности и принципы значат намного больше, чем для абстрактных граждан выдуманной истории. Однако и мы не можем закрывать глаза на то, что общественное мнение многих европейских стран колеблется и меняется. Меняется не в нашу пользу. Последнее по времени решение французского Сената — из их числа. Или заявления Ф.-В.Штайнмайера о том, что надо уже начинать думать об отмене санкций взамен на «существенный прогресс» в осуществлении Минских соглашений.
Все громче и отчетливее слышны призывы вернуть Россию в «Большую восьмерку», убрать санкции и восстановить полноценные экономические отношения (как сделал не так давно в Санкт-Петербурге Н.Саркози). Более того, те, кто к этому призывают, уже начинают «рационализировать» свои призывы, ссылаясь на «общность украинского и российского народов», на «объективные основания России претендовать на Крым», на то, что «Украина не проводит реформ», и т.д. А словами бывшего министра юстиции Франции Р.Дати, не так давно призвавшего снять санкции с руководителей российских спецслужб, могли бы по праву гордиться и Бургомистр и Учитель из пьесы Дюрренматта: «Реальная политика — это уже не выбор, это наша обязанность, навязанная миром вокруг нас. Мы можем не соглашаться относительно всего, и мы можем накладывать болезненные санкции, но есть цели и интересы, которые требуют от нас выйти за желание наказать».
Как долго европейские политические лидеры смогут противостоять этому давлению общественного мнения (кстати, сформированного и при активной поддержке все той же Москвы и лояльных ей политических партий и общественных движений)? Скорее всего, для радикальной смены позиций потребуется смена нынешних европейских лидеров новыми. И произойти это может уже в 2017 году, когда пройдут президентские выборы во Франции и парламентские в Германии. Не за горами выборы и в других европейских странах. Смогут ли (и захотят ли?) новые руководители продолжать конфронтационную линию с Россией? Ответить на это сейчас сложно.
Однако чего нам в этой ситуации точно не стоит делать, так это заниматься морализаторством. Рассуждения о том, будут ли сняты санкции и если будут, то морально ли поступят наши союзники или нет, «продался» ли кто-то Москве или нет, — на самом деле все это не имеет смысла. Как минимум — с точки зрения рационального взгляда на реальность.
Тем более, что если мы будем до конца честны, то даже внутри Украины ситуация очень сложная — как в социально-экономической сфере, так и с точки зрения общего состояния нашего общества, и оно не может не вызывать тревогу. Усталость общества от официально не объявленной войны, резкое снижение социальных стандартов и условий жизни, отсутствие позитивного видения реформ (в феврале 2016 года более 70% украинцев считали, что реформы не проводятся) — все это стимулирует рост полярных настроений: от апатии до протеста. Это умело используется российской пропагандой и ее разведслужбами для «раскачивания» ситуации изнутри.
В этой ситуации Украина должна уже сейчас планировать свою деятельность так, будто никаких санкций нет, а международный контекст складывается не в нашу пользу. Только это позволит избежать нам самых тяжелых сценариев (вроде масштабной военной агрессии или смены отношения к нам со стороны союзников).
Концептуальная рамка новой стратегической деятельности Украины: ассиметрия, проактивность и стратегический анализ/деятельность
Здесь мы подходим к важному вопросу о том, каким же может быть наш ответ на такие действия России, и существует ли он вообще? Он существует. И его суть — стратегический анализ и стратегическая деятельность, которая держится на двух столпах: ассиметричность и проактивность.
Россия почти открыто признает, что не в состоянии заниматься стратегическим анализом и, тем более, — стратегическим планированием. Околовластные научные элиты даже пытаются это обосновать тем, что в нынешнем мире стратегии стали невозможны как таковые: «сегодня лидеров не стоит оценивать с точки зрения их стратегического мышления. Ведь оно почти невозможно. Единственный критерий — способность правильно реагировать на постоянно возникающие текущие вызовы, держа в голове хотя бы минимальную дистанцию вперед», — считает Ф.Лукьянов. Собственно, интервью различных российских аналитиков, имеющих отношение к выработке Россией внешнеполитических решений (например, С.Караганова или Л.Решетникова) лишь подчеркивают эту неспособность российского истеблишмента мыслить стратегически.
Однако именно эта неспособность — наш шанс. Не вера в «заграница нам поможет» или ожидания новой цены на нефть марки Brent. Нет. Наш шанс — это играть стратегически с закостенелыми тактиками. Блестящими тактиками, но все же лишь тактиками.
Прежде всего — должна смениться прочно укоренившаяся практика, когда оперативно-тактическое управление играет «первую скрипку» в системе национальной безопасности и обороны, тогда как собственно стратегическое — лишь «вторую». Если говорить о наличии действительно стратегического анализа, следует признать, что в данный момент мы объективно находимся в сложной ситуации. Однако если мы не сломаем эту тенденцию, то снова заплатим жизнями украинских военнослужащих, погибающих и сегодня в «мирном Донбассе».
Безусловно, Национальный институт стратегических исследований в рамках своих возможностей делает все возможное, чтобы предоставить военно-политическому руководству необходимые разработки, но этого мало. Критически мало. Выполнение подобного задания требует объединения усилий ученых, представителей госструктур и органов сектора безопасности и обороны, гражданского общества. Для объединения этих усилий нам нужен своеобразный «научный хаб», некая точка приложения усилий и знаний. Где этот хаб будет создан — не столь важно (хотя, объективно, именно НИСИ имеет наилучшие возможности для выполнения роли такого интегратора): главное — чтобы он был создан и имел возможность выполнять свои задачи. Как говорит один из ключевых идеологов ведущейся против нас гибридной войны российский генерал Герасимов, ценность науки — в предвидении. С этим сложно не согласиться. Но нам это нужно не просто повторять как ритуальную фразу, но сделать основой практической деятельности.
И тут наш второй вопрос — наша стратегическая деятельность. Сегодня ее практически нет. Мы хватаемся за текущие ситуативные решения и пытаемся сделать из них «стратегию». Не может быть долгосрочной стратегией государства идея «добиваться продления санкций против России». Быть тактическим приоритетом — конечно. Но не стратегией. Россия пытается втянуть нас в понятное и комфортное ей симметрическое противостояние. Чтобы мы тратили время и деньги на стандартные вооружения. Чтобы мы постоянно держали свою экономику в состоянии стресса. Чтобы мы втягивались в дорогостоящую гонку вооружений, которую мы в классическом виде выиграть не можем (как в свое время США втянули СССР в глобальную гонку по программе «Звездных войн»). Мы не можем себе этого позволить. Прежде всего — ресурсно.
Важный вопрос, неизбежно возникающий у любого читателя: способны ли нынешние элиты, военно-политическое руководство страны принять эту новую реальность и мыслить стратегическими, а не тактическими категориями? Однозначного ответа на него дать здесь и сейчас нельзя. Однако на самом деле не это самое главное. Ведь если элиты это не осознают, если не смогут принять это объективное требование времени и залог сохранности нашей страны, — не станет ни самих элит, ни страны, которой они управляют, поскольку тем самым будет создано окно для той самой масштабной агрессии, которую они не смогут предотвратить и на которую не смогут ответить. Так что принятие новой логики деятельности — не вопрос политической дискуссии, это экзистенциональная рамка существования Украины, которой требуется целостная и новаторская стратегия борьбы с агрессором.
Основой этой новой стратегии должны стать нестандартность действий (ассиметричность), нанесение ударов по наиболее чувствительным местам противника, инновационность. Без этого в нашем долгосрочном (а оно будет именно таким) противостоянии не победить. И, как мы уже указывали, цель всех этих действий — не допустить войны и усиливать давление на Россию, дабы она была занята множеством не смертельных, но чувствительных ударов и не имела возможности сконцентрироваться на одной цели. В данном случае — на нас.
Мы должны выходить с новыми инициативами на всех направлениях. Особенно — на внешнеполитической арене. Мы должны сделать все возможное, чтобы ускорить реформирование Совета Безопасности ООН, дабы не допускать использования Россией своего права вето как инструмента гибридной войны. Следует активнее включиться в дискуссии по формированию новых коалиций государств в Восточной Европе. Одним из таких перспективных проектов является Балто-Черноморская коалиция государств — такие страны, как Польша, Балтийские страны, Скандинавия, Румыния особенно остро чувствуют угрозы, с которыми уже столкнулась Украина.
Не полностью исчерпан потенциал борьбы с идеологическими основами русской агрессии на международной арене. В частности, концепция «Русского мира», которая де-факто превратилась в откровенно нацистскую и шовинистическую, должна быть запрещена на международном уровне, так же, как в свое время была запрещена нацистская. И для людей (или государств), ее продвигающих, должны быть такие же правовые последствия, как и для последователей нацистской идеологии. Ведь на самом деле, говоря о практическом выражении концепции «Русского мира», мы сталкиваемся с самым настоящим «православным ИГИЛом» — на востоке Украины действует (или действовали) сразу несколько различных «православных армий», творящих такие бесчинства, которые даже боевикам ИГИЛ не приходили в голову.
Более широким и активным должно быть наше сотрудничество с НАТО. Мы не только можем, но и должны инициировать общие разведывательные акции в Черноморском регионе и на восточных границах НАТО. Перспективной является инициатива создания под эгидой НАТО общей военной флотилии Украины, Румынии и Болгарии, а в перспективе к ней могла бы присоединиться Турция. Вообще все сотрудничество между Украиной и НАТО нуждается в решительном обновлении.
Уязвимой остается экономическая сфера — борьба за нее будет сложной и тяжелой. Следует подготовиться к радикальным шагам в этой сфере. Например — рассмотреть возможность введения чрезвычайного экономического положения (особенно если конфликт перейдет в активную форму), а также расширить пакеты экономических санкций. И, конечно, следует ввести прямые ограничения относительно агентов экономического влияния РФ в Украине (по данным журнала «Український тиждень», каждое 8-е из 200 крупнейших украинских предприятий контролируется российским капиталом).
В контексте экономических контрмер важно постоянно помнить об инфраструктуре — прежде всего это дороги, коммуникации, системы поддержки войск на местах. Ныне все это находится в крайне тяжелом состоянии, и это нужно исправлять. Исправлять быстро. Развитие инфраструктуры, ее защита должны стать одним из приоритетов госполитики. Более того, следует рассмотреть возможность интернационализировать проблему ее защиты.
Серьезно следует пересмотреть логику внутриполитических процессов — в условиях войны (особенно гибридной) мы не можем каждый раз «гасить пожары» у себя в тылу.
В случае радикализации конфликта мы должны быть готовы к резким, непопулярным, но необходимым шагам: к введению военного положения на всей территории Украины и объявлению состояния войны. Уже сейчас требуют законодательного определения статус неконтролируемых территорий в качестве оккупированных — нельзя продолжать делать вид, что все отлично и ничего не происходит. Необходимо уточнение законодательного поля в части возможности лишения боевиков и сепаратистов гражданства Украины. Это абсолютно соответствует общемировым тенденциям, и не стоит этим пренебрегать.
Сложный вопрос с тем, что делать с «неоднозначными» темами, постоянно будоражащими общество: декоммунизацией, люстрацией и т.д. Безусловно, есть действующее законодательство, и его нужно выполнять, однако практику его реализации все же стоит пересмотреть. Совершенно очевидно, что резкими и не всегда продуманными решениями мы обостряем ситуацию даже там, где этого можно было легко избежать. Делая такие важные вещи, как, например, люстрация ее исполнители иногда скатываются в советскую «кампанейщину», проводя ее по-бюрократически механистично, без учета здравого смысла и национальных интересов.
Огромный пласт работы нас ждет в информационной сфере. Там риски и угрозы все еще остаются не менее серьезными. Россия не просто готова — она максимально полно использует против нас весь доступный ей информационно-пропагандистский арсенал, на строительство которого ушли годы и миллионы (миллиарды?) долларов.
Под ударом оказываемся не только мы — Россия наносит удары по Европе и из Европы, «расконсервируя» пророссийские проекты, экспертов, политиков, просто «полезных идиотов». Прямое столкновение с Россией на этом поле для нас практически невозможно. Это не означает, что мы должны забыть о таких вещах, как контрпропаганда, противодействие враждебному контенту или повышение медиаграмотности населения. Но этого недостаточно — нужно искать ассиметричные ответы.
Прежде всего — на международном уровне. В 1936 году мир уже пытался дать ответ на пропаганду, развернутую нацистской Германией — тогда была принята «Международная конвенция об использовании радиовещания в интересах мира». Как мы видим — проблема не исчезла. Мы снова нуждаемся в нормах, ограничивающих преступные структуры и нарушителей международного права в части возможности доносить до мира свою позицию. Я думаю, что именно Украина должна выступить с внешнеполитической инициативой, которая поставит заслон таким нарушителям международной безопасности (и международного права), как Российская Федерация, ИГИЛ или иные террористические структуры, в возможности использовать международное информационное пространство в своих интересах.
Остается сложной ситуация во внутреннем информационном пространстве. Особенно это касается того, что мы условно можем назвать «серой зоной», — линии соприкосновения с территорией ОРДЛО. Россия как непосредственно, так и через «ДНР»/»ЛНР», продолжает оказывать активное информационное влияние на эти регионы. Мы же продолжаем делать вид, что эти территории почти ничем не отливаются от всего остального информационного пространства страны. Но это не так. И игнорировать этот факт не то что недальновидно, но в стратегической перспективе даже преступно. Для этих районов нужен совершенно особый режим функционирования информационного пространства — особый порядок работы журналистов, вещания радио и телевидения, а в широком смысле — любой деятельности, которая может быть определена как информационная и формирующая сознание граждан. И в этом смысле нам нужен здравый пакт относительно такой политики между государством и украинским журналистским сообществом. Собственно, готовность к такому диалогу продемонстрирует зрелость как государства, так и медиасообщества Украины.
Последней по порядку, но не последней по важности является проблема создания эффективного щита для противодействия прямой военной агрессии. Как уже было сказано, вести сугубо симметричную войну с Россией мы вряд ли сможем — слишком уж разные у нас с ней весовые категории. Нам нужно найти такие решения, которые, с одной стороны, позволят нам поддерживать высокий уровень готовности войск и их способности отразить прямую атаку, а с другой — чтобы это не уничтожило нашу экономику.
Прежде всего, мы должны радикально изменить систему принятия решений в этой сфере. Сегодня мы обязаны говорить о необходимости создания Военно-промышленной комиссии во главе с президентом. И правительство, как минимум на уровне первого вице-премьер-министра, должно принимать в этом активное участие. Цель этой комиссии — вовсе не в дублировании всех существующих структур, а в определении приоритетов и контроля над их выполнением относительно того, что станет основой нашего щита против потенциальной масштабной агрессии. А тут мы можем сделать ставку лишь на одну вещь — на инновации.
А Украине (промышленности, институтам НАН Украины, просто научно-исследовательским коллективам или конструкторским бюро) есть что предложить нашим военным в самых разных сферах — начиная от оперативно-тактических ракетных комплексов, возможности создания украинских аналогов Javelin и заканчивая боевыми БПЛА и военными роботехническими комплексами (которые та же Россия активно разрабатывает и уже использует на практике в Сирии, а о важности этого вопроса для нее говорит и принятие государственной целевой программы роботизации Вооруженных сил РФ до 2025 года). Для нас жизнь каждого нашего солдата должна быть особо ценной, и инновационные вооружения — именно то, что поможет эффективнее ее сохранить.
Что дальше?
В начале статьи приведена в качестве эпиграфа фраза из выдающегося произведения Ильи Эренбурга. Она, пожалуй, наиболее точно отражает наше текущее состояние и то, что нам нужно делать. Мы уже «вышли на дорогу», но все это время делаем все возможное, чтобы не идти по ней, всячески оттягивая момент похода. Нам все еще хочется назад, к «теплу очага» и «мармеладу со щипчиками». Однако всего этого уже нет, а мы отказываемся признать, что возвращаться некуда. «Фантомные боли» старой системы, развалившейся как по естественным причинам, так и при активной помощи со стороны, предательство со стороны стратегического партнера — все это, на самом деле, дает нам возможность не брать в дорогу «кандалы» прошлого, а действительно решительно идти вперед.
Мы должны сформировать новую модель системы национальной безопасности и обороны, способную отвечать на вызовы дня не только сегодняшнего, но и завтрашнего. Россия (если только не произойдет нечто экстраординарное и не вписывающееся в общий прогноз развития ситуации) будет нашим долгосрочным дестабилизирующим спутником, постоянно подводящим нас к черте масштабной войны, за которой вполне может разразиться и «большая война».
Наше выживание зависит от того, будем ли мы к ней готовы. А это — задача стратегическая. Если мы не поймем, что должны занимать более активную позицию, не только защищаться, но и контратаковать (навязывая свою повестку дня на всех фронтах противостояния), если мы и дальше будем игнорировать стратегическое планирование, если мы не осознаем потенциал развития инновационных военных технологий (осознаем не на словах — тут у нас все нормально, — а в реальных решениях и действиях) — в случае обострения военно-политической ситуации мы можем оказаться не то чтобы беззащитными перед врагом, однако наша недальновидность приведет к тяжелейшим последствиям для страны. И к новым человеческим жертвам. А это то, чего мы себе позволить просто не можем.
- Информация о материале
Комунальне підприємство «Харківський міський центр фізичного здоров’я населення «Спорт для всіх» 21 червня уклав угоди з ТОВ «Машстройсервис» щодо реконструкції спортивних майданчиків на території шкіл міста загальною вартістю 32,27 млн грн.
Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».
Всього було укладено 10 угод, якими заплановано побудувати у школах майданчики для гри в міні-футбол, баскетбол, волейбол та стрітбол, а також встанови ти майданчики для воркауту та тенісні столи. Роботи повинні бути виконані до кінця року.
Відмітимо, що минулого року за майданчики зі схожою характеристикою та інвентарем комунальники заплатили ФОП Пироженко Сергій Васильович, який був наближений до тодішнього віце-мера Олександра Попова 7,53 млн грн. Таким чином, вартість спортмайданчиків для харківських школярів зросла майже в 4 рази.
Єдиним конкурентом ТОВ «Машстройсервис» на тендері було ТОВ «Альбус груп». Засновником цього підприємства є Олена Колеснік, а директором – Артем Краснов.
Раніше засновниками фірми були Андрій Романенко та Дмитро Гайлюнас.ТОВ «Альбус Груп» з минулого року виграє тендери у Парку Горького, зокрема, на видалення сміття.
Засновником ТОВ «Машстройсервис» є Галина Воробйова та Ігор Воробйов. Директором вказаний Валерій Воробйов, а підписантом записана Валентина Федосєєва.
Раніше серед засновників був Андрій Оберемок, а директором Володимир Козулін.
Воробйови також є засновниками ПП «Торговий будинок «Азимут», яке займається будівництвом та продажом будинків.
- Информация о материале
Харьковчанин Сергей Ушаков был обвинен в убийстве еще в 2008 году. Тогда милиционеры нашли тело пенсионера, с которым у подозреваемого был имущественный спор. На тот момент Ушакову было 35 лет. Всю ночь его с женой, от которой требовали дать показания против мужа, избивали и пытали. Видавшие виды правозащитники говорят, после того как Сергей описал в своем заявление, что с ним делали, даже им стало не по себе.
Геннадий Токарев, адвокат, ХПГ: «Сам Ушаков написал очень подробно написал описание этих пыток, которые с ним происходили, я читал, я скажу я все время всем этим занимаюсь, даже мне было трудно читать, потому что подробно - это энциклопедия пыток, технология пыток, ну все известные специалистам эти методы - слоник, противогаз, это все было использовано в одном этом эпизоде, деле. В конце - концов от него получили признание».
Дело Ушакова стало одним из тех, когда даже в прокуратуре не усомнились - пытки были. Остались следы побоев. Ушаков был освобожден из-под стражи, к нему приставили охрану, а в отношении задержавших его правоохранителей открыли уголовное производство. Однако дальше, рассказывает адвокат Геннадий Токарев, дело приобрело совсем неожиданный поворот: в свой профессиональный праздник правоохранители ворвались в прокуратуру, силой забрали Ушакова, который давал показания, привели в райотдел и потребовали написать заявление, о том, что он, якобы, не имеет к ним претензий. Сейчас в прокуратуре не комментируют, почему тогда они не отреагировали на действия милиции и согласились после с передачей дела в суд. Оно неоднократно проходило несколько инстанций, после чего Ушакову все же был вынесен обвинительный приговор - 14 лет лишения свободы. Три года назад, не найдя справедливости на национальном уровне защитник обратился в Европейский суд по правам человека, и Международная инстанция в рекордные сроки подтвердила - права Сергея Ушакова на справедливый суд и на неприменение пыток были нарушены.
Ему присуждено 9 тысяч евро компенсации, а также дано право на то, чтобы его уголовное дело было пересмотрено. Что касается наказания милиционеров, которые пытали мужчину, несмотря на многочисленные жалобы и заявления, добиться возобновления расследования не удалось, говорит Токарев. Более того, по его данным, один из оперативников, который издевался на Ушаковым и раньше уже проходил обвиняемым по такому же делу, но и тогда вышел сухим из воды, и сейчас продолжает работать в харьковской милиции. Поэтому говорит правозащитник, надеться на то, что в ближайшее время проблема пыток в Украине будет искоренена, не стоит. Свидетельство тому, недавнее задержание бойцов «Торнадо», которые были явно избиты во время взятия под стражу.
Геннадий Токарев, адвокат, ХПГ: «Практически все из этих нескольких человек были подвергнуты незаконному физическому насилию, если не момент так называемого расследования, то время задержания. Следы, которые на них, а не соответствуют понимаю того, какие могут остаться следы даже если бы человек оказывал сопротивление при задержании. Поэтому это явление никуда не делалось, и так сказать для правозащитников остается еще поле деятельности на долгое время».
Чаще всего, говорит адвокат, людей продолжают пытать при расследовании тяжких преступлений, потому что если преступник не пойман «на горячем», найти его правоохранителям уже будет сложно. Хотя законодатель и пытается изменить систему - введение нового процессуального кодекса лишило оперативников долгого общения с задержанными, а явка с повинной перестала быть доказательством в суде.
- Информация о материале
Хто і як сьогодні змінює Конституцію України? Який зв’язок між цими нововведеннями та ключовими реформами в державі? Про це Тижню розповів експерт із конституційного та адміністративного права, голова правління Центру політико-правових реформ Ігор Коліушко
Про маніпуляціїз Конституцією. Про необхідність змін до Основного Закону більшість політикуму України заговорила 2007 року. Доти їх вносили у 2004-му: передбачено було створення парламентсько-президентської форми правління та обмеження повноважень президента. Та фактично вони стали результатом спекулятивного використання моменту. Тоді одним треба було змінити закон про вибори глави держави, а другим — позбавити майбутнього лідера великих повноважень, бо вони ці вибори програвали. Відтак внесення змін до Конституції відбулося швидко й неякісно — як за змістом, так і за процедурою.
У 2010-му КС визнав цей законопроект неконституційним, відтак Основний Закон змінили за його рішенням. Зроблено це було всупереч Конституції, хоча судді перестрахувалися: рішення сформульовали таким чином, щоб не казати про повернення Конституції 1996 року. Натомість була фраза, що зміни 2004-го є неконституційними, а тому всі державні органи мають ужити відповідних заходів для приведення актів законодавства у відповідність до цього рішення. Тодішній міністр юстиції Олександр Лавринович і всі решта, хто відповідав за правову сферу, відразу скористалися приводом і змінили Основний Закон. Оскільки процес відбувався з порушенням процедури, це давало підстави для визнання рішення неконституційним у майбутньому. В перспективі можна було б повернутися до редакції 2004 року: там було чимало поганого, але й один хороший момент: президент не має права одноосібно звільнити прем’єр-міністра.
Про історію змін. У роки президентства Януковича за підготовку змін Основного Закону відповідала Конституційна асамблея. Вона готувала їх концепцію щодо низки питань: різні робочі групи працювали над децентралізацією, реформою прокуратури, судової системи, удосконаленням вищих органів державної влади. Політики в розробці цих нововведень участі майже не брали: депутати не ходили на засідання ані Асамблеї, ані її робочих груп. Тоді такій групі вдалося відобразити в концепції змін до Конституції практично всі згадані реформи, окрім прокуратури: ані ліквідацію розділу про цей орган в Основному Законі, ані радикальні його зміни не підтримали. Утім, концепцію так і не було затверджено. Її завершили готувати в листопаді 2013-го, а засідання КА мало відбутися 6 грудня. 2 грудня частина експертів, зокрема і я, вийшли з Асамблеї на знак протесту проти побиття студентів. І зрештою засідання було скасоване, бо затвердження концепції так і не відбулося.
У період Євромайдану всі розуміли, що чинна Конституція — це інструмент узурпації повноважень Януковичем. Саме для того він змінював її в такий неприродний спосіб — через рішення КС і дальше тлумачення цього рішення міністром юстиції та іншими посадовцями, фактично без участі Верховної Ради. Тому точилося багато розмов про те, що однією із цілей революції повинні стати зміни в Основному Законі.
Але в цьому питанні сформувалися два підходи: хтось виступав за те, щоб готувати новий законопроект про зміни й подавати його у парламент відповідно до процедури. До слова: тоді стосовно цього був широкий консенсус серед фахівців (науковців і політиків). Другі, насамперед деякі публічні діячі, вирішували іншу проблему: вони вважали, що з революції треба рано чи пізно виходити через якусь домовленість. Однією з її складових має бути зміна уряду. За Конституцією редакції 1996 року домовитися з Януковичем про таке було неможливо: він мав повноваження будь-коли розпустити уряд, звільнивши прем’єра. Отож пропоновано було найпростіше: визнати, що рішення КС 2010 року ухвалено з перевищенням повноважень. Власне цей варіант і затвердили як елемент домовленості між протестним Майданом в особі політичних лідерів та владою 20 лютого 2014 року за посередництва міжнародних представників. І потім його реалізували, незважаючи на втечу Януковича.
Одначе тоді всі — і політики, і громадськість — закликали готувати законопроект про внесення змін до Конституції негайно. Зміни стосувалися забезпечення децентралізації влади, реформи судової системи та прокуратури, а також удосконалення моделі відносин президента, парламенту й уряду в межах змішаної парламентсько-президентської республіки. Мета останнього — не стільки якимсь чином обмежувати повноваження президента, скільки чітко виписати їх в Основному Законі, щоб уникнути двозначностей, якими маніпулювали у 2008–2009 роках під час конфліктів між Ющенком і Тимошенко.
Про роботу над Конституцією після Майдану. Відразу було створено громадську робочу групу з тих, хто найактивніше працював у Конституційній асамблеї, та узгоджено пропозиції до такого потенційного законопроекту. Експерти виступали із трьома тезами. Перше: щоб конституційна реформа була успішна, треба подавати її в той момент, коли відчиняється вікно можливостей, і робити це дуже швидко. Друге: законопроект про зміни має бути юридично професійно підготовлений, із залученням фахівців. Третє: зміни слід подавати як поступку влади суспільству, а не ініціативу, скажімо, президента. Тим часом Верховна Рада створила свою робочу групу на чолі з Русланом Князевичем. Співпраці із громадськістю вона не організувала.
Президент Порошенко змарнував майже рік: аж у квітні 2015-го він створив Конституційну комісію. Та виявилася дуже великою, хоча не включала нікого з тих, хто боровся, скажімо, за децентралізацію в попередні роки. Перед комісією стояло завдання підготувати три законопроекти: щодо децентралізації, судової реформи, вдосконалення прав людини. Про реформу вищих органів влади вже не йшлося. Відповідно в КК створили три робочі групи. Та, що відповідала за децентралізацію, наприклад, врахувала попередні здобутки експертів у цьому питанні, доопрацювала їх і подала Петрові Порошенку більш-менш коректний законопроект. А судова — збиралася в Адміністрації президента, дискусії тяглися дуже довго, було багато розмов, але мало результатів, бо там домінували судді, а модерував процес представник Банкової.
Про децентралізацію. У квітні 2014-го Кабмін затвердив принципи реформи децентралізації — Концепцію реформи місцевого самоврядування і територіальної організації влади.
Перший її етап: необхідно провести адміністративно-територіальну реформу громад. У результаті цього мають з’явитися дієздатні громади, яким можна передавати весь необхідний обсяг повноважень і фінансів під їхню відповідальність. Без змін до Конституції реалізовувати цю реформу можна виключно на основі закону про добровільне об’єднання громад. З одного боку, це дає певний перехідний період на те, щоб громадяни включились у процес. І за останні півтора року справді відбулися надзвичайно корисні трансформації: люди побачили живі гроші на своїх рахунках у сільрадах, нове шосе чи школу в сусідів і зрозуміли, що це, виявляється, реально. Сьогодні новостворені громади вчаться, нехай навіть на помилках, і показують іншим, як іти цією дорогою. Паралельно вдосконалюється законодавство про об’єднання та місцеве самоврядування. Утім, добровільно об’єднатися всім іще в жодній країні не виходило. Тож держава мала б дати кілька років на власну ініціативу громадам, а відтак завершити реформування адміністративно-територіального устрою ухваленням відповідного закону. Але без змін у Конституції це неможливо.
Друге: у Основному Законі прописані існування й повноваження місцевих державних адміністрацій. Тож реформувати їх наразі ми не можемо. Таким чином, децентралізація сьогодні відбувається тільки на базовому рівні. Але РДА, які залишаються, унеможливлюватимуть розвиток сільських рад: ті не стануть самостійними. Тому загалом без змін до Конституції цю реформу в повному обсязі не провести.
Крім того, на етапі підготовки законопроекту про зміни щодо децентралізації експерти й Конституційна комісія хотіли уникнути будь-яких неоднозначностей, дискусій. Однак після внесення його президентом до ВР нечіткі моменти таки з’явилися. Наприклад, додалися пункти про префектів: вони забезпечують здійснення державних програм, а також здійснюють інші повноваження, визначені законом. І це не єдиний приклад.
Про вибори в ОРДіЛО. Але найважливіша зміна та, що президент додав п. 18 перехідних положень: про те, що особливості місцевого самоврядування в певних районах Донецької та Луганської областей регулюються окремим законом. Ця фраза збігалася з назвою відповідного Закону «Про особливий порядок місцевого самоврядування в окремих районах Донецької та Луганської областей» від 16 вересня 2014 року, тож багато політиків відразу запідозрили, що йдеться про спробу легалізувати саме цей документ, хоча він був неконституційний і не діяв. А ця фраза могла зробити його таким, що відповідає Конституції. Відтак уся дискусія щодо законопроекту про децентралізацію звелася до вкрай емоційного обговорення в дусі «зради» й «перемоги», а не до дебатів про власне положення реформи. Зрештою ситуація настільки загострилася, що призвела до людських жертв 31 серпня 2015 року. Це була непорядність обох сторін: вони фактично далеко відійшли від змісту законопроекту, говорили що хотіли, не посилаючись на його зміст. І, закономірно, завершилось усе тим, що голосів на його ухвалення у ВР досі немає. Далі замість того, щоб учинити конституційно — внести зміни до законопроекту й відправити його до КС на повторний висновок, депутати вирішили діяти явно протилежним способом: звернулися до КС, щоб той розтлумачив значення «наступної чергової сесії».
Тут пам’ятаймо і про зовнішній аспект: ніхто з експертів не знає, як відбувалися мінські переговори і що обіцяла українська сторона. В оприлюдненому як їх результат у лютому 2015 року переліку вимог справді є п. 11, де записано, що Україна повинна внести зміни до Конституції. До цього пункту існує примітка, де обговорюється власне те, що в них має бути. І ці пункти повністю повторюють закон про особливості місцевого самоврядування в ОРДіЛО від 16 вересня 2014 року, який приймали на закритому засіданні ВР із вимкненим табло (це прецедент у нашій історії). Із правового погляду такий пункт нікчемний: ніхто не має права взяти зобов’язання вносити зміни до Конституції за український народ. Але тоді президент запропонував законопроект про децентралізацію зі своїми змінами й почав усюди говорити, що ми цим виконуємо мінські угоди. Відтак лунали запитання іноземних посадовців: яка ситуація із законом про виконання мінських домовленостей? Доводилося пояснювати різницю між децентралізацією, тими угодами та змінами до Конституції. Але як наслідок — усе це дуже нашкодило. Ми фактично втратили реформу децентралізації такою, як вона мала бути. І піддаємося Путіну, який веде війну проти наших реформ і можливості розвиватися, інтегруватись у європейську спільноту. А не провівши сьогодні децентралізацію на тій території, де спокійно (на Донбасі такої можливості немає), ми фактично унеможливлюємо або гальмуємо наш розвиток.
Про судову реформу. Зміни щодо неї узгоджували й готували дуже довго, але цей закон не був пов’язаний із мінськими домовленостями, тож мав трохи щасливішу долю. За змістом він виявився доволі компромісний: там багато напрацьованого й підтриманого експертами. Чимало змін справді покращують Конституцію, хоча деякі моменти можна було прописати ще досконаліше. Але водночас з’явилися речі, які завжди бачилися неприйнятними. Насамперед монопольне становище адвокатів не тільки у кримінальному, а й у цивільному та адміністративному процесах. В українських умовах це породжує дуже багато проблем: утруднює доступ громадян до правосуддя, адже тепер особі в судовому процесі (яка не є юристом, тож не може захищати себе сама) треба буде завжди наймати адвоката. Те саме стосується органів державної влади. Замість того щоб їх представляли штатні юристи, які відповідають за підготовку актів, оскаржуваних у суді (і доводили свою правоту: що не переступали закону під час підготовки відповідного акта), державні органи теж мають наймати захисників і оплачувати їхні послуги з держбюджету. Навіщо це робилося? Схоже на відверте лобіювання адвокатських доходів.
Інший ганебний момент: на три роки унеможливлено ратифікацію Римського статуту Міжнародного кримінального суду. Хтось стверджує: якби Україна його ратифікувала, то відкрила б шлях до якихось зловживань. Але ж ми самі звертаємося до МКС із закликом розслідувати злочини Росії на Донбасі. І тут нас запитують: «Чи ви хочете, щоб розслідували тільки її злочини?» Адекватних пояснень усьому цьому немає.
Законопроект про зміни до Конституції в частині прав людини напрацьовується. Утім, його й на обрії поки що не видно.
Загалом усе сказане ілюструє хаотичність змін до Основного Закону сьогодні. Процес відбувається, але бачиться радше ситуативним, ніж таким, що має стратегічне бачення й чітку мету. Крім того, нашим політикам з усіх таборів властиво намагатися використати реформування Конституції виключно у своїх корпоративних інтересах. А коли це не вдається, вони стараються заблокувати нововведення. Бо ж про інтереси суспільства, громадян думати не звикли.
- Информация о материале
Роль Министерства финансов является ключевой для функционирования большинства сфер жизнедеятельности любой страны. В Украине — и подавно, учитывая огромную — более чем 45-процентную — долю расходов госсектора в экономике. Нынешнему министру финансов Александру Данилюку в наследство от предшественницы Наталии Яресько досталась и роль главного переговорщика с Международным валютным фондом, за которым — и остальные международные кредиторы и доноры. Надеждам на ожидаемое в нынешнем месяце выделение долгожданного транша МВФ еще предстоит реализоваться, но успехи — даже ситуативные — окрыляют, и министр все более уверенно заявляет о том, что подконтрольное ему ведомство из «министерства бухгалтерии» должно превратиться в пушера всех ключевых реформ в стране. И обещает принципиально изменить подходы к формированию государственной сметы, повысить бюджетную дисциплину, дать толчок многим другим реформам. Утверждает, что готов к откровенному диалогу с обществом о неприятных, но необходимых изменениях и не будет скатываться в популизм.
Однако вызовов перед Минфином масса: расходная часть государственного бюджета растет изо дня в день, а поступления в доходную, напротив, замедляются. При этом сам Минфин в Бюджетной резолюции декларирует снижение дефицита госсметы до 2,3% ВВП в 2019 г. В таких условиях очевидно, что без сокращения расходов, изменения подходов к бюджетированию, реформирования системы социальных выплат и пенсий этот показатель, как и многие другие, недостижим. О том, сможет ли г-н Данилюк реализовать свои намерения, а Министерство финансов — взять на себя функции рулевого структурных трансформаций в Украине, ZN.UA и поговорило с главным государственным финансистом.
— Александр Александрович, на какой стадии согласованиемеморандума с МВФ? Как фонд оценивает выполнение Украиной требований, темпы реформ? И кто все-таки слабое звено: парламент, правительство или НБУ?
— Мы заканчиваем согласовывать последние технические детали. Тот факт, что мы достигли соглашения на техническом уровне, и то, что в ближайшее время подписываем меморандум, говорит сам за себя.
Здесь нет слабых звеньев. Мы все работаем достаточно тесно с фондом, это коллективный труд. Парламент в переговорах не участвует. Главные роли играют правительство, в основном в лице министра финансов при поддержке премьер-министра, а также Национальный банк. И, естественно, при политической поддержке президента.
— Да, но парламент не принимает законы, приоритетные для фонда…
— Это законы, приоритетные не для МВФ, а для Украины. Это наша украинская программа реформ, которая создавалась и утверждалась в том числе парламентом. Парламент сформировал коалицию, выбрал правительство и согласовал его политику и в том числе реформы, которые легли в основу программы с МВФ. Поэтому у нас с Верховной Радой конструктивное взаимодействие, и нужные законы принимаются. Это общая ответственность. Так, недавно был принят закон о финансовой реструктуризации, перечне объектов, которые не подлежат приватизации, об управлении объектами коммунального и госимущества, об исполнительном производстве, а также об органах, которые исполняют судебные решения.
— Когда будет согласован меморандум?
— Вопрос нескольких дней. Мы рассчитываем, что голосование исполнительного совета МВФ состоится в середине июля. Мы ориентировались на эти числа и ранее, сейчас ничего не изменилось.
— А каким будет размер транша? Существуют разные мнения, например, что третий транш будет сокращен до одного миллиарда, что расписание кредитов от МВФ будет меняться…
— Каким будет размер транша и будет ли меняться график — это решения МВФ. Они и только они их принимают. Предварительно планировалось 1,7 млрд долл., но стоит учесть, что из-за политической нестабильности сотрудничество было заморожено, и был практически потерян целый год. Для нас критична не столько сумма, сколько процесс реформирования и пребывание в графике МВФ. Это важно для внешних инвесторов, также к этому привязаны другие кредиты. Это мощный сигнал для инвесторов, а без инвестиций экономика не запустится.
— Есть ли у Украины шансы получить три транша до конца года? Насколько это вероятно с учетом нашего прошлого опыта? Последний транш мы получили в августе прошлого года.
— Конечно, есть. И это наш план. Да, у нас был длительный, почти год, перерыв в сотрудничестве с МВФ. И моей основной задачей как уполномоченного переговорщика является возвращение к активному сотрудничеству с МВФ. Меня полностью в этом поддерживают и премьер-министр, и президент. Мы возобновили взаимодействие, и это — четкий сигнал от МВФ, что они поддерживают наши планы и действия. Дальше будем двигаться по графику, согласованному с фондом. Нынешнее правительство действует решительно для его реализации.
— Проблемы могут возникнуть на каждом шагу…
— Да, проблемы возникнуть могут. Но правительство для того и работает, чтобы их решать. Но главное для нас — выполнять нашу программу реформ и, наконец, укрепить экономику страны. Поэтому мы получим три транша до конца года.
— Была такая версия, что изменение суммы третьего транша — это способ давления на украинский парламент в конце года. Мол, тогда четвертый транш будет больше, что позволит в ходе бюджетного голосования и принятия реформ, скажем так, эффективнее мотивировать парламентариев большей суммой, которую Украина может потерять.
— Я не поддерживаю такую интерпретацию. Правительство не использует транши МВФ как способ давления на Раду. Нам это не нужно, и это не наш подход. У нас конструктивные отношения с парламентом. А МВФ тем более таким не занимается.
— Думаю, вы помните историю с «Меморандумом Ляшко»…
— Скажу честно, когда этот ложный меморандум появился, я его даже не смотрел, принципиально. Это априори был фейковый документ. У нас процесс работы с МВФ не прекращается ни на день, и до согласования мы меморандум не публикуем. Это правило, которое строго соблюдается всеми сторонами.
— Конечно, все понимали, что всерьез это воспринимать не стоит. Любопытно другое — многие озвученные Ю.Тимошенко и О.Ляшко пункты соответствуют действительности и не секрет для многих (повышение пенсионного возраста, отмена пенсионных льгот, открытый рынок земли), но общественность их восприняла весьма бурно. Не кажется ли вам, что это неплохой маркер непонимания обществом того, что сейчас происходит в государстве? Вы готовы открыто говорить с населением о непопулярных переменах?
— Согласен, есть темы, вопросы, которые уже давно обсуждаются, но общество, тем не менее, реагирует на них, как бык на красную тряпку. Я готов не только открыто об этом говорить, но и сделать это. Эти перемены нужны для того, чтобы наконец изменить страну. Мы говорим о том, что нам нужна по-настоящему справедливая пенсионная система, и в итоге мы должны к ней прийти.
Наша задача — сбалансировать Пенсионный фонд, у которого, например, есть затраты, никак не связанные с пенсионной системой. И этот его пугающий дефицит отчасти раздут искусственно. Для того чтобы его сбалансировать, можно использовать разные подходы, возможно, искать несколько решений. И нам необходимо будет находить эту правильную комбинацию, которая позволит достичь баланса. Ведь если мы не сбалансируем Пенсионный фонд, то ставим под угрозу выплаты пенсий в будущем.
— Вице-премьер Розенко заявлял, что меморандум все еще не согласован именно из-за вопроса повышения пенсионного возраста.
— Это не совсем так. Мы обсуждали подходы к пенсионной реформе и рассматривали разные способы ее реализации, естественно, стараясь выбрать наименее болезненный вариант для граждан. Но были и другие, стратегические, вопросы, обсуждавшиеся с МВФ. И мы достаточно быстро пришли к общему пониманию того, как это должно происходить в целом, но уже детализация заняла некоторое время.
— Какой сейчас дефицит Пенсионного фонда?
— Запланировано — 145 млрд грн.
— Что говорит МВФ по поводу такого дефицита?
— Этот дефицит предусмотрен бюджетом. У нас полное взаимопонимание с МВФ на этот счет. Для нашего правительства выплата пенсий в полном размере и социальная защита граждан очень важны, поэтому Пенсионный фонд получит нужное для этого финансирование.
— А со следующего года начнется пенсионная реформа?
— Какие-то ее элементы будут внедряться. Но нам нужно комплексное решение. Мы сейчас начали бюджетный процесс, Пенсионный фонд — это интегральная составляющая бюджета. В рамках этого будем анализировать его работу, затраты, учитывать множество факторов.
Я не люблю точечные методы. Когда ты принимаешь ситуативное решение, его либо обходят, в результате чего бюджет заплатит в два раз больше, либо противостояние в обществе накаляется до такой степени, что это решение отменяется. Нужен комплексный подход, система, позволяющая людям ощущать, что они защищены. Вот это важно.
Но для этого надо снизить уровень популизма, меньше бросаться колкими фразами, перестать играть на публику, а просто сесть и поработать. Потому что мы обязаны предоставить нашим гражданам нормальные пенсии, а не лозунги. Если в перспективе система нестабильна, какие бы точечные решения мы ни нашли, мы будем продолжать финансировать неэффективные затраты, а дефицит будет продолжать расти. Откуда берутся деньги? От налогоплательщиков. Это не вариант.
— А какие варианты вы предлагаете?
— Мы расплачиваемся за нашу неэффективность в прошлом. За счет чего мы финансировали все эти многочисленные социальные выплаты? За счет низкого экономического роста и за счет внешних заимствований. Мы лучше многих знаем, что любой популизм в итоге сказывается на бизнесе: экономика сворачивается, инвестиций нет, рабочие места сокращаются. Любой здравомыслящий человек это понимает. Экономика работает по своим законам. Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда. Зачастую «процветание прошлых лет», к сожалению, финансировалось за счет внешних заимствований или внешних льгот, например на газ. За злоупотребления и популизм платили и платят налогоплательщики.
Теперь мы должны справиться с этими перекосами в экономике, и в пенсионной системе в том числе. Мы должны защитить наших граждан, обеспечить их достойными пенсиями. А пенсионная система в итоге должна соответствовать абсолютной справедливости, когда пенсионные выплаты соответствуют внесенным взносам. В этом и состоит «справедливость, за которую нужно бороться».
— Есть группа экспертов, которые предлагают отменить ЕСВ вообще и пенсии выплачивать напрямую из бюджета. Как вы относитесь к этой идее? Готов ли Минфин заменить Пенсионный фонд?
— Да, есть такой вариант, но мы его поддерживать не будем. Логика предложенного варианта следующая: поскольку, как, собственно, и в нашем случае, дефицит Пенсионного фонда составляет больше половины от всех его расходов, получается, что государственный бюджет де-факто уже финансирует пенсионные выплаты. Но это лишь один из вариантов. Мы идем путем стабилизации солидарной системы и Пенсионного фонда. Если выплаты осуществлять напрямую из госбюджета, они там потеряются, размоются, мы не будем видеть полной картины, не будем понимать, все ли делаем правильно. Все-таки стоит сохранить Пенсионный фонд и стабилизировать его. Это позволит в большей мере защитить граждан.
— Как вы его планируете стабилизировать?
— Мы должны достичь баланса Пенсионного фонда. Например, есть расходы, которые ему не свойственны, не соответствуют его функциям, нужно их передавать из фонда.
— Дефицит Пенсионного фонда спровоцирован снижением ЕСВ. Компенсатором должна была бы быть детенизация, но надежды на нее не оправдались. Минфин как оценивает, все ли возможное делает Государственная фискальная служба для того, чтобы детенизировать экономику?
— Не все. Любое снижение ставок с расчетом на детенизацию — это определенный аванс со стороны государства. И риск, безусловно. Конечно, необходимо все делать для того, чтобы этот риск перекрыть. И ГФС должна была бы очень четко сработать и ускорить выход экономики из «тени». Пока детенизация проходит не теми темпами и не в тех объемах, которых мы ожидали. Мало просто снизить ставки. Нужно создать условия, при которых бизнесу будет выгодно показывать реальные зарплаты и доходы, условия, при которых бизнес может развиваться. Это наша цель.
— В рамках налоговой реформы поднимается вопрос, который также может отразиться на бюджетных поступлениях, в частности — введение налога на распределенную прибыль. Как вы относитесь к этой инициативе? Это, конечно, не снижение ЕСВ, но тоже потенциальная дыра в бюджете.
— Я полностью поддерживаю создание благоприятной среды для бизнеса. И априори всегда открыт к новым подходам. Мы работаем над этим вопросом вместе с экспертами и представителями парламентского комитета. Ключевым фактором будет баланс положительного влияния на бизнес и фискального эффекта.
— А что думает Министерство финансов по поводу повышение минимальной заработной платы?
— Мы поддерживаем поднятие минимальной зарплаты. Это повысит уровень жизни, а также будет способствовать детенизации. Точная сумма сейчас рассчитывается. Важно и то, что с МЗП связаны многие нормы в разных сферах, и мы планируем их гармонизировать.
— Реформа ГФС — ваш приоритет?
— Да. Следующий. Приоритетов не может быть десять одновременно. Сейчас для меня приоритетным является завершение переговоров с МВФ, которые критически важны для страны. Следующий приоритет — реформирование фискальной службы и таможни.
— Вы были в комиссии, которая вела расследование против Белоуса, должны хорошо понимать претензии к фискалам. Вы чувствуете, что служба у вас в подчинении?
— У меня тоже есть вопросы к ГФС. Мы уже утвердили основные требования к улучшению работы службы в новых KPI, отражающих ожидания бизнеса. Сейчас важно их четко оцифровать, чтобы они были стимулирующими для ГФС. Выполнение КРІ и будет основной оценкой деятельности ГФС. Точка.
— В чем будет заключаться реформа ГФС? Там в действительности уже год реформа идет, пока дальше сокращения штата они не продвинулись.
— Мы проведем реформу ГФС по примеру реформы полиции. Основа всего — обновление кадров и привлечение молодых и мотивированных людей. Мы дальше сократим штат, введем полностью прозрачный отбор новых людей по открытому конкурсу. При этом уменьшим человеческий фактор, введя новые IT-системы. Ликвидируем налоговую полицию.
— У вас есть возможность сверстать бюджет как положено. Для вас первичной будет доходная часть?
— Однозначно — доходная. Потому что, если мы отталкиваемся от расходов, то начинаем подгонять под них доходную часть, рисовать нереалистичные планы поступлений, потом искать средства, чтобы перекрыть дефицитные статьи…
— Мы именно так живем десятилетиями…
— Ну и где мы находимся? Как бы сложно это ни было, но бюджет следующего года должен быть максимально реалистичным. Мы должны быть честными друг перед другом. Это сейчас критически важно для армии, для реформы образования, для медицины. Мы должны понимать, какая у нас перспектива, куда мы движемся, что можем себе позволить, а что нет. Нельзя делать реформу, не понимая, будут ли у нас на нее деньги. Поэтому в бюджете нового года первичными будут доходы, а производными — расходы. Будем привыкать к правильному бюджетному процессу.
— Сначала нужно это сделать. А сделать будет сложно с учетом растущих расходов на пенсии, субсидии, зарплаты, очередные налоговые реформы...
— Да, это сложно сделать. Но эта команда тем и отличается, что мы делаем сложные вещи.
— Речь о том, что существенная часть бюджетных расходов — социалка. Сокращать ее финансирование, отказываться от этого будет очень сложно. Необходимо будет преодолеть колоссальное сопротивление.
— Тут очень важно повышение эффективности социальных расходов, ведь денег часто выделяется более чем достаточно, но они расходуются неэффективно. В результате люди не всегда чувствуют результат. Поменять это будет сложно. Но я рассчитываю на понимание и сотрудничество, потому что иначе никак не получится. Только так правильно и не иначе. Если мы не начнем работать по-честному, как люди смогут доверять власти?
— Темпы налоговых поступлений не радуют. Секвестр близок? Чем будем жертвовать и ради чего?
— Сейчас нет причин говорить о секвестре. Мы планируем решить вопрос с налоговыми поступлениями за счет улучшения работы ГФС. Это означает не дополнительное давление на бизнес, а наоборот, решение проблем внутри самой ГФС, что поможет увеличить доходную часть.
— У Минфина традиционно напряженные отношения с Минсоцполитики. Сейчас добавился профильный вице-премьер и министр по делам внутренне перемещенных лиц. Вам стало проще работать?
— Все определяет бюджетный процесс, именно он провоцирует напряжение. Как только нам станет понятно, какие могут быть доходы, мы начнем обсуждать расходы. Вот на этом этапе чаще всего и возникают конфликты. Потому что дальше, когда бюджет уже сверстан, претензий быть не может, мы ведь уже договорились, сколько и кому будет выделено денег. Конечно, при условии, что соблюдается бюджетная дисциплина.
Это нормально, что к Минфину не очень хорошо относятся другие ведомства. Это означает, что мы умеем говорить «нет», когда нужно. И отказываем не потому, что мы плохие, а потому, что нет источников, деньги взять негде. С профильными же министрами текущего состава у нас полное взаимопонимание. Мне работается комфортно. И я уверен, что им тоже комфортно. Главное — работать на результат.
— Минфин делает работу за Минсоц. Минфин берет под контроль налоговую. Может ли Министерство финансов заниматься вообще всем?
— Министерство финансов Украины — одно из самых слабых среди министерств Европы. Традиционно в мире это очень сильная институция. Просто в Украине, к сожалению, его сначала превратили в министерство бюджета, а потом, когда перевернули с ног на голову бюджетный процесс, в министерство бухгалтерии. Смогу ли я за время своей каденции это изменить? В моих планах сделать это. Считаю, что в нынешних условиях нам необходимо очень сильное Министерство финансов. Без этого мы не будем развиваться. И это доказано на примере других стран.
- Информация о материале
Депутати Харківської міськради планують на сесії 6 липня надати дозвіл обслуговуючому кооперативу «ЖБК «Пролісок-2016» на розробку проекту землеустрою щодо відведення земельної ділянки зі зміною цільового призначення площею 0,3465 га.
Про це стало відомо з проекту рішення сесії міськради, який є у розпорядженні «Харківського антикорупційного центру».
Кооператив планує отримати дозвіл на розробку документів, які дозволять у подальшому безкоштовно отримати цю земельну ділянку на перехресті між просп. Архітектора Альошина та просп. Індустріальним для будівництва та обслуговування житлових будинків у власність.
Цікаво, що планується змінити цільове призначення цієї ділянки, адже зараз ця земля знаходиться в межах «червоних ліній» без права забудови.
Ця земельна ділянка знаходиться у районі ХТЗ поряд з земельною ділянкою, яку безкоштовно для забудови отримав ОК «ЖБК «Житлобуд-1».
ОК «ЖБК «Пролісок-2016» було зареєстроване лише 3 червня 2016 року на вул. Полтавський шлях,37.
Засновниками вказані Олександра Давидова, Ольга Коліверда, Єгор Посєвін, Кристина Сорочинська, Михайло Табулін.
- Информация о материале
Страница 399 из 1561
