"Донбасс Донбасский!" Эта надпись на стене одного из зданий, кажется, в Дружковке, резко выделялась среди прочих образчиков политического граффити в Донецкой области. Увидел такой лозунг лишь раз. Хотя, наверное, он наиболее точно отображает настроение тамошних жителей.

"Те, що між нами, — стіна?"

Раздолбанные автобусные остановки раскрашены в цвета т.н. ДНР (Донецкой народной республики) и украшены зазывным "Донбасс вставай!". Начертанное на хмуром заборе героическое "Свободу Губареву (арестованному "народному губернатору" Донетчины. — Прим. авт.) и патриотам!" резко оттеняется приземленным "Свалка мусора запрещена". "Донецк — Русь!" соседствует с "Донбасс — это Украина", "Донбасс против федерастов" — с "Фашизм не пройдет!". Тризуб на школьном заборе в Краматорске — в нескольких сотнях от распоротого пополам билборда "Страна едина, нация неделима". В небольших городках можно встретить не только "Яценюк г…н", но и "Путин х…о". Одним словом, полный плюрализм мнений, хотя антиукраинского в "наскальном" творчестве все же несколько поболе, чем проукраинского.

Стены воюют. Живущие за ними, в массе своей, воевать не хотят. В украинских военных видят не защитников, а угрозу своей безопасности ("Пусть уходят, сами разберемся!" "Зачем эти танки, в нас стрелять? За что?"). Десантников и гвардейцев, периодически видят и рефлекторно боятся. Как опасных чужаков. В российских военных угрозы не видят ("Они в нас стрелять нас не будут!" Они же братья!", "Ну и что, придут и уйдут!", "Они что, Донбасс будут завоевывать? Да никогда!"), потому что их как бы и не видят. Увидеть вояк соседней страны в вооруженных людях, уютно расположившихся в Славянске и обосновавшихся в краматорской мэрии, не хотят ("Та ну, это наши!", "Это вам в Киеве мозги промыли!"). Сами признаются, что смотрят, практически, исключительно российское ТВ, но при этом охотно критикуют украинское ТВ, которое не смотрят. Смело выдают за лично виденное то, что, как оказывается потом, услышали от кого-то ("Расстреляли семью на блок-посту…", "Ограбили подчистую…", "Да, они там все обкуренные, эти гвардейцы…", "Правый сектор в Славянске убивает женщин…", "Мне друг рассказывал, он врать не будет…"). Жалуются, что "Донбасс не слышат", но при этом в спорах предпочитают не слышать аргументов, не вписывающихся в их понимание происходящего. Речь, конечно, не обо всех. Говорю о большинстве из лично увиденных и услышанных в ходе непродолжительной командировки на Донетчину.

Я поехал туда не за новостями, не за откровениями. За два дня ответов не найдешь, всего не увидишь, всех не поймешь, никого не переубедишь. Скорее, отправился за ощущениями.

Посмотреть, подышать, послушать, впитать. "Это тот же Майдан, но с другими лозунгами…" Так или нет? Хотя бы на уровне впечатлений…

Хотя, нет, немного покривил душой. На один вопрос хотелось получить нечто вроде версии ответа. "Где начинается Родина?" Не такой уж праздный вопрос, кстати. Спрашивал самых разных знакомых, готовы ли они защищать Отчизну? Присутствие агрессора в каком именно месте вызовет желание поменять диван на окоп. Само собой, в ответах фигурировали родные края. Вполне естественно, Киев. Еще — Чернигов, Винница, редко — Харьков. Донбасс не упоминался ни разу. Может быть напрасно?

"Вез недавно одного. Сказал, что из Белой Церкви. Говорит, приехал Украину защищать". В словах немолодого таксиста не было ни осуждения, ни одобрения. Скорее неразрешимые сомнения.

Мир лениным, война дворцам

Кафе на краматорской улице с пафосным названием Дворцовая и логично упирающейся в улицу имени XIX партсъезда. Три чопорные крашеные блондинки бальзаковского возраста под пиво лениво обсуждают последние политические события. В частности, возможный завтрашний штурм соседнего Славянска. (На следующий день в Славянске действительно начнется заваруха. И я до сих пор не знаю: то ли в Краматорске хорошо работает уличная разведка, то ли в государстве плохо работает контрразведка). "Сколько уже эта война, я еще ни одного танка не видела…", — жалуется одна из дам. "Это были не танки, а БМД. Боевые машины десанта…", — назидательно ответствует другая.

Специфическая военная лексика активно и незаметно становится общеупотребительной. Тамошние знакомые утверждают: словами и словосочетаниями вроде АТО, ДШБ или "АК сотой серии" пользуются не только мужики с армейским прошлым, но и тети в кассах на автовокзалах, официантки в придорожных генделыках, и проводницы в поезде "Донецк—Киев". Не удивлюсь, если в обозримом будущем жители Донбасса обучатся на слух отличать "корову" Ми-8 от "крокодила" Ми-24.

Слово "война" употребляется нечасто, и не вполне по делу. Под ним понимают весь массив нахлынувших разнокалиберных неприятностей. Например, блок-посты. "Официальные", с бетонными блоками (куда по ночам влетают не ожидающие подвоха машины) и скучающими милиционерами в брониках и с АКСУ. И "сепаратистские", как правило, достаточно потешные, порою представляющие собой бестолково набросанные покрышки, украшенные разноцветными флагами. На одном насчитал их полтора десятка (российские триколоры, знамена ДНР, "штандарты" Донецкой области, остальные идентифицировать не смог). Людей на этом "блоке" было намного меньше, чем флагов. Парочка куривших мужиков в светоотражательных жилетах и спортивных штанах — зрелище достаточно колоритное, но не слишком впечатляющее. Хотя есть "точки" и пожестче. С решительно настроенными парнями с охотничьими ружьями, притороченными к рюкзакам, возле разбитых вдоль дорог палаток.

"Война" — это и проносящиеся истребители, и порхающие "вертушки", и захваченные БМД, и стрельба в Славянске, и взрывы в районе краматорского аэродрома. И захваченные админздания. И входящий в моду камуфляж. И военные, внешне бестолково снующие местными дорогами. Неожиданно появляющиеся и стремительно исчезающие. Что лишь усиливает раздражение одних и панику других.

А еще "война" — это рост цен, закрытие предприятий и усиливающаяся тревога. И во всем этом принято винить Киев. Абстрактный Киев, который "к нам лезет" и "нас не слышит".

Противоречия между очень популярным тезисом "нас не слышат" и достаточно популярным "не лезьте сюда, без вас разберемся", большинство местных, кажется, не чувствует. Здесь многие готовы разговаривать и даже спорить, но немногие готовы слушать.

Некоторые тенденции, обозначенные в социсследовании КМИС, проведенном по инициативе ZN.UA и опубликованном в предыдущем номере нашего еженедельника, нашли нерепрезентативное, но вполне отчетливое подтверждение.

"Цены на бензин поднялись. Цены на газ поднялись. Шахты закрываются. Почему Киев за нас решает?", — возмущается бывший десантник, а ныне шахтер в камуфляже "береза" на блок-посту под флагом ДНР близ Красноармейска. Тезис о том, что адресатом обвинений должны быть не столько Турчинов с Яценюком, сколько Янукович с Азаровым не принимаются им и его соратниками. "Они легитимные, а это — хунта". В ходе горячей непродолжительной дискуссии выясняется, что не только к "своему" президенту, но и к "своему" мэру есть длинный список претензий. Но. "Дайте нам выбрать своих, мы их выберем, и будем их контролировать. Мы им грабить и строить дворцы не позволим". Вопрос, что мешало "их", "своих", контролировать до сих пор, повисает в воздухе. Позже житель Красноармейска расскажет, что недавно без работы действительно оказалось около 3 тыс. местных шахтеров. По его словам, остановились предприятия, находившиеся в частной собственности "семьи". Но гнев уволенных направлен именно на Киев. Потому что это случилось сейчас, при этих. И такие люди — потенциальные "рекруты" сепаратистов, умело использующих подобное недовольство.

Брать хотя бы часть ответственности за "тех", "своих", здесь не готовы. Речь идет и о тех, кто "за Россию", и о тех, кто за "донбасский Донбасс", и о тех, кто не представляет себе "отрыва от Украины". То, что выходцы именно из этого края не один год занимали практически все ключевые посты во всех органах государственной власти, в расчет не берется. Это показали данные КМИС, это же я понял из личного общения в ходе пребывания на Донетчине. Что тому причиной: пресловутый "региональный" патриотизм, пропаганда или просто нежелание искать сложные ответы на болезненные вопросы — не знаю.

Большинство (снова отсылаю к недавнему исследованию КМИС) категорически отрицает притеснение русского языка. И почти каждый настаивает на придании ему статуса второго государственного. Вопрос "Зачем?" в лучшем случае вызывает растерянное пожимание плечами. В худшем — воинственное "Не надо нас учить, на каком языке говорить!" А кто ж учит-то?

Разговорчивый мужичонка в шахтерском Димитрове, на вид мой ровесник, узнав, что я из Киева, с места в карьер объявил, что он против запрета (?) русского языка и сноса памятников Ленину. А кто ж сносит-то?

"Так бендеровцы ж ваши хотят. Мы, советские (выделено Авт.) люди, этого не хотим".

За пару часов до этого обитатели блок-поста в Красноармейске убеждали меня, что якобы дислоцированные неподалеку национальные гвардейцы — это "западенцы, которым власть отдала оружие".

Недавно, во время командировки в Харьков, один, вроде вполне адекватный человек, не только бурно выступал против возможного (?) сноса советских памятников, но и, неожиданно для меня, назвал "бендеровцами" милиционеров из соседней Полтавщины. Мужчина из Донецка, кстати, назвал днепропетровских десантников "пособниками оккупантов".

Буду честен. Мне очень не нравилось присутствие памятника Ленину в Киеве. И мне очень не понравилось, как именно он прекратил свое существование. Но. По линии пресловутого "ленинопада" времен зимней революции, возможно, и проходит демаркационная линия между "советской" и "несоветской" Украинами. Я не предлагаю рассматривать эту условную межу как новую государственную границу будущей Украины. И не только потому, что я против границ вообще (непростительный для нынешнего смутного геополитического времени идеализм).

Я о другом. Возможно, именно по этой гипотетической кривой в мозгах, душах и сердцах проходит граница между Украиной, которую готовы защищать и Украиной, которую одни не готовы защищать, а другие готовы сдавать. Я, честно, не знаю. Я задаюсь вопросом. Болезненным. Как любой вопрос в это проклятое время.

"Майданутые" и "антимайданные"

Еще одна деталь, вполне возможно, субъективная. Слово "майданутые" многие собеседники произносили буднично, без тени негативной экспрессии. Точно так же некоторые знакомые россияне в общении с легкостью использовали слово "хохол" и "Хохляндия", искренне удивляясь, что эти слова могут вызвать обиду.

Вообще смысловая нагрузка многих слов и понятий здесь иная. Школьники на сепаратистских баррикадах шока не вызывают. Зато пролетающий на городком самолет вызывает возмущение. Даже категорически выступающие против отделения активно эксплуатируют слово "референдум". После вопроса "Что для вас это означает?" следует неизменная продолжительная пауза. В лучшем случае, завершающаяся путаным монологом о самостоятельности региона, русском языке, праве на самоопределение (каком?) и рассказе о деньгах, которые забирает Киев. Некоторые (что, честно, удивительно) под "самостоятельностью региона" понимают статус автономной республики. Как в Крыму. На вопрос, хотите ли повторить крымскую судьбу, следует почти традиционное "нет".

Фраза "Киев грабит" — общее место. Нелюбовь к столице распространена. Формы и адресаты различны. Форма нелюбви тоже.

Еще одна странность. Турчинова и Яценюка (Тимошенко — реже) поминают всуе чаще чем "великий и ужасный" "Правый сектор" и прочих националистов. Первым достается презрение, вторым — ненависть. В загадочном и грозном ПС видят врагов, жестоких, безжалостных, коварных. Одновременно достойных солдатского уважения и безжалостной расправы. В вождях — банальных "кидал" недостойных жалости.

Сложное отношение к Украине и украинскому непосредственно связано с подсознательным делением на "своих" и "чужих". Воспоминание об абстрактном "беркуте", раненом на Майдане, вызывает больше сочувствия чем упоминание о своем, "донбасском", зверски убитом за мужественную защиту украинского флага.

Еще одно поверхностное наблюдение. Отчетливая маскулинность в настроениях. Причем не только среди мужчин. Люди, готовые бежать из области после тревожных новостей из Славянска, вызывают гадливое сочувствие. Люди, готовые ехать туда и драться с "бендерами", — как минимум понимание. Максимум — уважение. И среди тех, кто за, и среди тех, кто против. Потому что это — по-мужски.

Странное дело: кого ни спроси — все против войны и применения силы. Но при этом почти все высмеивают бессилие Киева и невольно (реже сознательно) уважительны в оценке действий Кремля. Рефрен: может и неправильно, но сильно…

К мэрии Краматорска лихо подкатил УАЗ с номерами местного УВД и надписью "Народное ополчение" и оттуда выбрались крепкие мужчины с "калашами" сотой серии (привет братской России!), как минимум один из мужчин говорил с ярко выраженным русским акцентом (остальные были потише). Они гордо проследовали к зданию, украшенному жалкой бестолковой баррикадой, возле которой бессмысленно сновали десятка два местных. Нервных, дерганых и вопиюще неуверенных на фоне горделивых парней в камуфляже, прошествовавших по откровенно простреливаемой территории не прячась, не маскируясь и демонстративно гордясь собой. Они нарочито медленно зашли за "редут сепаратистов", который, при желании, можно было бы разобрать минут за десять, будь на то желание.

"Да, милиция в лучшем случае не будет вмешиваться, в худшем — подыграет сепаратистам. Да, местный криминалитет на службе у российских вербовщиков. Да, количество тех, кто против происходящего, велико, но они боятся. А агрессивное меньшинство организовано и мотивировано. Но и те, кто за и те, кто против, оценивают волю и силу Киева. Каждая уступка, каждое отступление центра увеличивает проблему. Донбасс любит силу. И не прощает бессилия. Донбасс — еще не линия фронта. Но очень плохой тыл, который почему-то никто не укрепляет". Мнение местного офицера запаса субъективно, но, по-моему, заслуживает того, чтобы быть процитированным.

Герои везде герои. Гопники везде гопники. Обыватели везде обыватели. Регион значения не имеет. Но для меня разница между условными Украинами, наверное, еще и в готовности именно обывателей, которые всегда составляют большинство, выйти и протестовать. А не ждать, какой силе покориться. Разница между сильной и слабой властью — в умении принимать решения. А не в готовности играть на настроениях ради сиюминутной политической выгоды.

Могу ошибаться, но потенциальная готовность Киева пойти на уступки и провести референдум по поводу федерализации и статуса русского языка в Донецкой области — ошибка. Отдельные сторонники соборности видят в нем слабость центра, многие противники власти — ключ к будущему успеху.

"У нас все, как у вас — протесты, захваты, требования, оружие. Чем мы хуже?", — спорил со мной один задорный дончанин. "Вы тоже стояли три месяца на морозе? Дрались, окапывались, перевязывали и хоронили? Ежедневно собирали тысячи?" "Не, мы добиваемся своего меньшими силами. Вам же нужна "великая" Украина. А нам нужен наш Донбасс".

Вы знаете, где именно начинается Родина? И что именно вы понимаете под словом "наше" применительно к Отчизне. Нет? Самое время задуматься…

Каждого похищенного заложника, прежде чем начать подвергать пыткам, выдавливать глаза и резать животы, террористы с георгиевскими лентами спрашивают: не хочет ли он послужить великому российскому народу? Если захочет, ему бросят подачку, дадут в руки АКМ и заставят стрелять в своих земляков. А тот, кто откажется, становится ненужным. Вообще. На этой земле и в этой жизни.

Когда "продвинутые" интеллектуалы из Москвы стараются поучать: дескать, то, что происходит на Востоке - отражение Майдана, - с этим невозможно согласиться. На Майдане не резали животы, не выбивали глаза, не стреляли в спину. В них - стреляли. Их - убивали. На Майдан люди вышли против банды, которая грабила страну, и свято верили: делают это для общего блага, не деля народ на запад и восток, россиян и украинцев. Слепо ли, или разумно ли, но верили!

Они и сейчас еще верят. Сколько уже мирных митингов патриоты собрали в Харькове и Донецке - и каждый раз один и тот же результат. Им раскраивают черепа арматурами, их захватывают в заложники и подвергают пыткам, их кровью обильно поливают асфальт центральных площадей. Киевляне уже на второй день после побоища возле стелы на Майдане наделы каски и самодельные броники, а кое-кто взял в руки и палки. А у этих – изо всего оружия - государственные флаги. Они все еще не могут смириться с мыслью, что их земляки, с которыми вместе ходили на матчи "Шахтера" и "Металлиста", способны схватиться за биту или автомат и без малейших раскаяний совести убить. Лишь за одну маленькую сине-желтую ленточку на лацкане.

Что произошло с этими людьми? Самопровозглашенный мэр Славянска Пономарев, рассказывают, был до всех этих событий человеком малозаметным, помощником какого-то "мыловаренного" бизнесмена. Торговал шашлыками на трассе какой-то Самвел, который решил вторгнуться на юго-восток Украины двумя батальонами крымского "ополчение". Это его узнали в сюжете на Youtube, что направляет боевиков: "Наша задача - не брать в плен никого, идем на уничтожение".

В поисках мотивов таких людей, как Гиркин, Пономарев, "Абвер" и т.п., кто-то из политиков старается найти след человеческих эмоций. Другие их девиантность оправдывают деньгами, наркотиками, криминальным прошлым...

Но, возможно, все намного проще? И вещь в том, что эти люди вдруг ощутили себя "великороссами"? Но в одном, очень узком смысле - что "большому народу все разрешено". Ведь за спиной огромная страна, которая возьмет на себя моральную ответственность за беззакония, и церковь, которая отпустит грехи, и Путин - с государственными наградами. И разве не он лично благословил крестовый поход, заявив на весь мир, что на территории Украины испокон веков жили только россияне? Так почему бы не восстановить справедливость?

У историка Джарреда Даймонда есть поучительный сюжет о двух народах, которые населяли острова Новой Зеландии - мориори и маори. Они говорили на одном языке, у них были общие предки. Но одного дня маори собрались и вторглись на земле мориори, перебив побратимов буквально за несколько дней. Как животных. Стариков, женщин, грудных детей. Когда европейцы, которые пришли в ужас, допытывались о причинах геноцида, то узнали: завоеватели совсем не считали то, что произошло, войной. А лишь - освоением новых земель. Как не считали народ мориори полноценными людьми. По одной простой причине - те никогда не направляли оружие против человека. Их вера не позволяла. Вот такая аналогия.

Скажут: это же было не в Европе!

В Европе было хуже. Бруно Беттельгейм, австрийский профессор психологии, который прошел лагеря Дахау и Бухенвальд, назвал когда-то одну из причин того, почему во времена фашизма евреи так послушно шли на смерть. Они, писал ученый, до конца не могли поверить, что воспитанные и культурные немцы, с которыми их предки мирно жили на одной земле сотни лет, способные на такие зверства. Это не вписывалось в их картину вселенной.

Вот так и нам тяжело поверить.

У многих только сейчас все начинает составляться в пазл. Участник митингов в Донецке, известный блогер Денис Казанский, в сердцах пишет: "После того, что я увидел в эти несколько дней, я больше не сомневаюсь, что Россия всегда хотела нас уничтожить. Морила голодом, истребляла, ассимилировала абсолютно осознанно - именно за украинское происхождение. Теперь у меня нет в этом никаких сомнений, поскольку я своими глазами видел, как старались убить за украинские флаги в Украине".

Невозможно смириться с мыслью, что тебя хотят "зачистить". Как досадное препятствие. Но ожидать, что в убийцах заговорит совесть? Подставлять головы под железные пруты, а сердца - под снайперские пули? О чем вы! Апрельские результаты соцопросов ВЦИОМ (Всероссийского центра изучения общественной мысли) многое поставили на свои места. Россияне, оказывается, никогда не чувствовали себя такими счастливыми, как в текущем году. Генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров объясняет: "Отсутствие плохих новостей само по себе хорошая новость". У нас каждый день убивают людей, а у них это - не является плохими новостями...

А какими тогда?

Тяжело прозревать, когда прозрение не приносит радости. Но чтобы не бояться войны, надо понять, что она уже идет. С ежедневными сведениями о погибших. С сопутствующим падением уровня жизни. С неминуемыми страданиями гражданского населения. И то, что кто-то от этой войны чувствует себя счастливым, означает, что она нескоро закончится.

Человеческая натура такова, что, лишь осознав всю тяжесть того, что произошло, человек становится спокойным и уверенным в себе. Пусть вас подвигнут строки Бруно Беттельгейма о борьбе узников Дахау с фашизмом: "И тогда приходит понимание: все равно всех гестапо не убьет! Страх исчезает. Люди становятся равнодушные к пытке, всех охватывает невероятное чувство счастья и свободы. Потеряв надежду на личное выживание, человек с легкостью и героизмом помогает ближним. Такая помощь одухотворяет".

На улицах сегодня мало смеха. Но кажется, что и страха - меньше. Украинцы устали бояться. Многие уже все решили для себя. И отважились.

Это должно было рано или поздно случиться. Первый нестройный крымский «майдан» – прямо у входа в Совет министров республики. Пятьдесят человек – без балаклав, щитов и прочих киевских аксессуаров. Мегафон они неуверенно крутят в руках, не понимая, на какую кнопку нажимать. Некоторые предпочитают говорить без техники – университетские голоса, привыкшие покрывать аудитории, разносятся над немногочисленной массовкой. Академическая общественность пришла поддержать директора Бахчисарайского заповедника Валерия Науменко.

Науменко снимают с должности из-за требований бахчисарайского крымско-татарского меджлиса (неофициальный орган национального самоуправления). Катализатор конфликта – кафе «Ашлама», расположенное на территории дворца. Науменко не хочет продлевать срок аренды, потому что намерен сделать там музей археологии юго-западного Крыма. Меджлис считает, что без кафе никак нельзя. На должности директора они хотят увидеть Эльмиру Аблялимову. Отсутствие у нее исторического образования компенсируется тем, что она замглавы местной райгосадминистрации и протеже главы местного меджлиса.

И это лучшее доказательство того, что после присоединения к России в Крыму не изменилось ровным счетом ничего.

Старый мир до основанья?

Особенность «русской весны» в Крыму в том, что она ничего не поменяла. Все остались при своих. Крымские татары все так же сплочены и напористы, украинцы все так же малочисленны и незаметны, русские все так же разобщены и всецело зависят от государства. Да, изменился донор – на смену Киеву пришла Москва. Да, изменились флаги – с двухцветных полотнищ на триколоры. Да, ценники в магазинах теперь прописаны в двух валютах. Но это, пожалуй, и все.

Крымские татары все двадцать с небольшим лет оставались самым сплоченным меньшинством полуострова. При этом на полуострове привыкли рассказывать друг другу страшилки про салафитов, лагеря подготовки боевиков и косовский сценарий, но по факту главным крымско-татарским ресурсом была как раз разница между разговорами и реальностью. Все ждали от них худшего, и потому мирная повседневность воспринималась как акт доброй воли. Из-за этого переговорные позиции меджлиса были всегда сильны: его воспринимали как предохранитель от неприятных сценариев.

Вот и теперь крымские татары стали главными бенефициарами ситуации. К ним приезжают переговорщики из Татарстана, им обещают отстроить соборную мечеть, с лидером меджлиса Мустафой Джемилевым общается Владимир Путин. Киевляне, которые боятся за будущее крымских мусульман, волнуются зря. Наверняка к 18 мая (дню депортации народа в Среднюю Азию) Госдума осудит акт насильственного переселения. Улицы крымских городов получат имена выдающихся представителей национального движения, а все решения будут приниматься только после согласования с крымско-татарской общиной. Весь арсенал приемов, позволявших добиваться результата при старом гражданстве полуострова, будет работать и при новом.

Мы русские! Какой восторг!

Между «русской весной» и «украинской зимой» есть одна большая разница. Украинцы доказывали себе, что могут переформатировать государство. Русские в очередной раз доказали себе, что без государства они на перемены не способны.

Вся операция по смене «прописки» полуострова так и не стала внутренним делом крымского большинства. Не появись российские солдаты на улицах городов, Крым так и продолжил бы свое существование под украинским флагом. Назначили бы сюда эмиссара из Киева, тот бы торговался с местными элитами о разграничении полномочий. При сильном назначенце на полуострове всегда первую скрипку играл Совет министров. При слабом – местный парламент. Но из года в год суть не менялась – в Верховном совете заседала очередная пророссийская партия (будь то коммунисты или регионалы), которая совмещала лояльность Киеву с иллюзией оппозиционности. Действующие спикер и премьер полуострова не исключение – оба в разное время изображали из себя деятельных украинских патриотов.

И тут нет никакого противоречия. Особенность русских именно в том, что они не умеют существовать в отрыве от государства. Неслучайно в ряды «национал-предателей» записывают прежде всего тех, кто хочет, чтобы чувство собственного достоинства и самооценка не зависели от необходимости облокачиваться на государственного голема. Рваная кардиограмма жизни, в которой долгие периоды простоя время от времени сменяются взрывными рывками, воспринимается как должное.

В области тактической это означает лишь то, что пассивное большинство раз за разом проигрывает энергичному меньшинству. В том же Бахчисарайском районе на территории заповедника – 138 объектов культурного наследия, из которых крымско-татарские памятники составляют меньшинство. Все остальное – это наследие античности, а также раннего и позднего Средневековья. Но в публичной дискуссии заповедник привыкли воспринимать чем-то вроде национальной вотчины. Между Бахчисарайским дворцом и заповедником, раскинувшимся на территории полторы тысячи квадратных километров, всегда ставился знак равенства. А все потому, что крымские татары умеют разговаривать с чужими для них государствами – их научили этому последние два с половиной столетия. Русские не умеют договариваться даже со своим государством.

Прививка от иллюзий

Через час после начала протестного митинга директор Бахчисарайского заповедника Валерий Науменко лишится должности. Новое руководство полуострова отдаст эту должность крымско-татарскому меджлису. Это плата за лояльность и за отказ от публичной фронды. Митингующие, в числе которых есть и крымско-татарские ученые, растеряны. В представлении многих из них «крымская весна» была победой справедливости, для которой профессионализм важнее политической конъюнктуры и договорных компромиссов. Впрочем, уже через полчаса они разойдутся. Это знает местный «Беркут», который скучающе курит в стороне, сняв маски. Это знают чиновники Совмина, которые даже не стали выходить к людям. Это знают местные СМИ, которые за редким исключением проигнорировали первый в истории опять уже русского Крыма протестный митинг.

Обескуражены лишь те, кто родился в восьмидесятые и девяностые. Но и это временное. Им объяснят, что государству видней, а начальнику лучше знать. Рано или поздно их приучат к мысли о том, что коммуникация сверху вниз – единственно верная и допустимая. В конце концов, особенность «крымской весны» не в том, что она несет перемены. Она от перемен защищает. Не так ли?

Сам факт проведения Женевских переговоров по урегулированию ситуации в Украине оказался гораздо важнее решений, зафиксированных в их итоговом документе. Ведь, по большому счету, совершенно не важно, упоминались ли в меморандуме аннексия Крыма, российский спецназ или легитимность Януковича. Важно, что, соглашаясь на участие в четырехсторонних переговорах, Украина документально подтвердила свой переход под внешнее управление.

Можно открыто говорить о том, что Украина как государство расписалась в утрате своей субъектности, раз уж ее проблемы подлежат решению при участии США, ЕС и России. Но воспринимать саму встречу в Женеве следует без излишнего трагизма: она лишь зафиксировала объективную реальность. Стоит задуматься вот над чем: а была ли вообще независимая Украина в своей не столь продолжительной истории государством — субъектом международной политики? И, соответственно, разобраться с тем, как вообще приобретается субъектность.

Без иллюзий

Можно сказать, что государственный суверенитет в широком смысле — это право и способность государства применять от собственного имени насилие в любой точке своей территории. Любые удачные попытки оспорить монополию государства на применение насилия, оставшиеся безнаказанными, автоматически ставят под сомнение его дееспособность. Так что, говоря откровенно, речь идет именно об утрате Украиной государственного суверенитета. Но произошло это отнюдь не в Женеве.

В Крыму, как мы помним, государство сознательно отказалось от применения насилия. В восточных регионах попытки применить насилие в виде проведения антитеррористической операции успехом не увенчались — аппарат насилия дал сбой. Более того, 14 апреля, еще до начала переговоров в Женеве, и. о. президента Украины Александр Турчинов сам выступил с инициативой использовать миротворческие силы ООН на востоке страны, тем самым признав, что готов поступиться частью государственного суверенитета.

А можно вспомнить, что еще в марте, представляя программу правительства премьер­министр Арсений Яценюк признал, что без получения масштабной внешней финансовой помощи Украине не удастся ответить на экономические вызовы, оставленные прежним режимом, и парламент согласился принять условия международных кредиторов, тем самым в значительной степени передав экономическую политику во внешнее управление.

Впрочем, было бы большой ошибкой считать, что утрата субъектности и суверенитета — заслуга новой власти. Вовсе нет. За исключением довольно непродолжительного периода в первой половине 1990‑х любая украинская власть находилась в фокусе влияния трех внешних центров силы: России, США, Европейского союза. Причем Украина постоянно предпринимала попытки сместить акценты в пользу одного из этих полюсов, что моментально вызывало противодействие остальных внешних игроков. Вспомним, что крен Леонида Кучмы в сторону России закончился обструкцией «кассетно­кольчужного» скандала, крен Виктора Ющенко в сторону США вызывал неприятие не только России, но и Старой Европы, не говоря уже о суетливых до неприличия метаниях Виктора Януковича. Зато невозможно вспомнить ни одного политика государственного уровня, который бы всерьез, последовательно и в течение продолжительного периода отстаивал бы идеи нейтралитета и неприсоединения, не предлагая при этом превратить Украину в изолированный авторитарный мононациональный заповедник. Так что можно сказать, что Женевская встреча — это доведенная до грани абсурда политика многовекторности.

Ну а если немного углубиться в исторический дискурс, несложно заметить, что через периоды внешнего управления прошли практически все европейские государства (даже Британия, правда, еще в XI веке), включая Россию, не говоря уже об Азии. Если это может послужить утешением, отметим и то, что внешнее управление Украиной, по крайней мере, не стало результатом жесточайшего военного поражения, принудительной пацификации и полного расчленения территории на зоны оккупации.

Как с этим жить?

Можно, конечно, сказать, что свои плюсы есть и во внешнем управлении (и привести в пример послевоенное восстановление Германии по плану Маршалла), но мы все­таки будем исходить из того, что Украине необходимо восстановить суверенитет и международную субъектность.

Начнем с суверенитета. Единственным источником власти, которая будет реализовывать его на практике, является украинский народ, соответственно, важнейшей задачей становится проведение выборов, причем не только президентских, но и парламентских, и местных. Это позволило бы снять вопросы о «нелегитимности», «перевороте» и т.д.

Но очевидно, что одними выборами дело ограничиться не может — Украина нуждается во внедрении действенных механизмов прямой демократии. За 22 с половиной года в стране так и не появилась эффективная законодательная база для проведения референдумов. Более того, сам вопрос об организации референдумов и плебисцитов считался политически небезопасным, и в итоге страна столкнулась с ситуацией, когда «все самое страшное» происходит и без всякого референдума. Меж тем своевременное его проведение по вопросам государственного устройства, административно­региональных реформ могло бы развеять досужие домыслы о том, чего же на самом деле хочет Восточный регион, и о том, что его голос «не услышан».

Следует признать, что украинская система представительской и парламентской демократии не является совершенной. Во‑первых, существующая избирательная система значительно искажает саму идею репрезентативного народного представительства. Во‑вторых, практика украинского парламентаризма (межфракционные миграции, создание парадоксальных коалиций) повторно искажает результаты волеизъявления. В таких случаях подстраховкой могла бы послужить именно прямая демократия. Утверждения, что проведение референдумов дорого обойдется бюджету, в нынешних условиях иначе как смехотворными не назовешь: распад страны обойдется еще дороже.

То есть прежде чем говорить о восстановлении субъектности украинского государства, следует восстановить субъектность украинского народа в рамках самого украинского государства.

И, кстати, если уж мы столкнулись с фактическим введением внешнего управления, то кроме финансовой помощи следовало бы обратиться к странам­донорам за предоставлением институционально-­правовой помощи как раз в вопросе разработки и принятия современного и эффективного законодательства о референдумах и плебисцитах.

К счастью, Украина уже избавляется от иллюзий, что субъектность может быть обязательным приложением к обретению независимости. Пришло время смириться, что субъектность — достаточно дорогое удовольствие. Кроме сильной армии и служб безопасности государство, претендующее на роль субъекта международной политики, должно обладать еще как минимум развитой сетью внешней разведки и агентуры влияния. Субъектное государство немыслимо без наличия союзников и… сателлитов (а их верность тоже приходится чем­то оплачивать). А также без пропагандистского аппарата и идео­логии, достаточно привлекательной не только для внутреннего, но и для внешнего потребителя.

Что касается экономической составляющей: ресурсная зависимость как раз не является преградой на пути к субъектности, куда более значимым признаком можно считать наличие на территории субъектного государства штаб­квартир мощных транснациональных корпораций. Что, кстати, заставляет иначе посмотреть на роль украинской олигархии.

И, на первый взгляд, парадоксальный момент: субъектное государство обязано быть членом влиятельных международных организаций, способных принимать реальные политические решения в мировом масштабе (речь, как мы понимаем, не об ООН и ПАСЕ). Но вот для участия в их работе придется… поступиться частью суверенитета.

Впрочем, такое государство, как Северная Корея, тоже можно считать субъектом мировой политики: правящая династия Кимов своим суверенитетом не делится ни в чью пользу, но вряд ли ядерный шантаж нищей диктатуры можно считать идеалом субъектности.

То, что сейчас происходит в Украине и во всем мире, то, что пытается корчить из себя Россия и то, как на это реагирует, простите, мировое сообщество - это не просто глобальный конфликт и не просто бунт одного социопата. Это война времен. В лице Путина начало 80-х атаковало начало 2010-х. И самое страшное, самое смешное и самое глупое в этой ситуации - то, что начало 2010-х оказалось к этому совершенно не готово.

Почему цивилизованные общества так часто падали под натиском варваров, отстающих от них в развитии на века? Потому что цивилизованность предполагает иные ценности, меньшую готовность к риску, большую сговорчивость и большую цену жизни. Для цивилизованного человека гибель сотни - ужасная трагедия. Для варвара гибель десяти тысяч - "еще одна славная страница". Цивилизованный человек привык, что правильное разрешение конфликта - это то, где обе стороны уступили и получилось нечто среднее. Варвар не уступает. Не потому, что жалко, а потому, что не-по пацански. Цивилизованный человек трезво взвесит ситуацию, решит, что деньги преходящи, а здоровье дорого, и отдаст грабителю кошелек. Варвар - это и есть тот грабитель.

Ничего, у цивилизованного человека есть свои сильные стороны - он приспособится. Хулигана арестуют, варваров рано или поздно прогонят, покрестят или научат есть палочками. Монголия может держать в страхе всю Евразию, но, как правило, недолго. В конечном итоге Китай все равно будет мировой державой, Европа будет лидером по качеству жизни, а вот быт многих потомков Чингисхана будет лишь незначительно отличаться от быта его предков.

Но в момент, когда варвары только набирают ход, несясь на цивилизованных простофиль, все думающих, как бы с этими странными людьми договориться - о, они страшны! И эффективны. Как удар саблей по шее.

Применим аналогию к нашему случаю. Владимир Владимирович Путин действительно отличается от лидеров Европы и США. Но не тем, что он круче, и не тем, что превосходит их как политик или как стратег, отнюдь. И уж тем более не тем, что он создает будущее. "Он навязывает Западу новую повестку!" - шепчутся некоторые аналитики.

Увы, неправда. Он навязывает Западу старую повестку. Повестку того времени, в котором окончательно сформировалась его личность. Повестку конца 70-х - первой половины 80-х годов. Излет Холодной войны. Он не затевает новую игру - он переигрывает собственную молодость. И действует, как и должен действовать офицер КГБ. Подлые войны. Дестабилизация. Живые щиты из женщин и детей. Захват заложников. Ползучий шантаж насилием, заставляющий людей, насилия не приемлющих, отступать все дальше и дальше. Ложь, всепроникающая мега-ложь глобальных масштабов. Ложь, поток которой так же обезоруживает и обескураживает людей, отвыкших видеть полную выдумку на интернет-страницах крупных государственных информагенств и структур вроде Министества иностранных дел.

Казалось бы - ну в чем проблема? Раз он просто играет старую повестку, почему бы не дать ему по зубам в классической манере? Методы, как экономические, так и военные известны, апробированы, отрепетированы и уже разок реализованы. Запад таких (а также намного более крутых) Путиных уже ел. Это так, продукт вторичной переработки. Недобитый динозавр, причем из мелких.

Проблема в том, что так, как в 80-е, сейчас уже не боксируют. Некому или почти некому. Ушло то поколение, которое прекрасно знало, как с этим работать. "Эх, не хватает Рейгана!" - вполне обоснованно вздыхают некоторые. Рискну предположить, что хватило бы Иоанна Павла Второго. На самый худой конец сгодился бы даже Саркози.

Европа заигралась в "низкую политику" и уже отвыкла играть в высокую. Нынешнее поколение ее лидеров этого просто не умеет. И самое страшное - не хочет учиться. Это вне их зоны комфорта. Переговоры - в их зоне комфорта. Обсуждение торговых квот - в их зоне комфорта. Экология, культура, миграционная политика… А вот что делать с танками - они не знают. Не только в Украине армии радикально сокращались в последнее десятилетие. И ладно бы Европа - как назло, в Америке впервые высший пост занимает такой же "европейский политик нового поколения", для которого сама идея создать для сограждан малейший дискомфорт ради устранения большой геополитической угрозы кажется чем-то страшным и нелепым. Можно очень долго ругать Буша-младшего, но при нем во главе США происходящее сейчас было бы невозможно.

Эти люди просто тщательно оберегают свое душевное равновесие от мятежной мысли "а если завтра война?". Они обсуждают, как противодействовать войне санкциями, увещеваниями, экономическим давлением. Они дали обесцениться Будапештскому меморандуму и всерьез обсуждают, не дать ли так же обесцениться Североатлантическому договору, если вдруг что. Это умные люди. Неплохие люди. Просто это люди 2010-х, нормальные современные лидеры, не привыкшие противостоять чингисханству и не слишком представляющие себе, как вести себя с внезапно объявившим рядом буйнопомешанным.

А буйнопомешанный снимает сливки! Санкции? Напугали ежика известным способом! Только придали дополнительной достоверности ролевой игре в "годы молодые". Через пять-семь лет крах? Тут человек фарт поймал, ва-банк пошел, он каждой секундой упивается и на два месяца вперед не планирует, потому что он под кайфом и ему хорошо, а они его пугают какими-то неведомыми далями. Он понимает, что у него сейчас временное преимущество, знает, кто на что учился, и действует сообразно. Да, если бы по другую сторону шахматной доски сидел человек хотя бы такого же (на самом деле, не очень высокого) уровня, знающий правила старых лет и готовый по ним сыграть - был бы наш герой бит быстро и очень позорно, а Россию можно было бы вычеркивать из геополитических игроков (если не из географического атласа - ну очень уж открылась при замахе). Но увы. Напротив него - цивилизованные люди. Которые рефлексируют не то что перед ударом, а перед блоком. Которые не то что не станут добивать, а еще даже в случае победы подумают, как бы подсластить супостату пилюлю и что бы отдать, чтобы был компромисс - а то нельзя же без компромисса.

На что надеяться в такой ситуации? На то, что новая Монголия быстро надорвется? Хотелось бы - и, похоже, этот сценарий вполне реален. Но до этого она все-таки успеет нас если не съесть, то откусить такой кусок, после утраты которого нам уже будет стыдно смотреться в зеркало. На то, что нынешние лидеры Запада волей-неволей отрастят зубы? Оптимистический сценарий. У западных аналитиков, которые его рассматривают, полная фраза обычно звучит как "...к тому моменту, когда Россия дожует Украину" (дальше идут рассуждения о защите Прибалтики). На то, что кому-то на Западе хватит ума послушать голос разума и вернуть к рычагам принятия решения последних могикан из старой гвардии? Могло бы сработать…

Но увы, как и на Майдане, лучше надеяться только на себя. Даже не на родное правительство - с ним, увы, все давно ясно, оно тоже училось чему угодно, но не борьбе с чингисханами. Но мы-то лучше многих знаем, чего ожидать от старых кгбшных варваров.

«Просто Хемингуэй и Ремарк... Есть среди нас один чувак... Конченый. Ему как будто все равно. Пришел, чтобы заработать бабла на операцию дочери. И здесь таких полно. Уродливых, но все еще ​​людей...»

Корреспондент журнала «Тиждень» пообщался с парнем, который побывал в рядах пророссийских боевиков под Славянском.

«Просто Хемингуэй и Ремарк, — делится он первыми впечатлениями. — Есть среди нас один чувак... Конченый. Ему как будто все равно. Пришел, чтобы заработать бабла на операцию дочери. И здесь таких полно. Уродливых, но все еще ​​людей...»

Говорит, на «базе» очень холодно. Пробовали даже развести костер прямо в помещении. Но, в конце концов, один из мужиков заснул у огня и чуть не сгорел живьем. Пьяный был, конечно... Раньше здесь пили «Хлебный дар». Затем неожиданно завезли «Путинку». Обещали и оружие...

Сам он не из Донбасса. Ехал туда, в Славянск, защищать Украину. Как именно, точно не зналс... Получилось -тал разведчиком в тылу врага.

Он сидит на крыше с телефоном. Рассказывает, что среди сепаратистов стал кем-то вроде сотника. Платят ему 300 грн в сутки. «Мне кажется, будто это не боевой лагерь, — проскакивает в разговоре, — будто мы просто ждем российский спецназ, чтобы пьяных всех перерезали и сказали, будто это сделали наши...»

«Уезжай домой», — прошу я. — «Надо остаться... Здесь люди. Их надо вывести, чтобы их не пустили на мясо», — отвечает. Впрочем, уже через несколько дней домой он все-таки поедет. «Если бы у них хоть немного было самоуважения...» — говорить о тех, кого искренне жалел.

«Калаш» — хоть их и раздали — не привезет. Зато привезет воспоминания.

О базе сепаратистов

«Мы попали в село неподалеку от Славянска. Жили на построенном в советское время складе. Бетонные плиты, разбитые окна, сквозняки... Это ад. Некоторые персонажи мочились на стены прямо в помещении».

«Там было немало „агитпроповских" вещей. Видел даже упакованные в коробку таблички на районные администрации — с российским гербом. Блестящие такие, под золото. Они готовятся... Что-то там должно быть...»

Об «инструкторах» и финансировании

«Местные — просто шестерки. А есть, как их называют, „инструктора". Это стопудово русские».

«Крутой был наш инструктор, мужик с яйцами! Ему начали ныть, что платят мало, требовать, чтобы матрасы какие-то принес. Мол, не хотим спать на сене! А он такой: вы, б...дь, бойцы или кто? Все. Мы бойцы. Молчим».

«Я видел, сколько бабла они носят с собой. Деньги снимают где-то в Украине. В гривнах. Разве обменник поменяет три сумки купюр?.. Да еще и в Славянске?»

«Меньше платили тем, кто много бухал. Водки привезут, дадут 50 гривен на сигареты — и все хорошо. Тем, кто не бухал, платили больше и стабильно».

«Мне инструктор дал 11 метров георгиевской ленты — целую катушку. Чтобы все были «при параде».

О бурной деятельности

«Нам рассказывали, что мы выступим как народное ополчение... Однажды свозили к военной базе где-то в области. Ехали в хлебовозке, в темноте, думали, перекинемся. Там какого-то деда из части таскали за куртку... Если бы я сказал „не бейте деда", меня сразу же порешили бы».

Об эсбэушниках в рядах сепаратистов

«Он такой дебил, я в шоке. Приехал, гладко выбритый, лосьон, все такое. И пытается затесаться, о России поговорить. Смотрю на этот цирк и думаю: сейчас ему дадут п...ды».

«Так стыдно за нашу СБУ. Как будто идет Вторая мировая война, и США бросают на нашу территорию разведчика-афроамериканца...»

«Мы с ним отошли в лесополосу, поговорили. Он ничего не рассказывал, но признался, что имеет отношение к силовым структурам. На следующий день уже исчез».

О «соратниках»

«Пусть будет такая метафора: люди — это почва. Если в нее бросить зерна сепаратизма — не прорастут. А если 50 гривен и бутылку „Путинки", то они и родную мать продадут. Я такого вообще нигде не видел... Среди этой публики — ни одного шахтера, который рассказывал бы, как вкалывает, как решил сепаратистом стать, чтобы прокормить детей. Или каких-то других людей, которых можно условно назвать этаким средним бедняцким классом... Это дно. Не знаю, на что они живут обычно. Может, что-то пилят и сдают».

«Для меня это просто моральная травма. Честно скажу, я отправлялся туда с другими мыслями. Боевая слава!.. Приехал — а там мрак полный. Людей сначала очень жалел. Но... Если бы у них хоть немного было не то, что идейности, а какой-то чести, самоуважения...»

Евреи

«Был там такой мужик... Открывает бутылку, срывает дозатор, выпивает залпом. Открывает вторую, снимает колпачок, дозатор... иссушил! Сел. И сидит. Смотрит вдаль».

«Путинка» была с георгиевскими лентами. Выпил, занюхал лентой — и все! Россия! Кто-то даже снимал эти ленты с водки и цеплял на себя. Катушка ленты лежит, а они с «Путинки» снимают«.

О «калашах»

«Говорили, привезут калаши. И привезли! Но раздали совсем конченым людям. Просто набухаются и перестреляют друг друга...»

«Что интересно, на них не сбиты номера... На каждом автомате — свой, заводской, уникальный. У приклада, сверху. То есть можно узнать, откуда этот калаш. Путь этих, пожалуй, обрывается еще в 1991 году в Москве, или они Афган видели... Очень старые. отстрелянные, вероятно, еще во времена Горбачева, — дымят, дрынчат. Деревянные приклады покорежило от сырости. Если Рашка такими калашами воюет...»

О местности

«Иногда езжу в деревню к бабушке — и, черт возьми, все засеяно, дома какие-то строят, жизнь... А там такие сорняки, что я могу в них спрятаться и партизанить еще 10 лет. Вообще ужас. Люди в доме живут, а в крыше дыра, под ней какая-то клеенка болтается годами... Не побелено, не покрашено, забор упал. И живут люди! Что, некому вылезти, ту дырищу залатать?»

«Но и там есть такие, что за Украину...»

О проститутках

«Проститутки приходили сами, шли по кругу. Потому что трассы там сейчас пустые...»

«Последние два дня были сложными. До этого к нам все время приходили „ночные бабочки"... Но в этот момент начали школьницы. Несовершеннолетние девченки... Восьмой класс, седьмой, не знаю. Они там крутятся, там бабло — у тех чуваков, которые сидят за 50 гривен, больше бабла, чем у мамки дома...»

О перспективах

«Не знаю, зачем их стягивают. Как бойцы они вообще нулевые. Ну как алкоголик с 15-летним стажем может воевать? Даже теми калашами они скорее сами застрелятся...»

«Их могут пустить вперед, когда наши пойдут ... Хотя я сомневаюсь, что пойдут. Не понимаю, как так... Ходит „инструктор" по украинской территории с полными сумками денег, а СБУ не в курсе? Где-то в банке просто сумками снимают эти бабки — а она не знает? Придет российский спецназ и их завалит».

О других

«В нашей дислокации других отрядов не было. Но я знаю, что в Славянск они постоянно прибывают. И это не местные. Не украинцы вообще. Впрочем, и не военные, кажется. Везут много эдаких накаченных мужичков. Серьезных. Автобусами... Номера не могу узнать — на них нет ни флажка, ни номера региона, как принято в России. Транзитные какие-то, вероятно. Может, эти люди направляются через Донецкую область куда-то еще. Везут их через Луганскую область, это точно. А говорили, что перекрыли границы...»

О патриотизме

"Такая хохма была... Не знаю, насколько история правдива. Но якобы пересекал границу где-то возле нас российский вертолет. На малых высотах. И мужики рассказывают, что летит-летит он и стоят наши пограничники, ничего не делают — просто смотрят на него в бинокль. Летит на территорию — они дальше наблюдают... Может, докладывают кому-то. И здесь вертолет начинает крутиться, падает на землю. Вылезают оттуда закопченные пилоты. Наши подъезжают в „бобике". Пилотов повезли куда-то, вертолет оттащили... Но никто по нему не стрелял! Развернуло, закрутило, упал.

Мужики эту историю рассказывают — и смеются, мол, русские — х...я.

Сами сидят за сепаратизм, за 50 гривен... и гордятся нашей страной. Мол, у нас ни один вертолет еще не упал! А у россиян уже упал! Сумасшедший народ..."