Преступления, совершенные против Евромайдана, интересуют общество и государство, увы, намного меньше, чем это хотят представить и те, и другие. Президент, генпрокурор «достают» их из затянутого паутиной угла перед очередной годовщиной, обозначают вовлеченность, очищают свою совесть редкими встречами с потерпевшими — и засовывают обратно в угол. Это всем понятно, но с обществом тоже не так просто. Отсутствие людей на судебных заседаниях, полным ходом идущих по майдановским делам — по несколько заседаний в неделю, иногда два-три заседания в один день по разным процессам — тому подтверждение. Майдановские преступления, их расследование или нерасследование точно так же достают, чтобы обосновать очередную «зраду» или конспирологическую версию, при этом не имея представления и не разбираясь глубоко в самих процессах, не интересуясь ими. Хотя процесс судебного рассмотрения, в отличии от следствия, может и должен быть достоянием общественности. Именно он дает представление о проблемах общества, следствия, судебной системы в целом, расследования конкретных дел, разных, иногда полярных представлений о справедливости его участников. Именно в ходе этого процесса устанавливается истина, которая в идеале должна быть принята большей частью общества.

Многие почему-то считают, что если сам факт совершения преступлений очевиден для пострадавших, очевидцев, то раскрыть и расследовать их очень просто и быстро, мол, истина проста и понятна. Огромное заблуждение. Мы видели только видимую часть, простите за тавтологию. «Контактировали» в большинстве случаев максимум с исполнителями. То есть знаем только видимое, и только часть — каждый свою, плюс какую-то часть друг друга. А дальше — строим версии разной степени вменяемости. Нам, например, кажется, что мы знаем всех фигурантов — Янукович, Захарченко, Пшонка и пр., но на самом деле очевидно, что мы: а) знаем далеко не всех; б) не знаем, как они взаимодействовали; в) не понимаем механизма совершения преступлений.

Очень у небольшого количества очевидцев есть представление о более-менее целостной картинке произошедшего, да и то только видимой, подчеркиваю, ее части.

Все эти части нужно:

1) собрать (без помощи очевидцев — потерпевших и свидетелей — невозможно в принципе);

2) сложить в единую картину, дополнить доказательствами из других источников (без хорошей координации и взаимодействия следственных групп по всем эпизодам — невозможно);

3) связать с «той стороной» (без тогдашних ключевых фигурантов с «нашей стороны», оппозиции, активистов, сейчас они зачастую депутаты — очень сложно);

4) определить на «той стороне» фигурантов, установить их роли, связи, механизм взаимодействия, совершения преступления (без содействия свидетелей с «той стороны» — невозможно).

Более того, даже если все факты, фигуранты, связи установлены и все известно — это еще нужно доказать. Преступление раскрытое и расследованное — две большие разницы. То, что известно, понятно, очевидно следователю, прокурору (потерпевшему, свидетелю) должно стать таким же понятным и очевидным как минимум суду, а по-хорошему — всему обществу (даже критически настроенной его части). И без помощи этого потерпевшего или свидетеля это никак не произойдет. Не факт, что произойдет с такой помощью, но без нее — точно нет. Это и есть процесс доказывания уже раскрытого преступления. Без этого кажущегося кому-то бесполезным, долгим, скучным или даже вредным процесса вместо правосудия получим либо безнаказанность (все будут знать, что это — «он», а «он» или «они» будет занимать какую-нибудь должность и плевать на это коллективное знание), либо самосуд. И то и другое в моем понимании — зло. Причем, если безнаказанность — зло очевидное для всех, кроме самих преступников, то зло самосуда для многих неочевидно. А ведь дело тут не только в гуманизме или верховенстве права. Самосуд всегда вызывает сочувствие к преступнику у части общества, а часто — его героизацию. Размывает разницу между преступниками и «мстителями», а потом и жертвами. Нарушает понимание «добра» и «зла», искажает понятие справедливости. Кроме того, самосуд — это банально неэффективно, ресурсозатратно, если смотреть глобально, а не в контексте одного эпизода. И самое главное — самосуд редко приближает нас к истине, часто отрезая пути к пониманию того, что на самом деле произошло на уровень выше.

Мне кажется, это глобальное понимание критически необходимо. Не только адвокатам и потерпевшим. Необходимо всем, чтобы понять и осознать, что произошло, почему, переварить это и выработать иммунитет на будущее. Без расследования — полноценного, эффективного — это невозможно. Никаких других путей правильно восстановить важный узловой кусок своей истории и передать знания о нем будущим поколениям — нет.

Итак, расследовать эти преступления, во-первых, необходимо, а во-вторых, очень непросто, небыстро и ресурсозатратно. Это сложно, даже если все внешние факторы складываются благоприятно. А они благоприятно не складываются, и все мы это знаем. Этим, в том числе, объясняется очевидное нежелание заниматься расследованием со стороны руководства любых органов — кропотливой работы море, пиара — капли, ресурсов отнимает много, результаты небыстрые, неочевидные, вряд ли достижимые в текущей каденции, да еще и ссориться со всеми нужно. Поэтому заставить расследовать эти преступления очень сложно. И мы с этим напрямую столкнулись.

Строго говоря «заставить расследовать» невозможно. Как невозможно заставить думать. Ведь следствие — это не только процессуальный, но и (в первую очередь) интеллектуальный процесс. Есть два пути — можно либо:

1) самим расследовать (собрать доказательства, выстроить их в логическую цепочку), то есть выполнить интеллектуальную составляющую и заставить следователя процессуально закрепить результат, или же

2) заставить руководство ГПУ:

а) объединить следователей, прокуроров в следственную группу (управление), которая бы имела интеллектуальный потенциал и мотивацию для расследования,

б) дать им достаточно ресурсов и полномочий для расследования,

в) не мешать следствию расследовать.

Плюс помогать самим, так как в таком огромном и сложном деле все равно всегда будет дефицит ресурсов — мозгов, рук, коммуникативных связей и пр.

Мы шли одновременно двумя путями. И когда удалось добиться создания в ГПУ управления специальных расследований, это был качественный прорыв во втором направлении. Но только до пункта а). Дальше дело не пошло. На данный момент в Управлении спецрасследований критически не хватает ресурсов. Не хватает следователей (около 20-ти занимается непосредственно майдановскими делами, еще столько же делами против высших должностных лиц). А нужно — двести. Не хватает процессуальных руководителей, не хватает специалистов. Нет площадей — следователи сидят по 5—6 человек в одном помещении. Нет компьютеров (следователи часто работают на своих ноутбуках), принтеров, ксероксов. Отсутствует сервер для хранения и централизованного доступа к огромному массиву видео. Нет полиграфа, компьютера и ПО для 3D-моделирования. Кроме того, осуществляется постоянное давление со стороны так называемого управления по нерасследованиям, созданного с благой целью — установить и наказать тех, кто расследование саботировал. Но используется оно очевидно с репрессивной целью — контролировать и не давать заниматься «самодеятельностью» ведущим следователям по Майдану и их процессуальным руководителям.

Следствие, если оно проводится реально, а не формально, если следователи действительно в нем заинтересованы и работают креативно, на полную силу — очень тонкий процесс. Даже при условии полной формализации и автоматизации следственного процесса (не только процессуальной, но и интеллектуальной его составляющей) огромное количество значимой для следствия информации определенное время находится исключительно «в голове» следователя, при хорошо организованном процессе часть из нее попадает в «коллективный разум» следственной группы. А в наших реалиях, когда не только отсутствует оснащение следователей специализированным ПО, базами данных, но и даже о компьютеризации их работы не идет речь, такой «виртуальной оперативной» информации намного больше. И пока она не попадет на бумагу (а далеко не вся оперативная информация туда вообще попадает), единственным ее носителем является следователь, в лучшем случае — несколько, их процессуальный руководитель. Понятно, что когда ключевые следователи уходят, часть информации — фактических данных, логических связей, версий, результатов предварительных проверок этих версий — теряется. Часто это критическая часть. Но даже при идеальной организации передачи дел это всегда потеря времени и информации. Естественно, что и та информация, которая зафиксирована в процессуальных документах, начинает работать только когда «попадает в голову» следователя — то есть после изучения материалов дела. Это тоже время.

Таким образом замена следователя без объективной причины — халтурит, саботирует, «выдохся», интеллектуально несостоятелен — всегда тормозит следствие. Поэтому любое переформатирование следственной группы, произведенное «извне» — серьезный удар по расследованию. Это, между прочим, один из известных способов «хоронить дело», широко используемый ранее (да и сейчас) в прокуратуре, МВД, СБУ.

Что касается внешних причин, они всем известны — сотрудники милиции, уже установленные или потенциальные фигуранты преступлений продолжают работать на своих местах, с судами и прокуратурой частично то же самое.

Если глобально, то чтобы эффективно расследовать преступления против Майдана и довести расследования до логического завершения, нужно реформировать:

— милицию

— прокуратуру

— судебную систему.

Это очевидно всем. В том числе следователям, прокурорам, которые занимаются расследованием майдановских событий.

При этом в период реформирования работа перестраиваемой структуры временно парализуется. Это тоже очевидный факт. Совершенно естественным образом процесс расследования тормозится. С учетом наличия процессуальных сроков, установленных для расследования, меры пресечения и т.д., такое торможение может иметь необратимые последствия и приведет к развалу расследования.

Конкретные примеры.

  1. Расследование преступлений высших должностных лиц Украины в контексте преступлений против Евромайдана и создание Национального антикоррупционного бюро Украины.

В соответствии с переходными положениями УПК, начиная с 19 ноября 2015 года следователи ГПУ утратили право осуществлять досудебное следствие в уголовных производствах, подследственных НАБУ. Дела Пшонки, Януковича и иже с ними как раз подследственны НАБУ. При этом УСР ГПУ расследовало их действия в контексте создания и работы организованной преступной группы, совершавшей преступления против Евромайдана. Теперь эти производства (более 500 производств, более пяти тысяч томов материалов уголовных дел) в трехмесячный срок передаются в НАБУ. При том что НАБУ еще не укомплектовано следователями, антикоррупционная прокуратура не укомплектована прокурорами, процесс только начался. И очевидно, не будет укомплектована за эти три месяца. Вопрос — что в это время происходит в уголовных производствах? Ничего. А сроки истекают. Например, меру пресечения каждые два месяца нужно продлевать. Итого, когда (если даже) через три месяца у нас заработает НАБУ, все меры пресечения закончатся, подозреваемые будут отпущены из-под стражи или домашнего ареста, сроки следствия (в тех производствах, которые не будут приостановлены) закончатся или подойдут к концу. Ведь приостанавливать процесс, если есть подозреваемый, невозможно.

А что будет после того, как НАБУ будет укомплектовано? Вероятнее всего, они просто захлебнутся в свалившихся на них делах, начнут их изучать, что затянется еще не менее чем на полгода. Только после этого может начаться полноценное следствие. При этом они не смогут заниматься текущими делами. А следствие по майдановским делам будет опять разбросано между несколькими ведомствами. То есть то, чего мы так долго добивались — консолидация всех связанных дел и их координация — будет разрушено.

Очевидно, что необходимо что-то менять на законодательном уровне. И времени для этого практически нет. Следствие уже остановилось. После чего месяц процессуальных сроков уже истек. Знаю, уже подан законопроект, предусматривающий: существующие на данный момент в ГПУ уголовные производства продолжают расследовать следователи ГПУ; процессуальное руководство не меняется; НАБУ имеет право забирать интересующие их конкретные производства.

  1. Создание Государственного бюро расследований (ГБР).

В ГБР, согласно недавно принятому, но еще не подписанному закону, должно быть передано расследование основной части преступлений против Майдана. Но не всех. Помимо того, что пока отходит НАБУ, ГБР не сможет забрать преступления, подследственные теперь только Национальной полиции — убийства сотрудников правоохранительных органов и убийства, совершенные т.н. «титушками». Кроме того, ГБР еще не создано. И очевидно, что не будет создано в ближайшие три месяца — период, в течение которого согласно закону оно должно заработать. Кроме того, в законе ничего не сказано, каким образом будет осуществляться передача, и что делать с расследованиями в этот период. Очевидно, что в новом ГБР будут сформированы новые следственные группы. И совершенно не факт, что будет создано аналогичное УСР управление, где консолидируются хотя бы те производства, которые передадут в ГБР. И даже если ключевые следователи попадут в ГБР, пройдя переаттестацию, нигде не прописано и совершенно неочевидно, что они продолжат заниматься своими делами. То есть уже сейчас имеем резкое снижение мотивации у следствия и вероятный коллапс его через три месяца.

При этом без внесения изменений в законы о НАБУ и о ГБР даже при самом идеальном раскладе производства по Майдану будут разделены между:

— НАБУ — производства по злоупотреблениям и растрате госресурсов бывшими высшими должностными лицами;

— Нацполицией — производства, связанные с убийствами сотрудников правоохранительных органов и убийства, совершенные «титушками»;

— ГБР — все остальные преступления против участников Евромайдана.

Это — критическая проблема. Мы столкнулись с ней еще в самом начале расследования, с огромным трудом решили, чтобы теперь опять вернуться к нулю. Но проблема вполне решаема, если задаться такой целью и если наши законодатели отнесутся к этому ответственно.

  1. Невозможность оставить «все как есть».

С другой стороны, очевидно, что в текущей ситуации, когда огромная часть фигурантов… нет, не сбежала, а продолжает работать в правоохранительных органах — МВД, прокуратуре, СБУ, — расследование тоже малоэффективно. Следствие постоянно упирается в то, что свидетелям-правоохранителям необходимо давать показания против своего нынешнего руководства. И если свидетелей с «той стороны» в принципе найти трудно, то в таких условиях практически невозможно. Речь и о и «Беркуте», и об уголовном розыске и руководстве управлениями общественной безопасностью, и о прокуратуре. Сам факт, что система, использовавшаяся для совершения преступлений, продолжает оставаться неизменной, очень сильно подрывает доверие потенциальных свидетелей и нивелирует их желание давать показания.

То есть с одной стороны реформирование правоохранительной и судебной системы необходимо для расследования майдановских дел, а с другой — процесс реформы ставит под сомнение возможность самого такого расследования. На первый взгляд, задача нерешаемая.

Нам нужно реформировать структуру, часть которой расследует преступления, совершенные совсем недавно другой ее, в том числе до сих пор действующей, частью в процессе такого расследования. В итоге должна получиться новая структура, которая и завершит расследование. Но для этой вновь создаваемой структуры (нескольких структур), расследования такого рода в принципе не характерны. Потому что модели их взяты из стран, где правоохранительные органы никогда с такими задачами не сталкивались, поскольку преступления такого масштаба там не совершались. И задача вновь созданных правоохранительных органов — скорее не допустить, чтобы мы еще раз столкнулись с подобным, чем расследовать уже случившееся. То есть в самом начале работы вновь созданного органа ему придется решать очень сложную и в целом не свойственную ему задачу.

Это непросто. Но возможно. Выше я уже писала, как можно технически решить некоторые моменты, но самое главное, чтобы реформаторы и законодатели сами осознавали степень данной сложности. Это — необходимое условие стоящей перед ними задачи. В среднем по стране (есть и исключения) уровень следствия таков, что расследования либо не ведутся, либо ведутся максимум на «формальном уровне». То есть интеллектуальная составляющая нулевая или даже отрицательная и ею можно пренебречь — любая замена следователя на честного, профессионального и мотивированного способна улучшить качество расследования. Но в ситуации расследования дел против Евромайдана из-за приложения невероятных усилий со стороны потерпевших, журналистов и общества в целом ситуация кардинально иная — интеллектуальная составляющая очень существенна, и если мы ею пренебрежем, то отбросим следствие на года полтора назад, сорвем сроки, потеряем доказательства, а в худшем случае просто все похороним. И нужно понимать, что ответственность за это ляжет в том числе и на реформаторов. А расхлебывать будет общество. Очень не хочется оставить ноющую рану в нашем коллективном сознании и получить еще одно бело-серое пятно в истории. Оставить потенциальную почву для будущих манипуляций. Вместо того чтобы понять, осознать полученный опыт и трансформировать его в иммунитет от подобного в будущем.

Відділ освіти Зміївської райдержадміністрації 8 грудня уклав угоду з ТОВ «Міленіум Спорт», щодо реконструкції стадіону «Авангард» у місті Змієві вартістю 15,69 млн грн. Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

Роботи мають бути виконані до кінця 2016 року. Очікувана вартість при оголошенні закупівлі робіт була вдвічі нижчою – 7,13 млн грн.

Як повідомляють місцеві ЗМІ, ремонт зміївського стадіону «Авангард» проводиться за кошти Державного фонду регіонального розвитку та коштів місцевого бюджету. Відповідно до техдокументації, в реконструкції передбачено облаштувати футбольні поля, бігову доріжку, відремонтувати трибуни на 1 526 місць і побудувати нових 552 місця. Також потрібно побудувати приміщення для VIP глядачів, роздягальні, побутові приміщення, внутрішні і зовнішні інженерні комунікації.

Реконструкція стадіону «Авангард» в Змієві почалася ще в 2011 році, тоді на об’єкті було освоєно близько 2 млн грн. Але через відсутність грошей роботи призупинили. Тепер будівельний об’єкт готовий на 23%.

У 2015 році проект з реконструкції стадіону відібрала регіональна конкурсна комісія до переліку робіт, які отримують фінансування з ДФРР. Тоді вартість реалізації цього проекту була 7 млн ​​134 тис грн., у тому числі з ДФРР – 6, 42 млн грн., і з місцевого бюджету – 0,71 млн грн.

ТОВ «Міленіум Спорт» розташоване у Дніпропетровську й належить Олені Рязанцевій та Вячеславу Шеремету. Директором є Олена Павлишина.

Їх конкурентами були дніпропетровська ТОВ «ЕСГ-Україна» Анатолія Каюкова й харківське ПП «Ремоарт». Обидві пропозиції були дорожчими за переможця.

Відмітимо, що вказаний «ЕСГ-Україна» телефон: (056) 744-19-40 також використовувався ТОВ «Міленіум ФЛО», де засновник та керівник є Вячеслав Шеремет. Крім того, це й номер використовувало й ТОВ «Міленіум Спорт».

ПП «Ремоарт» належить Бердімурату Джумаєву, який влітку став й керівником компанії. Раніше фірма належала Анатолію Шумову.

29 грудня 2010 року Харківська міська рада 6-го скликання на 3-ій сесії прийняла рішення про затвердження «Комплексну міську програму розвитку культури в місті Харкові на 2011-2016 роки».

Згідно, цієї цільової програми, за рахунок бюджету міста Харкова 2014 року було виділено на:

- благоустрій рекреаційної зони в районі вул. Біла Акація - 11 млн.грн. (фото 3).

За рахунок бюджету міста Харкову 2015 року було виділено на:

- благоустрій рекреаційної зони в районі вул. Біла Акація - 8,84 млн.грн. (фото 4)

- реконструкція пішохідно-транспортної мережі в районі спортивного комплексу по вул. Біла Акація - 4,5 млн.грн. (фото 5).

Також, згідно проекту рішення 2-ії сесії Харківської міської ради 7-го скликання «Про затвердження кошторису витрат на виконання «Комплексної міської програми розвитку культури в місті Харкові на 2011-2016 роки» за рахунок коштів міського бюджету міста Харкова на 2016 рік» планується виділити на:

- реконструкція пішохідно-транспортної мережі в районі спортивного комплексу по вул. Біла Акація - 3,55 млн.грн. (фото 6).

Якщо, порахувати, то за три роки на благоустрій рекреаційної зони та реконструкцію пішохідно-транспортної мережі по вул. Біла Акація буде виділено 27,89 млн.грн.

Це, ще не враховуючи, що в «Комплексній міській програмі розвитку культури в місті Харкові на 2011-2016 роки» за рахунок коштів міського бюджету міста Харкова на 2014 рік не було деталізовано на які саме роботи з благоустрою території парку в частині пішохідно-транспортної мережі виділялося 15,51 млн.грн.

В «Комплексній міській програмі розвитку культури в місті Харкові на 2011-2016 роки» за рахунок коштів міського бюджету міста Харкова на 2016 рік планується виділити 63,54 млн.грн. на фінансову підтримку КП «Центральний парк культури та відпочинку ім М.Горького. Чи закладено в цій фінансовій підтримці кошти на благоустрій рекреаційної зони в районі вул. Біла Акація - невідомо.

А, кому ж так пощастило і він зміг прописатися по вул. Білої Акації (інформація з Державного реєстру прав на нерухоме майно та «Наших грошей») :

- митрополит Харківський та Богодухівський Онуфрій (УПЦ МП). Родині митрополита належать в цьому районі два будинки. Один з них належить самому Онуфрію, а земельна ділянка оформлена на його матір. Другий будинок на вулиці Білої Акації він подарував батьку.

- колишній заступник начальника Харківського управління СБУ Микола Колєснік. Особисто на нього записано будинок площею 280 кв. м. Ще один маєток площею 451 кв.м. записано на Ганну Колєснік, а у власності Миколи Колєсніка перебуває земельна ділянка.

- колишній перший заступник Харківського міського голови Сергій Політучий. Сергій Політучий є засновником групи компаній «Фактор», а у серпні став співзасновником Благодійного фонду соціального розвитку.

- син колишнього глави Аграрного Фонду України Сергія Хорошайлова – Максим Хорошайлов. Йому належить будинок площею 672 кв.м. Сергій Хорошайлов мав спільний бізнес з міністром МВС Арсеном Аваковим в нафтогазовому секторі. Аграрний фонд Хорошайлов очолював за часів президентства Віктора Януковича.

- колишній депутат Харківської міської ради Карина Давтян. Вона є донькою депутата Харківської міськради та голови міської парторганізації «Солідарність», а також кандидата на пост Харківського міського голови Олександра Давтяна. Родина Давтян володіє місцевим каналом «Simon» та службою новин медіа-групи «Об’єктив», а також готелем «Харків».

Також є декілька вулиць, які межують з вулицею Біла Акація і мешканці цих вулиць також відчувають піклування за себе з боку Харківської міської ради:

- по вулиці Кипарисній розташований будинок площею 1571 кв.м.. Цей будинок належить депутату Верховної Ради та власнику ТЦ «Барабашово» Олександру Фельдману.

- у третьому Сокільницькому в’їзді має будинок сестра Олександра Фельдмана – Лілія Захарова.

По вулиці Червоної Троянди має будинок:

- дружина Сергія Сьомочкіна, бізнес-партнера Фельдмана.

- Олег Мкртячан, бізнес-партнер депутата Верховної Ради Сергія Тарути.

- дружина колишнього депутата Харківської міськради Олександра Грінько – Раїса.

- Валентин Чехунов – син керівника КП «ВЕП «Держпром» та колишнього депутата Харківської обласної ради Миколи Чехунова.

Близнюківська райдержадміністрація перерахувала ТОВ «Корпорація «Добробуд» в жовтні та грудні за виконання робіт по реконструкції спортзалу у селі Садове Близнюківського району Харківської області 742 тис грн. Про це стало відомо з даних Офіційного порталу публічних фінансів України «Еdata».

Проект реконструкції спортзалу фінансується з Державного фонду регіонального розвитку. Загальний бюджет проекту – 994 тис грн., у тому числі 894 тис грн. – з ДФРР, 99 тис грн. – з районного бюджету. Планувалось виконати демонтаж аварійних конструкцій, закласти фундаменти та побудувати фактично нову споруду. Окрім спортзалу у будівлі мали бути роздягальна й топочна. Також угода передбачала благоустрій території.

Як повідомив кореспонденту «Наших Грошей» селищний голова Близнюків Геннадій Король, вікна та двері замінили за кошти селищної ради, яка є балансоутримувачем будівлі. Король також повідомив, що роботи, які виконували підрядники, були «повільними та неякісними». З 10 грудня роботи не виконуються, а об’єкт виглядає, як на фото.

Засновниками ТОВ «Корпорація «Добробуд» до грудня 2015 року були ТОВ АН «Гелана», ТОВ «Будівельна компанія Мангуст», ТОВ «Стекс-Схід».

ТОВ АН «Гелана» записане на Руслана та Вікторію Мануйлових.

Засновниками ТОВ «Стекс-Схід» є Олександр Вдовенко та Олег Грабчак.

ТОВ «Будівельна компанія «Мангуст» заснували Сергій Синсиневич й Василь Шумаков. Раніше серед засновників цієї фірми були Руслан Мануйлов і Сергій Ткачук, який зараз займає посаду директора Департаменту капітального будівництва ХОДА. Раніше він також був директором ТОВ «Корпорація «Добробуд».

З грудня засновниками ТОВ «Корпорація «Добробуд» є ТОВ «Вікторі Слайд» й ТОВ «Ірол-Харків».

Засновником ТОВ «Вікторі слайд» є Ігор Глушко. Саме на нього нещодавно було переписано ТОВ «Реал-НП» – фірму, яка здавала в оренду харків’янам вживані трамваї та вигравала тендери на поставку палива за часів Януковича.

Засновником ТОВ «Ірол-Харків» є Ірина Логозинська. Вона ж з 15 грудня стала керівником ТОВ «Корпорації «Добробуд», яку як й «Реал-НП» перереєстрували в Івано-Франківській області.

Логозинська прописана в Донецькій області. Також вона є засновником ТОВ «Променергосервіс»

Всього, з 1 вересня ТОВ «Корпорація «Добробуд» в Харківській області отримала бюджетних коштів за роботи на різних об’єктах на суму 2,81 млн грн., в тому числі 1,22 млн грн. напряму від Департаменту капбудівництва, який очолює колишній керівник «Корпорації «Добробуд».

У «Віснику державних закупівель» відсутня інформація щодо перемог ТОВ «Корпорація «Добробуд» на тендерах цього року.

 

Директор Департаменту капітального будівництва ХОДА Сергій Ткачук раніше очолював «Добробуд»

Україна – одна з небагатьох країн Європи, де в містах можна легально їздити на автівці зі швидкістю до 80 км/год.

Всі країни Євросоюзу давно зменшили цей швидкісний ліміт до 50 км/год без виключень та «легальних перевищень».

При цьому, у більшості міст у зонах з житловою забудовою ще й діє обмеження до 30 км/год.

Причина цього – безпека життя та здоров’я мешканців.

В Україні ж, окрім, фактично легальних 80 кілометрів за годину (60+20) на деяких міських трасах можна їхати 80+20, а це вже сотня. В свою чергу, таке законодавство відображається на смертності під час дорожньо-транспортних пригод: у нас цей показник один з найвищих у Європі (13,5 осіб на 100,000 мешканців у 2012 році).

Гірше тільки у Молдові (13,9 осіб на 100,000) та Росії (18,6 осіб на 100,000).

У Німеччині ж, де на автобанах взагалі немає ліміту швидкості, але у містах можна їздити не більше ніж 50 км/год, показник смертності на дорогах становить 4,3 особи на 100,000 мешканців.

Тобто втричі менше, ніж в Україні.

Які ж зміни потрібні, щоб підвищити рівень безпеки на дорогах?

Перш за все, треба зрозуміти, що це не боротьба з автомобілістами.

Безпека руху – це не обмеження прав водіїв. Це комплекс заходів, які вже працюють у багатьох країнах світу для запобігання високим показникам смертності та травмування на дорогах.

ДТП бувають і без участі пішоходів та велосипедистів, в яких беруть участь лише водії автомобілів. Багато цих пригод трапляються саме на високій швидкості у містах, де багато автівок.

Тому мають бути розроблені такі інструменти, які б давали можливість і далі комфортно користуватись автівкою, але з меншим ризиком для життя і здоров’я.

На підтвердження тез наведемо трохи статистики.

У 2014 році в Україні, за даними ДП «ДерждорНДІ» було зафіксовано 153154 пригоди.

З них 26076 ДТП – з постраждалими. Загинуло в результаті цих пригод 4432 людини і поранено ще 32267.

Звідси висновки: кожне п’яте ДТП в Україні має наслідки для життя та здоров’я громадян, при цьому шанс загинути у такій дорожньо-транспортній пригоді приблизно 1:6.

З усіх пригод, за статистикою, 30% трапляються через перевищення безпечної швидкості. Є відомі цифри, наведені Міністерством транспорту у Великобританії: якщо пішохода збиває автівка на швидкості 30 км/год, її шанс вижити – 95%.

На швидкості 50 км/год виживає після зіткнення 55% осіб. Але якщо людину зіб’ють на швидкості 80 км/год (яка є легальною в українських містах) її шанс на виживання становить лише 15%.

Що ж буває, якщо дбати про безпеку руху на дорогах?

Для порівняння, у Швеції, у 2013 році внаслідок ДТП загинуло лише 264 людини. І ми не випадково згадали цю країну.

Тут у 1997 році в парламенті ухвалили закон під назвою Vision Zero, тобто «Візія – нуль».

Це стратегія, яка включає оптимізацію інфраструктури та комплекс змін у юридичні норми, яка дозволяє зменшити кількість загиблих у результаті ДТП до нуля.

Тепер шведи доводять, що вони можуть не тільки написати та ухвалити такий план, але й виконати його.

Серед методів Vision Zero є: зменшення ліміту швидкості у містах, будівництво пішохідних зон та болардів, які відділяють велосипедистів від автомобілів, встановлення безпечних переходів для пішоходів з «лежачими поліцейськими» та світловим попередженням. Як ми знаємо, в цьому плані більшість доріг в Україні, навіть в містах, не має відповідної інфраструктури для упередження ДТП та підсилення уваги водія.

Інша проблема – ми маємо дуже широкі дороги. Крім того, часто великі магістралі проходять просто через центр міста.

Не можна повноцінно реалізувати в Києві зменшення ліміту швидкості до 50 км/год, коли у нас є, наприклад, проспект Перемоги чи бульвар Дружби Народів, які, фактично, є трасами міжміського сполучення. Це є нонсенс для розвинутих країн. Як в плані екології, так і в плані безпеки руху.

Магістральне переміщення має здійснюватись за межами житлових кварталів та місць рекреації.

Це має бути відображне в генеральному плані міста.

Адже такі траси створюють шум, багато шкідливих викидів в атмосферу і можуть бути причиною великої кількості ДТП.

Те саме стосується широких доріг. У нас вулицею чомусь вважається дорога з шістьма смугами.

Розширення доріг ніколи не призводить до поліпшення транспортної ситуації у місті, адже там, де ширша дорога, завжди стає більше автомобілів.

А це перетворює міську вулицю на магістральну дорогу.

І, звісно ж, ліміти швидкості в українських містах мають бути знижені. В усіх країнах Євросоюзу стандарт швидкісного обмеження для міста – 50 км/год без жодних перевищень. І 30 км/год у житлових кварталах.

Така швидкість є безпечною, а отже безпосередньо впливає на якість життя містян. Адже коли прогулюєшся пішки, значно комфортніше почуваєш себе на тихій, повільній вулиці, аніж на проспекті з вісьма смугами.

Крім того, зменшення лімітів – це турбота про здоров’я і життя українців. Бо багато хто з тих, хто загинув внаслідок зіткнення з автівкою на великій швидкості, міг вижити й отримати менші травми.

Якщо ухвалити та дотримуватися нових правил, то в результаті ми отримаємо більш дружнє місто, де буде більше комфорту для кожного та вища якість життя.

Предложенный правительством проект госбюджета на 2016 г. хорошо подогнан под рамки, сооруженные для Украины Международным валютным фондом: он выглядит сбалансированным, расходы сокращены, дефицит — в пределах нормы. Но функционеры МВФ приедут и уедут, и их, в отличие от украинских граждан, не слишком беспокоит, за счет чего Минфину удалось «нарисовать» правильные цифры, не сбившись с заданного фондом курса. И что стоит за столь кардинальными сокращениями, на чем основывается «революционная» госсмета, и что будет, если ее принять? Бюджет-2016 — это иллюзия успеха. В действительности он основан лишь на обещаниях еще не начатых реформ.

Красивый фантик

Неоспоримый плюс предложенного правительством бюджета — снижение доли госсектора в ВВП, которая с учетом квазифискальных расходов уменьшится с 49 до 41,7%. В долгосрочной перспективе это, в случае сохранения тенденции, конечно же, ускорит экономический рост Украины. Правильный вектор, но его необходимо развивать, так как согласно расчетам Центра экономической стратегии, оптимальная доля госсектора в ВВП составляет 37%. А нынешние достижения — лишь этап, причем еще не пройденный. Добиться такого успеха правительство смогло в основном благодаря сокращению именно квазифискальных расходов, к которым традиционно относят покрытие дефицита НАК «Нафтогаз Украины», рекапитализацию банков, финансирование Фонда гарантирования вкладов физических лиц. Насколько успешным будет это начинание? Все закладываемые суммы по данным статьям, согласно Бюджетному кодексу, могут быть превышены, и зависеть это превышение будет от множества слабо прогнозируемых факторов. Например, прошлогодняя оценка потребностей ФГВФЛ с реалиями уходящего года разошлась, что привело к многомиллиардному увеличению положенной ему суммы.

«Создаются предпосылки для того, чтобы снижалась монетизация дефицита, фактически — эмиссия, которая приводит ко многим негативным последствиям, в первую очередь, создавая давление на валюту. Создаются предпосылки для того, чтобы уровень этой монетизации был всего лишь 16%. Для сравнения, в нынешнем году этот показатель был 45%, а в прошлом — почти 90%, — комментирует Елена Билан, главный экономист инвестиционной компании Dragon Capital. — Опять же, это только предпосылки. Объемы средств, которые будет вынужден напечатать НБУ, зависят от множества факторов. В первую очередь, от того, получим ли мы 17 млрд от приватизации, будем ли мы получать финансирование от внешних кредиторов, будут ли выполняться другие статьи доходов».

Будущий год будет проходить в непростых условиях сокращения расходов, причем немалого, — импортный сбор будет отменен, плановые перечисления Нацбанка в бюджет снижены. При этом правительство, по просьбам трудящихся, снижает единый социальный взнос, существенно увеличивая дефицит Пенсионного фонда. Собственно, необходимостью компенсации этого разрыва и объясняется парадокс налоговой реформы Минфина, которая снижает налоговую нагрузку, повышая ставки.

Ожидаемо роль налоговых поступлений в доходной части бюджета вырастает. Да, Минфин вполне разумно пытается перенести нагрузку на непрямые налоги — НДС и акцизы, но этого недостаточно. Возлагать надежды на стабильность налоговых поступлений в нынешних условиях — риск. Вопрос, оправдан ли он? Надежды на улучшение налогового администрирования очень хлипкие, до сих пор Государственная фискальная служба не демонстрировала реформаторского рвения, скорее, наоборот. Борьба с контрабандой и контрафактом скорее вялотекущая, нежели даже просто активная. А ведь естественной реакцией на повышение акцизов будет уход в «тень» части производителей, и все надежды будут возложены именно на сознательность контролирующих органов.

И уж совсем опасно выглядит ожидаемый рост поступлений по налогу на прибыль с

37 млрд грн в этом году до 50 млрд в 2016-м. Доля налога в ВВП вырастет с 1,9 до 2,2%. Во-первых, прибыль предприятий — плавающий, зависящий от многих факторов показатель, и что позволило Минфину спрогнозировать такую прибыльность украинского бизнеса в 2016-м, непонятно. Особенно с учетом того, что в последней редакции министерство таки решилось отказаться от авансовых платежей по этому налогу. Закон о продлении моратория на проверки бизнеса до 30 июня 2016 г. принят только в первом чтении, а пленарных заседаний практически не осталось. В итоге, получив завышенный план по налогу на прибыль, ГФС с радостью вернется к практике проверок и обязательных доначислений как в бюджет, так и в собственные карманы. Это мы уже проходили не раз.

При этом агросектору сохраняют часть льготы по НДС на следующий год. Да, они уже не могут оставлять себе все и должны 75% отдать в казну, но с учетом возмещения НДС при экспорте зерновых госбюджет все равно лишается значительной части поступлений. Это необоснованный и вредительский прогиб правительства, лишний раз доказывающий, что когда речь заходит об интересах аграрного лобби, даже настоятельные рекомендации МВФ не принимаются во внимание.

«Правительство пошло по пути замещения выпадающих доходов в основном за счет налоговых поступлений, которые должны расти опережающими темпами. Отчасти это связано с повышением некоторых ставок, отчасти с улучшением администрирования, на которое рассчитывает правительство, и с постепенным восстановлением экономической активности, в частности с этим связан рост на треть налога на прибыль. Это определенные риски, потому что если экономическая ситуация будет хуже, чем ожидает правительство, недобор доходов возможен, что вызовет определенные проблемы, — объясняет экономист Павел Кухта. — Расходная часть также содержит вызовы для правительства. Прежде всего, рост дефицита Пенсионного фонда. Чтобы этот рост компенсировать, правительство фактически пошло на зеркальное снижение расходов по другим статьям — образование, наука, здравоохранение. Соответственно, если говорить о поддержании стандартов в этих сферах в условиях недофинансирования, то это потребует проведения в них глубоких реформ, которые позволили бы повысить эффективность использования выделяемых средств».

Ожидаемый рост поступлений по налогу на доходы физлиц с 42,6 млрд грн до 54,7 млрд частично объясним повышением ставки налога и номинальным, хоть и незначительным, но ростом доходов граждан. Однако в случае ухудшения экономической ситуации и последующей тенизации заработных плат собрать прогнозируемые Минфином суммы не удастся. Тут важно помнить, что НДФЛ — бюджетообразующий налог для местных властей. И недобор по нему обязательно отразится на благосостоянии местных бюджетов, у которых Минфин забирает еще и 25% поступлений единого налога.

Горькая начинка

Так как ни одна реформа, предполагающая сокращение расходной части бюджета, толком проведена не была, правительство решило пойти по пути наименьшего сопротивления и передать часть своих расходов на места. Де-юре они сокращаются в бюджете государства, де-факто мертвым грузом ложатся в бюджетах местных громад. Регионам передают львиную долю льгот, полномочия в сфере образования, соцобеспечения и здравоохранения.

Власть продолжает настаивать на том, что доходы местных бюджетов выросли на 40%, но, похоже, здорово переоценивает реальные поступления громад. «Аргумент правительства, что в 2015 г. громады получили дополнительный ресурс, а сейчас, в 2016-м, к нему добавляются полномочия, не имеет права на существование. Этот ресурс не является дополнительным, государство просто начало отдавать местному самоуправлению должное, — говорится в очередном обращении к правительству экспертов Ассоциации городов Украины. — К примеру, в 2014 г. в местных бюджетах на модернизацию городской инфраструктуры в расчете на жителя было 448 грн (28 евро), в то время как в Словакии — 192 евро, Латвии — 231, Польше — 305 евро. Финансовая децентрализация увеличила этот ресурс втрое — до 1500 грн (60 евро), все еще не приблизив украинцев к нормативу их соседей, но вдвое сократила время обновления основных фондов (с 60 до 30 лет!)».

О мнимой и реальной обеспеченности местных бюджетов красноречиво говорят следующие факты. В бюджете 2016 г. Минфин предусмотрел дополнительные поступления от налога на недвижимость в размере 3,8 млрд грн, повысив ставку, отменив льготу и расширив базу налогообложения. В прошлом году Минфин по этому же налогу установил план в 2,7 млрд. Собрали местные бюджеты за десять месяцев 2015-го — 700 млн. И причина была не в низкой ставке, льготах или базе, она проще — соответствующий государственный реестр содержит данные только по 30% объектов недвижимости, а ГФС вправе начислять и взимать указанный налог только на основании данных государственного реестра. Устранили эту проблему? Нет. Выполнят ли регионы план Минфина в 2016-м? Тоже нет.

Источники финансирования Государственного фонда регионального развития, в которые Минфин хочет привлечь 4,7 млрд грн, — это «конфискованные средства и средства, полученные от реализации имущества, конфискованного по решению суда за совершение коррупционного и связанного с коррупцией правонарушения». Получат ли местные бюджеты и эти средства, вопрос риторический.

Тиражируемое чиновниками 40-процентное увеличение поступлений в общие фонды местных бюджетов в текущем году, о чем уже писало ZN.UA, во многом связано с банальным перемещением единого, экологического налогов и налога на недвижимость из специальных фондов в общие. Статистику Минфин подает только по общим фондам, декларируя сногсшибательный рост. Но станет ли у вас больше денег, если вы просто переложите их из правого кармана в левый?

За десять месяцев текущего года общие фонды «дополнительно» получили 26,8 млрд грн. Переданные дополнительные полномочия в будущем году обойдутся им в 27,4 млрд. Средства для регионов огромные, но они не будут потрачены на модернизацию городской инфраструктуры, строительство дорог, замену аварийных сетей, освещение улиц, утилизацию мусора. Они будут (если будут) переданы льготникам, которым не местные власти, а центральное правительство популистов пообещало когда-то лучшую жизнь и исключительные права.

Местные бюджеты будут обязаны профинансировать питание в детских садах, компенсационные выплаты по льготному проезду, услугам связи, другим социальным льготам, оплатить 75% стоимости кассовых аппаратов для плательщиков единого налога, обязательство о покупке которых на себя взяла даже не прошлая, а действующая центральная власть, принять на баланс ПТУ и вузы І–ІІ уровня аккредитации. Расчет понятен, все, что центральная власть финансировать не хочет, она передает на места, понимая, что там эти статьи профинансировать просто не смогут. Элегантный способ навсегда похоронить большую часть льгот, а заодно и ПТУ с некоторыми вузами. Заявления Наталии Яресько о том, что Минфин таким образом усиливает децентрализацию и предоставляет регионам больше ресурсов и рычагов влияния, — цинизм чистой воды.

Кислое послевкусие

Во всем пакете бюджетных законов есть только одна норма, намекающая на реформу социального обеспечения, монетизацию и верификацию льгот, позволяющая центральному органу исполнительной власти получать доступ к информации о состоянии текущих, кредитных и депозитных банковских счетов лиц, получающих льготы от государства. Все. Остальное — не монетизация, не реформа, не верификация, а банальная передача финансирования льгот на места. Причем без предоставления необходимых для этого средств. При этом госбюджет-2016 благодаря снижению ЕСВ стал не просто социальным, а суперсоциальным. Около 40% его расходов занимают социальные и пенсионные статьи. В 2015 г. они составляли порядка 27%. Однако повышения качества жизни ожидать не стоит.

Так и не реализованная Минсоцполитики реформа по монетизации и адресности льгот «спущена» Минфином в регионы. Там она и почиет с миром. Но Минсоц обещал еще и пенсионную реформу, которою тоже продинамил. Ее тоже отдадут регионам? Ведь из-за снижения ЕСВ собственные поступления Пенсионного фонда в 2016-м сократятся на 34,5%, увеличив его дефицит до 120 млрд грн. Дефицитными станут и остальные фонды соцобеспечения.

Путем нехитрых манипуляций, повышая социальные стандарты, Минфин планирует все-таки экономить на пенсионных выплатах. Видимо, решив, что пенсионные новшества уходящего года (временные, но продленные на 2016-й) недостаточно эффективно сокращают количество пенсионеров в Украине. «Вместо использования при расчете пенсий показателя средней зарплаты за последние три года (2013–2015), который составляет 3,4 тыс. грн, правительство предлагает зафиксировать для этого расчета среднюю зарплату за 2012–2014 гг., то есть 2,9 тыс. грн. Это означает, что в расчетной модели суммы пенсионной выплаты будет использоваться зарплата на 17,2% ниже, чем по действующему законодательству», — отмечает юрист Наталия Мартыненко.

При этом, если верить заявлениям Минфина, ожидается верификация пенсионеров и других получателей соцвыплат, которая позволит сэкономить порядка 5 млрд грн. Правда, в случае ее проведения. Об аудите самого Пенсионного фонда и о реформировании пенсионной системы опять молчат. Лишь с гордостью отмечают, что другие статьи расходов сократили исключительно ради обеспечения социальных выплат.

Причем больше всего досталось образованию и науке, там расходы урезали с 90 до 77 млрд грн (в основном за счет передачи их на места). Образовательная субвенция местным бюджетам практически не выросла (43,6 млрд в 2015 г. против 44,1 млрд в 2016-м). Глава Минфина обещает оптимизацию школьной сети, ликвидацию малокомплектных школ, реформу системы госзаказа в системе высшего образования. По сути, если все вышеперечисленное не состоится, сфера образования останется вообще без денег.

Впрочем, как и сфера здравоохранения, расходы на которую также сократили с 56,4 млрд грн до 50,3 млрд, а субвенцию урезали на 5% (с 46,5 млрд до 44 млрд). Это сокращение тоже основано не на реальных достижениях правительства, а на очередных обещаниях повышения медицинских стандартов, автономности медучреждений и реформы всей сферы. Хорошо, если это получится реализовать, а если все произойдет, как обычно?

* * *

Минфин старался по пунктам выполнить все выдвигаемые ему требования: вписался в нормативы МВФ, снизил ЕСВ, подготовил новый Налоговый кодекс, сократил расходы, часть из них переложив на местные власти, часть — в счет мифических будущих реформ. Конечно, это только марафет, не более. Но иначе и быть не могло. Весь бюджетный процесс этого года в цветах и красках демонстрирует полную несостоятельность действующего правительства — ни одной реформы, которая позволила бы сократить расходную часть уже сейчас и гарантировать бездефицитность урезанных статей в будущем. По сути, Минфин, прикрывая широкой спиной остальных членов правительства, гарантирует выполнение госбюджета обещаниями грядущих реформ. Если их не будет, нас ждет колоссальное недофинансирование. Важно ли тогда будет, вписались мы в нормативы МВФ или нет?

Бюджетная эпопея продолжается. Это нормально и ожидаемо. Даже если бы Минфин не номинально, а реально выполнял букву закона, внося изменения в налоговое законодательство за шесть месяцев до нового бюджетного года, а госсмету — в сентябре, процесс не шел бы проще. Правительство и парламент погрязли в сварах, и, с одной стороны, на них давит несогласный бизнес, а с другой — внешние кредиторы. МВФ уже заявил, что принятие госбюджета, параметры которого не будут соответствовать целям программы фонда на 2016 г. и среднесрочную перспективу, приостановит сотрудничество с Украиной и, соответственно, ее международное финансирование. Заявление, несколько опережающее время, ведь депутаты сошлись на том, что все-таки будут принимать бюджет, но на старой налоговой базе с корректировками, необходимыми для достижения удовлетворяющих фонд макропоказателей. Какими будут эти корректировки — загадка. Сможет ли рабочая группа свести госсмету без потерь для местных бюджетов — тоже тайна. Но любые попытки достичь компромисса в таких условиях чреваты тем, что на выходе мы получим совершенно нежизнеспособные документы. И в следующем году нас будет ожидать очередная реформа госфинансов.