Статьи
Более странное национально-политическое размежевание, чем имевшее место в Советском Союзе, сегодня трудно и найти. Но если СССР упокоился более 20 лет назад, а проведенные в его время границы все еще терзают наше сознание и проступают на картах кровоточащими рубцами, самое время задуматься – а действительно ли безрассудно поступали кремлевские правители и землемеры? И не пришло ли время посмотреть и на эту проблему широко открытыми глазами?
Задумывались ли вы хоть раз по-настоящему, зачем (именно зачем, а не почему) в составе Украины, тогда еще советской, появились Донбасс и Крым, хотя Мариуполь, Донецк и Луганск были пограничными городами УНР в 1919 году, на остальные земли и на полуостров украинцы никогда не претендовали? Более того, как так получилось, что в составе Молдавской ССР оказалось Приднестровье – исторически украинский и преимущественно русскоязычный регион? С какой целью Осетия была разделена между РСФСР и Грузинской ССР, для чего последней была передана Абхазия? Почему населенный армянами Нагорный Карабах управлялся Азербайджаном, а узбекская Ферганская долина – Киргизией? По каким лекалам нарезались границы северокавказских республик? Чем объяснить непропорционально большое число русских на севере Казахстана и на востоке прибалтийских стран? За Страной Советов водилось множество грехов, но в одном ее нельзя было упрекнуть – там ничего не делалось просто так. И если все национальные окраины в конечном итоге оказались испещрены многочисленными анклавами, затрудняющими стабилизацию политических границ и постоянно подогревающими межэтническую рознь – значит, это точно было кому-то нужно.
Впрочем, большого труда не составить ответить, кому именно – наркому по делам национальностей РСФСР, а потом и генсеку ЦК ВКП(б) тов. Сталину. Началось все с его известного спора с Лениным в августе 1922 года о формате будущего Советского Союза – Сталин предлагал не миндальничать, а включить все социалистические республики в состав России на правах автономии: «действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, СТО и ВЦИК РСФСР на СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, т. е. замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик в смысле языка и культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее». Ленин же выступил против: «В § 1 вместо „вступления" в РСФСР сказать „Формальное объединение вместе с РСФСР в Союз Сов. Республик Европы и Азии"… мы признаем себя равноправным и с Укр. ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, Союз Сов. Республик Европы и Азии». В том споре победила ленинская концепция формального равноправия, но Сталин смеялся последним. Начав с невиданной централизации власти и полной подмены государственного аппарата партийным, вождь и отец народов закончил нарезкой границ союзных республик (Крым сменил место жительства позже, но в контексте той же логики) и переселением целых народов. Несмотря на то, что официально такие действия никак не объяснялись и не назывались, сегодня лишь слепой не увидит, что Сталин последовательно выполнял давно задуманную им программу, которую с полным основанием можно было бы назвать «Доктриной анклавов».
Итак, в чем же суть доктрины анклавов? Ответ можно найти, если обратиться к аргументации Сталина во время дебатов о форме СССР. Основной угрозой единству нового Союза будущий тиран считал самостоятельную внешнюю политику советских республик, помноженную на возможность выхода из состава большевистской империи. Предлагаемая им автономизация Украины, Беларуси и Закавказья сама собой снимала эту проблему с повестки дня, но в условиях формально равноправной конфедерации пришлось действовать иным путем. Если нельзя, – рассуждал Сталин, – воспрепятствовать провозглашению республиками независимости, то нужно сделать ущерб от последствий этого процесса совершенно неприемлемым. В качестве первого сдерживателя предполагалось использовать общесоюзный карательный аппарат и армию (и в конце концов Москва пыталась воспользоваться им в Тбилиси в 1989 г. и Вильнюсе в 1991 г.), а в качестве второго – ориентированные на центр этнические меньшинства (будучи наркомом национальностей, Сталин знал толк в этом вопросе). Именно поэтому на протяжении всего существования СССР Кремль последовательно включал в состав союзных республик территории с «чужим» населением, а заодно и поощрял активное расселение русских на периферии.
Результатом стала ситуация, наблюдаемая ныне. «Русские» анклавы играют роль якорей, удерживающих новые государства в орбите влияния РФ: Нарва в Эстонии, Приднестровье в Молдавии, Крым и пол-Донбасса в Украине, а также внушительные диаспоры в Беларуси и Казахстане. Одно время Литовской ССР предлагали присоединить преимущественно русскую Калининградскую область, но Вильнюс благоразумно отказался, избегнув сегодня многочисленных головных болей. «Инородные» анклавы и с умыслом прочерченные границы на Кавказе и в Средней Азии призваны порождать конфликты, для разрешения которых местные власти традиционно обращаются к «старшему брату»: Ферганская долина, Карабах, Абхазия и Осетия. Неявные, но продолжительные конфликты уже тлеют из-за спорных территорий между Осетией и Ингушетией и внутри Дагестана, и грядут неизбежные разборки в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Не соответствуют этническим ареалам и административные границы Татарстана и Башкирии. Умелое манипулирование сторонами этих «управляемых конфликтов» усиливает Россию как империю, а то, что при этом страдают и собственно русские, Москву традиционно не заботит.
Но думать, будто бы доктрина анклавов осталась в прошлом вместе с почившим СССР, было бы верхом наивности. Сегодняшняя РФ в точности придерживается заветов тов. Сталина, подогревая сепаратизм внутри соседних стран и создавая «серый пояс» нестабильности из непризнанных республик вдоль своих границ, не столько укрепляя себя, сколько ослабляя других. И пытаться одолеть эту доктрину атакой в лоб – непростительная трата времени и сил. Единственным адекватным ответом стало бы применение доктрины анклавов в собственных интересах – например, всестороння поддержка (вплоть до оружия) антрироссийски настроенных крымчан и дончан, а потом, как знать, и антиимперское подполье в самой России. Важно постоянно напоминать нынешним агрессорам, что поддержка сепаратизма и создание анклавов на чужих землях – это обоюдоострое оружие, и обязательно придет день, когда поднявшие на других меч от него же и падут.
- Информация о материале
Мы быстро привыкли жить посреди войны. Пугающе быстро.
Наши дети больше не просыпаются ночью, если слышится стрельба. Даже не вздрагивают. Привыкли.
Зато просыпаемся мы. И сразу смотрим вокруг: свои все дома? Все. Можно спать дальше.
И проваливаемся в тяжелое мутное забвение без сновидений. Наш сон — не для картинок. Наш сон — отдых перед новым тяжелым днем. Возможно, последним днем нашей жизни.
Дети… Дети стали совсем другими. Это маленькие взрослые. Они больше не капризничают. Они стали тихими и послушными.
Когда в небе слышится тяжелый гул самолетного двигателя, они сами вылезают из песочниц, слезают с качелей, собирают игрушки и бегут домой.
Когда где-то, вдали или вблизи, слышатся громкие разрывы, они берут нас за руку и смотрят снизу вверх со странным спокойствием. Ждут, когда мы скажем, что делать. Они уже поняли, что на войне надо выполнять приказы.
Школьники больше не убегают с уроков, чтобы потусить с друзьями. Не своевольничают. После звонка сидят, пока мы не придем за ними. Мы приходим. Иногда даже прибегаем — если доходят слухи, что возле школы появились вооруженные люди.
Детям кажется — мы знаем, что делать. Что все будет хорошо.
Мы, конечно, не знаем. Мы только учимся. Учимся жить на войне.
— Автобус едет только до проспекта Панфилова. Дальше идут боевые действия, — объявляет по громкой связи водитель. Уже без запинок. Научился.
Все молчат. Кроме одной молоденькой девушки, которая произносит, обращаясь неизвестно к кому:
— Но ведь это, на самом деле, страшно… Наверное…
В голосе — удивление. Ей это странно: должно быть страшно, но не страшно.
Мы учимся.
Первый урок — никуда не ходить и не ездить без необходимости.
Мы научились обходиться без прогулок, кинотеатров, кафе. Не подчиняться мимолетным капризам. Не находиться в людных местах дольше, чем следует.
Наши передвижения теперь строго функциональны. Работа, дом, банкомат, магазин.
Праздный шопинг и прочие радости потребительского общества — это теперь не про нас. Мы покупаем не для развлечения. Только для выживания. Самое необходимое, по заранее составленному списку.
Главное — поскорее.
Нужно успеть вернуться домой до темноты. Есть ли комендантский час, нет его — неясно.
Поэтому лучше просто не ходить ночью. Безошибочное решение. Ночь — время войны. И ночной охоты для хищников каменных джунглей.
Мы забыли, что такое пробки и час пик. Наши улицы пусты. Общественный транспорт не забит пассажирами в любое время дня.
Безработица больше не кажется трагедией. Напротив, любая возможность остаться дома — за счастье. Мы пока, к счастью, не голодаем. Нужда не гонит нас на улицу в поисках ужина.
Значит, лучше посидеть дома. Благо, вода, свет и газ подаются без перебоев. В смысле — не хуже, чем всегда. Даже удивительно.
Жизнь переместилась во дворы. Но каждый выход за очерченный панельными многоэтажками квадрат — лотерея. Далекий и трудный поход. Без гарантии возвращения.
К вечеру многолюдные некогда аллеи и скверы превращаются в Silent Hill. Тишина и безмолвие. Почти неуловимый, едва ощутимый привкус опасности.
Второй урок — держаться подальше от людей с оружием.
Люди с оружием — вестники смерти. Своей и чужой.
Они притягивают смерть.
Этот урок дался нам нелегко.
Мы — бывшие мирные люди. Мы выросли на кинобоевиках, книгах с пафосным героизмом и видеоиграх, где смерть не страшна, а красива и со спецэффектами.
Баррикады, бронетехника на дорогах, автоматчики на улицах, вертолеты в небе. Это было в новинку, это было интересно.
Рассказывали, что женщина в Славянске получила случайное ранение из-за своего любопытства. Она вышла вечером на балкон, чтобы посмотреть на "войнушку" в бинокль. По блику оптики тут же ударили, то ли минометом, то ли гранатометом. Кто именно — неизвестно.
Чуть позже мы поняли — там, где сеют смерть, никакой точности нет. Случайная пуля или осколок могут достаться любому.
Трое погибших мирных жителей в Донецке и десять раненых в Славянске. Это только за один день, понедельник 28 мая. А за предыдущий — трое убитых в Славянске и один в Мариуполе.
А еще с начала боевых действий были ранены семеро детей. От четырех до семнадцати лет. К счастью, никто не погиб.
Мы выучили этот урок. Улицы мгновенно пустеют, если по ним идет колонна. Или гуляет "республиканский" патруль. Или несутся куда-то внедорожники без номеров, набитые камуфлированными бородачами.
У людей с оружием своя жизнь, сложная и насыщенная. Они делятся на группировки. Образуют странные союзы, шаткие и непостоянные.
Сначала стоят на одних блокпостах под одними флагами. Потом обзывают друг друга "мародерами" и "предателями".
И воюют.
Иногда с украинской армией. Иногда между собой.
Они, кажется, сами не помнят, с чего все началось. Но уже не могут остановиться.
За ними гоняется смерть. Но не факт, что догонит. Возможно, то, что уготовано кому-то из них, достанется кому-то из нас.
Поэтому лучше обходить их стороной.
Урок третий — не доверять. Никому. Никогда.
Мы научились держать свое мнение при себе. Когда-то мы любили спорить и громогласно доказывать свою правоту. Трепаться, шутить и отстаивать безумные теории.
Теперь мы взвешиваем каждое слово. Особенно с малознакомыми людьми.
Кто знает, на что и как отреагирует твой собеседник? Бросится к ближайшему патрулю с криком: "Хватайте его, это бандеровец"? Даст по морде со словами: "Получай, сука сепаратистская"?
Лучше не проверять. Лучше промолчать.
Нам дико слышать из телевизора слова "переговоры" и "общественный диалог". Диалог с кем? С нами?
Но мы не будем говорить. Мы уже поняли, что молчание — залог безопасности.
Последние остатки доверия крушат самые близкие люди. Хорошо тем, у кого друзья и родные придерживаются одинаковых взглядов. У кого нет сомнений, где в этой войне — свои.
Но так бывает редко. Неосторожно сказанное слово, как спичка, разжигает костер безобразных ссор. Рушатся семейные узы, разлетается на осколки старая дружба.
А дети тихо и грустно смотрят из угла на орущих, грязно ругающихся, брызжущих слюной взрослых.
Но не плачут. Уже научились. Или разучились?
Мы больше не доверяем публичным словами и официальным сводкам. Особенно тем словам и сводкам, где говорится о мире и безопасности.
Мы уже поняли: безопасность бывает только временная. А мир был когда-то. Больше его нет.
Мы звоним друзьям, приятелям, знакомым:
— Слушай, мне тут надо по делу в твои края. У вас там не стреляют?
— С утра постреляли немного, сейчас вроде тихо.
— Дороги не перекрыты?
— На старом месте блокпост, новых не появилось…
С теми, к кому мы испытываем недоверия чуть меньше, чем к остальным, делимся заветным — самой важной и нужной информацией. О пока еще работающих магазинах и банкоматах. О блокпостах.
О комендантском часе:
— Так есть он все-таки или нет?
— Да хрен его знает!
Больше всего мы не доверяем милиции. Раньше мы их побаивались, но считали представителями власти. А кто они сейчас?
Мой друг ужинает дома. Звонок в дверь. Заплаканная соседка:
— Моего мужа забрали! Эти, с автоматами, цеплялись к кому-то, а он заступился. И его увели в здание СБУ. Что мне делать? Не в милицию же звонить?
— Конечно, какая милиция! Слушай, так ведь "республика" публиковала телефоны, куда надо сообщать о похищенных людях…
Звонить террористам, чтобы они просили своих товарищей отпустить заложника. Здесь и сейчас эта мысль не кажется безумной.
Возможно, это единственный шанс на спасение. А милиция — это без шансов вообще.
Мы теперь просто не понимаем — кто эти странные люди в нелепой синей форме? Говорят, им платят зарплату. Ходят слухи, что они за эти деньги должны поддерживать правопорядок и обеспечивать безопасность мирных граждан. Смешно…
Впрочем, от них есть польза. Такая же, как от белых мышей на подводной лодке — когда не хватает воздуха, первой начинает задыхаться мышь.
А когда в Донецке намечается перестрелка или очередные погромы "именем республики", первыми исчезают с улиц милиционеры.
Значит, пора разбегаться и нам.
…Мы с большим трудом сохраняем остатки человечности. Мы пока не врываемся толпами во вскрытые мародерами магазины. Нам это кажется постыдным. Но только потому, что наши семьи пока еще не на грани нищеты и голода.
Самые совестливые клянут себя за то, что промолчали, когда слово еще могло что-то изменить.
Самые честные признают, что были глупы, когда считали свои представления о счастье достаточным поводом схватиться за оружие.
Мы все еще удерживаемся от скатывания в полный хаос.
А еще мы наконец-то нашли, что нас всех объединяет. Независимо от пристрастий и симпатий.
Все мы, скрывая это друг от друга, смотрим по вечерам в звездное небо из-за зашторенных окон и молим: "Господи, пусть это поскорее закончится"...
- Информация о материале
Командир батальона "Донбасс" никогда не снимает балаклаву, когда общается с журналистами. Толком не известно, Семен Семенченко - это его настоящее имя или псевдоним. Ему не нужна лишняя слава, хотя о важных операциях батальона на востоке Украины Семен отчитывается в социальных сетях.
Сейчас он приехал в Киев, чтобы сформировать новый батальон Национальной гвардии. Каждый день звонят человек 100-150. Добровольцев отбирают, затем они проходят медкомиссию и отправляются в тренировочный лагерь внутренних войск.
Семен довольно молодой человек, отец 4-х детей. Он родился и вырос в Донбассе, никогда не готовил себя к политической деятельности и, тем более, не мог предположить, что с оружием в руках придется защищать территориальную целостность Украины от таких русских, как и он.
Хотя командир "Донбасса" подчеркивает, что воюет не против русских, а против российского фашизма и бандитов, которые лезут буквально из всех щелей.
- Почему вы все время в маске, почему не показываете свое настоящее лицо?
- Командира Луганского батальона МВД украли, он до сих пор сидит в СБУ в Луганске (здание СБУ было захвачено вооруженными людьми. Теперь всех, кого задерживают, террористы везут туда - УП).
Создатель батальона Яроша, которого так и не существует до сих пор, Василий Будик, сидит в подвале у "Беса" (Игорь Безлер, один из командиров террористов – УП) в Горловке. Он нафотографировался с Ярошем в обнимку, его на второй день и сцапали.
Другие батальоны МВД не добрали даже взвода. Их соединили вместе. Туда не особо кто-то хочет идти. У нас сейчас фактически формируется три батальона – один на базе Нацгвардии, второй в Луганской области - батальон территориальной обороны будет заниматься охраной госграницы, и третий – добровольческий.
Я думаю, что я имею право на такую прихоть как хождение в маске. У меня есть для этого основания.
- Семен – это ваше настоящее имя или позывной?
- Я оставлю это без комментария.
- Откуда вы родом?
- Я родом из Донецка. И я русский. До войны был мелким предпринимателем. Занимался охранными системами, видеонаблюдением и прочим. Бизнес после Майдана дал дуба, потому что я два месяца им не занимался.
- Вы были участником Майдана?
- Да. Мы создавали Евромайдан в Донецке.
- Как вы пришли к идее, что надо создавать батальоны территориальной обороны?
- Я удивился, что никто другой к ней не пришел. Просто было желание как-то этот бандитский беспредел прекратить. Тем более, что мы были в составе "Самообороны" Донецкой области и видели, что происходит в нашей области и среди пророссийских групп.
Никакого там настоящего сепаратизма нет сейчас на Донбассе. Есть местная Партия регионов, криминалитет, ну и Россия включилась на втором этапе.
Я видел, как милиция расступается, а людей на митингах за единую Украину убивают, и понял, что надо реально проводить поисковые операции, когда все это начало уже слишком бурно цвести.
В нашей области заблокировали создание батальона территориальной обороны. Генштаб опасался вооружать, как они говорили, армию почти уже чужого государства, и местным властям это было не нужно. А потом местные власти заигрались в сепаратизм и пошла неконтролируемая реакция.
Так вот, когда я увидел, что табанят этот процесс, мы решили создавать сами. Поехали в Днепропетровск. Я понял, что там надо формироваться, потому что в Донецке уже не успеем. Тут уже избивали призывников. Я приехал, объявил в Фейсбуке призыв прямо под стены администрации, ни с кем не договаривались. Начали приходить люди, потихоньку пошел диалог.
- "Донбасс" состоит только из донецких?
- На 70-80%.
- Коломойский имеет отношение к вашему батальону?
- Коломойский имеет отношение как председатель Днепропетровской обладминистрации. Он нам выделил бывший пионерский лагерь. Даже не он выделил, а по его просьбе - местная рада. И все. Нам ничем больше тогда не помогали. Да мы таких отношений, в общем-то, и не хотим.
Мы сейчас больше опираемся на людей, у нас сейчас с финансами, слава богу, наладилось. Потому что люди верят. И мы фактически сейчас все свои потребности, за исключением вооружения, можем закрывать за счет пожертвований.
- А как к вам относится губернатор Донецкой области Тарута?
- Российская пропаганда подает это так, что это местные фашисты, "правая рука" Яроша Семен Семенченко. К сожалению, со стороны патриотических сил многие подпевают российским СМИ.
А что касается Таруты, так они нас уже признали. Мы были недавно в "правительстве Донецкой области в изгнании" - они сидят в Киеве сейчас - они обязались помогать. Будут закупать нам вооружение эксклюзивное, тепловизоры всякие и прочее. Пока подарили старенький автобус. То есть, признали нас. Но, к сожалению, признали уже, когда поздно было, когда уже их самих оттуда выгнали.
- Когда, на ваш взгляд, произошел перелом, когда власти потеряли контроль над Донецком? Тот же Тарута, Ахметов, киевские власти.
- Перелом произошел, когда пошла активная перевозка туда чеченов и крымских "Беркута" с "Альфой" – профессиональных негодяев. Это было где-то сразу после майских праздников. Я встречался с Тарутой несколько раз. Он, как мне казалось, искренне считал, что он с этим справится, со всеми договорится.
А в это время в пионерских лагерях Донецкой и Луганской области свободно готовили боевиков. И сейчас они просто вылезают. Когда под Карловкой мы несколько дней назад в эту засаду попали, совершенно случайно увидели чеченов, увидели, какое большое их количество. До этого мы их как-то не встречали, они по базам прятались.
- А еще раньше, когда в Донецке в марте бандиты избили майдановцев, и погиб Дмитрий Чернявский…
- Мы как раз охраняли этот митинг…
- …как вы считаете, тогда местная власть заигрывала с сепаратистами?
- Они же создавали этот сепаратизм. Местная власть четко с самого начала является создателем всего этого сепаратистского движения.
Криминалитет, Партия регионов, местные промышленники и предприниматели, которые использовали мэров городов, использовали человеческий ресурс, свозили со всей области и создавали массовку для пророссийских митингов. Пока не пошла цепная реакция. То есть, на самом деле это проблема, именно порожденная внутри самой области. А Россия подключилась…
- А Ахметов?
- Я не держал с Ахметовым свечку, не знаю. Но я бы не месте Ахметова не допустил этого. Раз он допустил, значит, наверное, что-то есть. Многие, кроме Ахметова, я знаю точно, в этом участвовали. Что далеко ходить? Когда недавно громили офисы Партии регионов по некоторым районам, там находили целые пачки георгиевских ленточек.
- Вы говорите, что охраняли тот проукраинский митинг в Донецке…
- Да. И фактически милиция расступилась, пропустила большое количество людей с битами, топорами, цепями, оружием, в том числе. Их было в несколько раз больше, чем нас. Нас просто смели. Это весь тот ресурс, который стягивался специально, чтобы подавлять у людей волю к сопротивлению. Потом люди стали просто опасаться высказывать свои убеждения, взгляды.
Последний митинг был, насколько я помню, в мае. Закончился избиением. После этого никто уже не высовывается. Сейчас же идет так называемая мятеж-война. Это война на первом этапе против населения и инфраструктуры.
То есть, бьют по мозгам населению, создают образ освободителя. Как только процент поддержки зашкаливает, начинается уже вторая часть операции, как сейчас – вводятся непосредственно какие-то войска или боевики.
На первом этапе велась информационная война с помощью этой криминальной структуры из Партии регионов, местных бандитов и отдельных промышленников. Почему я это знаю? Потому что эти четыре района, которые мы взяли…, мы их от таких людей чистили. Никто, кстати, не умер. Но когда некоторые люди посидели в подвале немножко, сразу все это сошло на нет…
И поддержка России, всего этого буйства – процентов 15-20. Все остальное – это телевизионная картинка, специально создавалась. Просто потом создатели всего этого пазла потеряли над ним контроль. Что мы сейчас и видим.
- Ваша семья из Донецка?
- Да.
- Она осталась там или вы ее вывезли?
- Я ее вывез еще два месяца назад. Я мог представить, к чему все идет.
Первую балаклаву я надел еще четыре месяца назад. Если люди умеют прогнозировать свои действия и действия оппонента, видно было, к чему все катится. Тем более, наша государственная машина обветшала, реально сопротивляться этому не может. Ее нужно менять. Вот когда мы ее поменяем, тогда мы победим. А до этого будут многомесячные топтания, жертвы, кровь и т.д. Неутешительный прогноз, но реальный.
- Почему вы так самозабвенно сражаетесь за Украину?
- Я скажу банальность. Потому что мои деды за нее же сражались в составе советской армии. Как поют сепаратисты: их "деды воевали". У меня создается впечатление, что они воевали в полиции и у коллаборационистов. Потому что не могут деды-герои породить внуков, которые пытают, убивают, похищают.
Я воспитывался на советском патриотизме. Я считаю, что если принимал присягу, где написано, что до последней капли крови защищаешь страну, то надо как-то этому соответствовать. Понятно, что таких людей не очень много. Но, слава богу, на батальон набралось. У нас больше половины русских. И я очень люблю Россию, я нормально отношусь к Советскому Союзу.
Но то, что сейчас строится в России, никакого отношения к славянскому миру, к "русской весне", к СССР, вообще не имеет. Это какая-то помесь фашизма православного… все это неправильно.
У нас очень много русских и белорусов, даже просто граждан России и Беларуси, грузины есть. "Очень много" – это до 20%. Большинство все-таки либо местные жители, либо максимум из Запорожья. Видно, что не представляют эти силы "русского мира". Людей, конечно, временно зомбировали, но это же не надолго.
- А как ваши дети? Сколько их у вас?
- Четверо. Но я не готов говорить о детях. Это идентифицирующие признаки.
- Но вы же несете ответственность за своих четверых детей. Может быть, лучше заняться охраной своих детей, чем охраной страны?
- Во-первых, уже поздно. Во-вторых, собственно, я не вижу какой-то страшной опасности, которая над ними нависла. Все решает профессионализм. Я принял достаточно мер предосторожности. Я четко дал понять людям с той стороны, что будет, если, не дай бог, что-то случится с моей семьей. Понятно, что я беспокоюсь. Но я считаю, что принял достаточные меры.
- А что будет?
- То же самое будет с их семьями. Но это отдельный разговор.
- Жена вас не упрекает, не зовет домой, не рвет нервы?
- Сначала было. Потом, когда она увидела, куда все это идет, поняла, что я был прав. Первое время говорила: "Какая разница, в какой стране жить, в России или в Украине?". Я ей объяснял, что дело не в России и не в Украине, а дело в том, что то, что происходит, называется фашизмом. Ложь, причем самого мерзкого пошива, которая льется с экранов телевизоров российских каналов, террор, который используется…
Причем уже стали вырезать семьи. Мне постоянно присылают на телефон записи пытаемых людей. Эти звуки, это террор, потом сами действия, которые очень похожи на действия фашизма.
Вот, посмотрите, типичная СМСка: "Готовься, вырежем твою семью. Смерть фашистам. Аллаху акбар". Такие люди пришли к нам в дом.
Постоянно в соцсетях я вижу этих сторонников сепаратизма. Например, Губарев с фашистской свастикой. Он в прошлом был членом Русского национального единства. Это же реально фашизм. Причем не такой, как в Испании, Италии, не классический. А кинематографический, который мы представляем: подавление воли людей, агрессивная атака на основные свободы и прочее. Я не хочу, чтобы у нас была фашистская страна.
Мне не особо нравится Украина сейчас, но после Майдана я как-то представляю, какой она может быть. И ради этого готов бороться.
- Как вы считаете, где ситуация тяжелее – в Донецкой области или в Луганской?
- Тяжелее с какой точки зрения? С военной?
- С военной и вообще с точки зрения возможности наведения порядка?
- В Донецке, конечно. Это же город-миллионик. Там может быть много жертв… Представьте, сколько снайперов там можно насадить на всех этих этажах. А с нашей армией, которая о планировании знает пока, к сожалению, только понаслышке, это очень опасно.
- Такое впечатление, что в Луганске вообще сейчас нет украинской власти.
- Луганск – это самый депрессивный регион Украины. Там большое количество наркоманов, большое количество суицида было… Сейчас людям дали эфемерную надежду стать новыми Че Геварами, новыми мэрами, президентами и прочее. И они реально будут драться до конца.
Но обратите внимание на настроения местных жителей - тех, которые за Украину, а таких большинство. Они радуются, показывая пальцами на фотографии из моргов, полных тел, "крошите их больше", и с той стороны такие же голоса. То есть, мы идем сейчас к достаточно большому зверству.
- Вас пугает это озверение людей?
- Уже нет. Мы тоже переступили определенную черту психологически. Но это меня не восхищает, это точно, мне это не нравится абсолютно. Потому что потом, после войны, этих людей очень тяжело будет социализировать. И нас тоже. Мы все смотрели фильмы про афганские синдромы, вьетнамские синдромы.
Даже если сейчас подавить вооруженное сопротивление боевиков (а реально местные жители составляют малую часть этих отрядов), то потом этот конфликт затянется на многие месяцы, многие годы. Потому что будут мстить, будет опять сын продолжать карьеру отца-террориста.
То есть, Янукович с Путиным сделали очень большое зло, они насадили в душах людей столько зерен ненависти, что выкорчевывать их придется еще очень долго. В итоге, мы победим, конечно, но…
- Что же делать тогда?
- Реально понимать, что надо побеждать, несмотря ни на какие жертвы. И победа будет возможна, только если украинское государство заново создаст и армию, и милицию, и СБУ. И нужно потом не останавливаться, нужно перестраивать государство. Тогда эти жертвы хоть как-то будут оправданы. Потому что без них мы гнить будем еще очень долго.
- У вас есть уверенность в победе?
- Ну да. Если бы не было уверенности, меня бы тут не было точно.
- Вчера в Донецке произошло очень странное событие, когда "Восток" пришел в облгосадминистрацию и выкинул оттуда людей, которые все это начинали. По-вашему, что это такое?
- Следующая фаза. Смотрите, они берут сейчас все в одни руки. Во-первых, стратегические объекты под жесткий контроль. Во-вторых, борьба идет за мобилизационный ресурс. По их мнению, местная ДНР слишком мягкотелая. Поэтому сейчас будут очень серьезные действия.
- Вы говорите "они". Кто это?
- Кавказцы. Уже пошла чисто российская операция.
- Вы считаете, что сейчас там уже Россия всем заправляет?
- Я считаю, что, может быть, не государство Россия, а выходцы из России, отдельные кланы, можно сказать. Потому что имею информацию не понаслышке, мы сами участвуем в этих операциях. Раньше был перекос в сторону местного криминалитета, сейчас уже чисто Россия.
- Вы сказали, что они считают нынешнее "руководство ДНР" слишком мягкотелым, что они будут делать дальше, по вашему мнению?
- Дальше они будут по максимуму объявлять призыв в армию ДНР, быстро доводить отряды уровня "красной гвардии" до уровня "красной армии", будут использовать все, как в Дагестане – человеку будут совать в руки автомат, а если он не возьмет, его расстреляют. И начнется сейчас террор по полной схеме, диверсии.
- Как вы оцениваете состояние украинских силовых структур?
- Я не могу оценивать. Я думаю, что каждый делает вывод для себя сам. Поскольку я уже сам в эти структуры вхожу, то я не могу их оценивать.(На днях было объявлено, что отряд Семенченко становится частью Национальной гвардии – УП)
- Вы работаете в связке с МВД, министерством обороны, СБУ или это самостоятельные народные отряды?
- В Украине сейчас нет государства, есть только сеть из патриотов и сеть из негодяев. Что такое сеть из патриотов? Вот есть какой-то крупный чиновник из СБУ, из МВД, какие-то журналисты, медики, волонтеры. Люди между собой, по соцсетям знакомятся, пытаются друг за друга держаться, пытаются Украину тащить из этого болота, куда она падает. А есть сеть из негодяев, многие из них якобы на нашей стороне, но на самом деле своими действиями только вредят.
Сейчас фактически мы координируемся именно с этой сетью – из патриотов. Что касается работы с официальными структурами, то один батальон мы сейчас организовываем на базе Нацгвардии. Мы этим занимаемся, потому я уже в государственной структуре.
Наши добровольцы остались в регионе. Они как были, так и будут там находиться. Второй батальон на основе нашей второй роты в Луганской области сейчас будет создаваться на базе Минобороны. Я четко всем объяснил: если будете заниматься опять бюрократией, если будут нас держать на базе, не давать возможность действовать, то мы просто обучимся и уйдем обратно в леса. Я думаю, что они поняли и услышали.
- Вам противостоят хорошо вооруженные и подготовленные кавказцы и российские военные. А вы просто взяли в руки автоматы. Вы считаете, что это равные противники?
- Вот первый бой под Карловкой - у нас 5 погибших, 6 раненых, у них 11 погибших, 5 раненых. И это мы на засаду налетели. У них было два БТРа, полностью автоматы с подствольниками 100 серии, было тяжелое оружие, РПГ, место снайперов. У нас была одна снайперская винтовка и легкое стрелковое оружие. У нас погибшие – 62 года, 58 лет, 36 лет.
Тут же важен не профессионализм. Он приходит. Тут важна воля, насколько человек готов в случае чего погибнуть. Как выяснилось, у нас люди готовы. Поэтому я не думаю, что они чем-то там нас превосходят. Уровень зверства – да. Но, поверьте, они точно так же кричат от боли, как и те люди, которых они пытают.
- Такое впечатление, что Донецк уже полностью не контролируется властью.
- Не контролируется.
- А при этом вроде бы аэропорт контролирует теперь не ДНР, а наши. Это как лоскутное одеяло там сейчас? Каким образом удалось отбить этот аэропорт?
- Ну, сконцентрировали имеющиеся силы в один кулак, вот и все. Или плюс элемент неожиданности. А они начали атаковать в других точках… Не могу об этом говорить. В общем, смысл такой, что без изменения армии, СБУ и милиции очень долго все это будет продолжаться.
- А этот процесс идет?
- Вот мы же пришли – идет.
- Вы, ваш батальон Донбасс координировал раньше свои силы с АТО?
- Координировали. И это еще раз показывает уровень развала. Приехали мы - группа авантюристов (говорит с иронией - УП), вообще неофициально, заехала на базу и координировала свои действия. Мы были в Мариуполе, в Донецке, в Красноармейске. Нас просто воспринимали именно как силу, а не как формальную структуру.
В начале нам ничего не давали делать. Мы стали сами захватывать блокпосты. Нам пытались мешать…
- Наши силы АТО?
- Наши. Днепропетровский "Беркут" нас блокировал, например…
Многие считают, что если сейчас Донецк отдать, все будет замечательно. Но, друзья, поверьте, и в Киевской области, и в Днепропетровской, когда сюда подступятся уже какие-то новые ДНР, найдется столько предателей, что очень многие люди удивятся!
И это беда всей Украины. Сейчас они возьмут столько, сколько мы им дадим взять!
Сначала говорили, что если Крым отдать, все будет хорошо. Теперь Донецк, Луганск. Дальше пойдет Харьков, Днепропетровск.
Я же знаю настроения людей среди сепаратистов. И, кстати, многих я, честно, даже уважаю по-мужски. Потому что они сейчас рискуют очень многим. Поймали кураж и пошли. Это достойный враг, но их надо уничтожать. Тут ничего не поделаешь.
- Как вы относитесь к таким борцам с сепаратистами как Олег Ляшко и его отряд?
- В связи с тем, что Ляшко реально помогает вооружаться, я хочу сказать, что оцениваю деятельность положительно. На этом и остановимся.
- Вы из Донецка. Есть ли какие-то ваши знакомые, которые оказались по ту сторону баррикад?
- Ну, есть, но я с ними не сталкивался.
- Как вы думаете, почему это дурман накрыл Донецк и Луганск? Почему люди берут оружие и говорят, что Донецк в Украине не слышат, хотя четыре года Украиной управляли исключительно донецкие?
- Вы сейчас больше берете информацию из телевизионной картинки. На самом деле это не совсем так.
Возьмем батальон "Восток", посмотрим его социальный состав. 80% - это не жители региона. А половина из оставшихся двадцати процентов стоят там за деньги, у второй - революционная романтика.
Сейчас все больше и больше людей насильно туда сгоняют.
Насчет того, что Донецк не слышат, извините, но до падения Януковича никто там за Россию не выступал. Просто грамотно провели работу. Был культ высокого мужчины в черном пиджаке - Януковича, а теперь - культ Путина. Одну идею извлекли, вторую поставили.
Современная война – это война образованных против необразованных. Необразованными людьми очень легко манипулировать. И Россия очень хорошо натренировалась. Я смотрю на этих всех дикторш российских телеканалов, у меня просто ненависть к ним поднимается. Такие ухоженные, красивые женщины, но они на самом деле хуже, чем убийцы, потому что фактически после их речей, после их картинок здесь берут оружие и начинают убивать друг друга.
- Кто по-настоящему управляет ситуацией в ДНР?
- Полевые командиры. Все то же самое, что в Дагестане и Чечне.
- То есть, не российский пиарщик Алексей Бородай, который теперь у них самопровозглашенный премьер?
- Нет. Управляет Стрелков, управляет Абвер, управляет Бес. То есть, полевые командиры. "Винтовка рождает власть", Мао Цзэдун сказал. Я это понял, когда мы сами четыре района освободили. Я видел, насколько власть слаба и как это легко сделать.
Было еще искушение там "Украинскую народную республику" организовать. Но мы не по этим делам.
- Информация о материале
В свете эскалации противостояния на Донбассе на память приходят сразу несколько печальных исторических примеров.
1) Гражданская война в России. Белая армия, не рассчитав свои силы, не оценив степень поддержки среди гражданского населения, не осознав изменение международной обстановки, стала бороться за «единую неделимую Россию» и в итоге проиграла. А ведь шанс на победу был — достаточно было признать независимость Финляндии и Польши, которые были готовы поддержать белых. Об этом откровенно пишет в своих воспоминаниях многолетний финский лидер, бывший царский генерал Карл-Густав Маннергейм. И финны, и поляки легко доказали свою боеспособность в то время. Маннергейм подавил выступления красных на своей территории, а Пилсудский наголову разбил РККА в 1920 году.
2) Война Россиис Чечней. В начале своего президентства Борис Ельцин раздавал суверенитет щедро и искренне. Как следствие, Союз развалился в одночасье без каких-либо силовых рецидивов и жертв. Все предыдущие неуклюжие попытки руководителя СССР Михаила Горбачева сохранить стремительное расползание «великой страны» привели к кровавым событиям в Вильнюсе и Тбилиси. Однако после подавления красно-коричневого мятежа в октябре 1993 года в Ельцине проснулось авторитарное имперское сознание. Чечню он отпускать не захотел, и Расеюшка вкупе с Северным Кавказом умылись кровью сполна, вдобавок приведя к власти Путина. Теперь РФ платит дань бесполезному со всех точек зрения СевКавказу. Фактически, удержав в составе «единой неделимой» Чечню, Россия потеряла нечто большее — демократию и европейский путь развития. Властная вертикаль укреплялась в стране последовательно, с оглядкой на «чеченские эксцессы» (например, выборы губернаторов были отменены после теракта в Беслане).
3) Война в Югославии во второй половине 90-х годов. События на Донбассе все больше напоминают балканский сценарий. Сербы и хорваты также казались братскими народами, без видимых антагонизмов, однако при первой же возможности хорваты захотели одиночного плавания. Судорожные попытки Милошевича сохранить квазиимперию привели к невиданной для тогдашней Европы бойне. Привести сербов в чувство смогли только силы НАТО. Теперь все бывшие югославы, хоть старые раны не зажили окончательно, живы и здоровы и постепенно интегрируются в Европу.
***
Но помимо навязчивых исторических параллелей есть и современные обстоятельства, которые нельзя не учитывать.
— Дестабилизация обстановки в Украине происходит под влиянием мощного внешнеполитического фактора в лице России. Проглотив Крым, Путин, возможно, был готов и к вторжению в Восточную Украину, но его удержал Запад, либеральное крыло экономистов в правительстве («Владимир Владимирович, на Донбасс у нас уже нет денег») и скрытые соцопросы, свидетельствующие, что в шахтерском крае не все так просто. Поэтому из РФ идут диверсанты, деньги, оружие, пропаганда и проч. Этого, кстати, достаточно, чтобы создавать и муссировать хаос на Донбассе.
Жизнеспособность ДНР поддерживается в значительной степени за счет выходцев из России — бабаи/стрелковы/бородаи уже стали символами донецкого бунта, Губарев состоял в Русском национальном единстве. И вообще ДНР — это лебединая песня российских маргинальных экстремистов по типу Баркашова/Лимонова. Безусловно, за кадром есть и куда более серьезные люди, играющие ведущую роль в боестолкновениях с украинской армией.
Кроме того, несомненным уязвимым местом ДНР является тот факт, что самопровозглашенная республика не является собственно Донецкой. Если хорваты и чеченцы выступали как ярко выраженные националисты, красные декларировали уникальный социальный проект, то ДНР предпочитает подобострастно проситься в РФ, использует пророссийские и просоветские символы, но специфического доморощенного рецепта не предлагает. Проще говоря, не будь подстрекательства и участия России в конфликте — не было бы и никаких боевиков. Киев и Донецк, вероятно, спокойно договорились бы после выборов о разделении полномочий, не исключено, что в самом широком формате.
«Пророссийский фактор», безусловно, крайне раздражает и Киев, и Запад. Именно он мешает украинцам сесть за стол переговоров и найти точки соприкосновения. Киев в целом убежден (и небезосновательно), что ведет войну не с бунтовщиками, а с внешним агрессором.
— В тоже время, нельзя отрицать, что «сепаратистов» поддерживает немалая часть местного населения. И пусть они бросаются под БТРы во многом под влиянием самогона, российского зомбо-ТВ и науськивания местных авторитетов, но реальность безжалостна — раскол в Украине нарастает, правительственные ВС вязнут в необходимости различать гражданских и комбатантов, что тормозит развитие АТО. В ряде регионов (например, в Мариуполе) «мирные жители» на улицы выходят массово, вынуждая отступить Национальную гвардию. Ответ, возможно, лежит на поверхности — эти люди не идентифицируют себя как украинцы в принципе. Они ностальгируют по СССР, считают, что оказались в составе Украины случайно и мечтают даже не о независимости (упаси боже, работать же придется), а чтобы Путин платил им пенсии и пособия по безработице. Они даже не знают украинского языка и не собираются его учить. И если они останутся в составе Украины, то разделят участь русскоязычных в Латвии — т.е. оформятся как прокремлевская «пятая колонна», без видимых шансов на исправление.
— Однако, есть и та часть донбассцев, которая не заинтересована в интеграции с Россией. В ДНР наметился раскол, «пророссийская» партия слабеет и держится уже в основном за счет боевиков. Среди сепаратистов обозначились и другие течения — местный криминалитет со своими интересами, завязанный еще на Януковича, «патриоты Донбасса», выступающие за выход из состава Украины и создание незалежного государства. Самый же мощный противник у ДНР появился в тылу в лице Рината Ахметова. Владелец «Шахтера» определился с позицией. Донбасс должен быть в составе единой Украины, но с существенными экономическими и управленческими преференциями. Смеем предположить, что именно Ахметов транслирует чаяния большинства жителей региона. Олигарху совершенно не нужна пресловутая независимость. Запад признает Донбасс только в составе Украины, т.е. последнее слово все равно остается за Киевом — в Вашингтоне и Брюсселе поддержат любое его решение. «Свободный» Донбасс молниеносно превратится в изгоя по типу Приднестровья, а любимая и дорогущая игрушка Ахметова — футбольный клуб «Шахтер» вылетит из всех международных организаций и прекратит свое существование.
— Да, Запад в настоящий момент поддерживает Украину беспрекословно, однако, вряд ли стоит надеяться, что он открыто выступит как модератор конфликта в Восточной части страны. Это может случиться при совсем уже деструктивном развитии событий, а-ля экс-Югославия. Но Киеву нужно понимать — у западных лидеров есть свой электорат, в последнее время нервничающий из-за буксующей евроинтеграции и затянувшегося экономического кризиса. Если Киев «перегнет палку» (а эта грань может оказаться весьма тонкой), то настроения среди иностранных элит могут измениться стремительно. Прекратится поток инвестиций, изменится миролюбивая риторика. Вряд ли Украина окажется в полном одиночестве — на помощь поляков, Балтии и США всегда можно рассчитывать, но вот ЕСовские структуры и Германия сегодня, очевидно, колеблются и явно не готовы полностью отказаться от сотрудничества с РФ. Иными словами — Запад не монолитен и не тверд в поддержке Украины.
— Очевидно, что украинская армия, в своем нынешнем состоянии, неспособна проводить эффективные масштабные боевые операции. Если точечные контртеррористические акции силовикам удаются, то атакующие общевойсковые действия неизбежно начинают тормозиться. Командование АТО и киевские власти не могут толком определить характер операции, наладить взаимодействие между воинскими соединениями, обеспечить военных нужным вооружением, питанием, средствами связи. За два месяца боевики накопили силы, расширили территорию влияния, избежали крупных потерь. Генералы рапортуют о «забитых моргах Славянска и Краматорска», однако никаких фото- и видеоматериалов, свидетельствующих об успехах силовиков, до сих пор не предоставлено. Тогда как «сепаратисты» тщательно фиксируют свои достижения.
В то же время, нельзя сказать, будто «пророссийские боевики» демонстрируют чудеса маневрирования, смекалки и боевого искусства. Даже громкое нападение на отряд мотострелков из Волыни выглядит скорее убийством, чем боевой операцией. Мишень была выбрана самая безобидная — полусонные солдаты-срочники, даже не расчехлившие орудия, скорее отдыхали, чем воевали. Они находились в районе тихой Волновахи уже несколько дней, толком не понимали поставленных целей, не участвовали ни в каких боевых действиях и были в буквальном смысле убиты ни за что. Их расслабленность накануне расстрела — это результат не только халатности, а прежде всего следствие невнятной постановки задач, «странности» этой войны, неумелости верховного командования. К слову, «мирные жители» соседней деревни, которые, скорей всего, рассказали боевикам все нюансы дислокации Волынского отряда, в условиях чеченской или второй мировой войн уже были бы стерты с лица земли. Но готова ли украинская армия на подобные акции возмездия? И нужны ли они?
***
Вышеописанные исторические примеры и современные обстоятельства побуждают к некоторым выводам. Вновь вспоминается Гражданская война в России. Белая армия переоценила свои силы, красные же пошли другим путем. Они стали учиться на ошибках, и, пережив ряд поражений в 1918-19 годах, создали в итоге новую революционную армию. Последовательно были уничтожены анклавы белых, зеленых, интервентов в Крыму, на Дону, Дальнем Востоке, в Средней Азии. Но неизбежными попутчиками большевистских побед стали — террор, продразверстка, военный коммунизм, принудительная мобилизация, а затем и последующие репрессии против «контрреволюционных элементов», полевых командиров и перманентных революционеров. Готова ли национальная демократическая Украина к созданию подобной армии, к зачисткам и политическим репрессиям? В этом должны отдавать себе отчет все те, кто говорит о необходимости проведения АТО «до победного конца» в регионе, который явно не жаждет слиться в экстазе с «бендеровцами».
Так может быть, имеет смысл повести себя более мудро? Заморозить АТО, окопаться, окружить и блокировать мятежную часть страны на востоке, обновить армию, наладить, наконец, контрпропаганду. Нельзя допустить «чеченизации» Донбасса, т.е. ковровых бомбардировок и зачисток, иначе вскоре этот регион станет поставщиком православных шахидов в Киев, Львов, Днепропетровск, а Украина надолго испортит себе «карму» — кровь на руках ой как тяжело смывается! Атаковать боевики не смогут — у них просто нет таких материальных и тактических возможностей. Не лучше ли дать им сожрать друг друга, с учетом всех имеющихся и нарастающих противоречий в ДНР? Вспомним опять же Чечню — в 1994 году Кремль разворачивал военные действия в мятежной республике на фоне внутричеченской гражданской войны. Оппозиция Дудаеву терпела неудачи, но штурм Грозного «одним десантным полком» обошелся России куда дороже.
Сейчас в Донецке зреет глухое недовольство ДНР, Ахметов начинает нервничать, население начинает нервничать, местные патриоты уже просят Киев разрешить партизанские действия против «колорадов». А ведь дальше — больше, «сепаратистам» придется налаживать гражданскую жизнь, на что они генетически неспособны. Луганда им куда ближе, чем Лугано! Начнется военный коммунизм, национализация, экспроприация, охота на ведьм, евреев, негров, да и просто украинцев. Киеву сподручней работать на расстоянии — договариваться с донецким бизнесом и элитами, патриотами, штучно изолировать «сепаратистов», демонстрировать собственные успехи на ниве построения нового общества, забетонировать границы, чтобы ни один бабай не проскочил. Боевиков надо вынудить перейти к активным действиям, и тогда они начнут ошибаться, они только в подвалах неуязвимы.
А донбассцам и г-ну Ахметову пора задуматься, в какую бездну их тащит ДНР и брать инициативу в свои руки. Времени не так много, Ринат Леонидович — сами понимаете, «Шахтер» должен войти в новый сезон уже во второй половине этого лета.
- Информация о материале
Об украинской коррупции уже сказано и написано много, но только незначительная часть общества достаточно четко осознает один из ключевых источников коррупции — конфликт интересов.
Доминирование неформальных связей над формальным институциональным взаимодействием и законом, частных интересов над общественными, клановость и кумовство — ядро конфликта интересов. Именно устойчивостью неформальных связей между политиками и чиновниками можно объяснить легкость их миграции между политическими силами (фракциями) в парламенте и в местных советах, голосование политических оппонентов за политические решения, которые противоречат политическим обещаниям и положениям программ, но отвечают достигнутым теневым договоренностям, а также кадровые назначения после Революции достоинства на "хлебные" должности проверенных людей, ранее замешанных в коррупционных схемах.
Социальные сети как ключ к объяснению конфликта интересов
Выражение "власть меняется, но не меняются люди при власти" как раз и может объяснить устойчивость сформированных неформальных социальных сетей в украинской политике. Социальные сети — это та среда, где формируется и поддерживается доверие между разными игроками, которые могут формально принадлежать к разным политическим силам, но иметь общие бизнесы-интересы. Именно доминирование неформальных инструментов идентификации "свой—чужой" позволяет подменять интересы избирателей интересами властной верхушки и частными интересами, с легкостью, неэффективно и нерезультативно расходовать публичные ресурсы (средства, имущество, квоты, лицензии и т.п.) ради получения частной выгоды.
Более того, в системе координат и ценностей своей социальной сети такой политик или чиновник будет считаться эффективным менеджером, вопреки тому, что формально он не является эффективным с точки зрения выполнения предвыборной программы партии и защиты интересов граждан в рамках разработки и реализации определенной политики. Конечно, при условии, что он "не забывает" об интересах членов своей социальной сети.
Анализ социальных сетей украинских политиков и чиновников позволяет понять, почему за политические решения, которые могут противоречить задекларированным политическим принципам и ценностям, дружно голосуют, казалось бы, непримиримые политические оппоненты. Объяснение довольно простое — доминирование частных или корпоративных интересов определенных неформальных социальных сетей над всеми другими и неформального социального взаимодействия над формальным.
Конфликты между интересами государственного чиновника как частного лица-гражданина и его долгом как государственного должностного лица влияют или при определенных обстоятельствах могут влиять на объективность выполнения им должностных обязанностей.
Действующее украинское законодательства определяет конфликт интересов как противоречие между личными имущественными, неимущественными интересами лица или близких ему лиц и его должностными полномочиями, наличие которого может повлиять на объективность или непредвзятость принятия решений, а также на совершение или несовершение действий в ходе выполнения предоставленных ему должностных полномочий.
Можно уверенно говорить об устойчивости социальных сетей украинской политической элиты (депутатов Верховной Рады Украины, членов Кабинета министров и секретариата/администрации президента, глав ОГА). Чтобы это доказать, достаточно провести биографический анализ по пяти базовым признакам: связи политические, экономические, образовательные, родственные и общественные. Наложение периодов работы/учебы/пребывания в одних и тех же организациях или учреждениях даст возможность описать социальную сеть. По мнению разных исследователей (в частности таких, как Т.Костюченко и М.Винницкий), связи в рамках социальных сетей играют ключевую роль из-за "неформальности как пережитка коммунизма" и практики "блата" как своеобразной валюты, дающей доступ к ресурсам. В постсоветских странах подобный подход позволяет "решать дела" в условиях институциональной нестабильности и быстрых социальных изменений.
Неформальное взаимодействие между акторами в политическом поле оказывается подобным рынку, где участники обмениваются различными видами капитала. В этом случае позиция, или формальный статус в структурах власти, предоставляет доступ к нескольким типам сконцентрированных ресурсов (экономическому, репутационному, административному и т.д.), которые можно приобрести именно на определенной должности и обменивать на другие формы капитала, благодаря вертикальной и горизонтальной мобильности, то есть меняя должности и приобщаясь к все большему числу трансакций и обменов обязательствами. Это требует обеспечения некоторого постоянства своей влиятельности, по крайней мере, путем получения и удержания определенной должности. Что, в свою очередь, приводит к формированию межличностного доверия на основе продолжительного сотрудничества между участниками взаимодействия в период политической нестабильности.
Существующие неформальные социальные сети дают возможность политикам и чиновникам показывать сравнительно скромные доходы в декларациях, но жить по стандартам, значительно превышающим существующие доходы. Самым простым объяснением такого несоответствия между задекларированными доходами и фактическими расходами являются доходы близких лиц.
Украинские чиновники живут за счет доходов близких лиц? Уже смешно
Действующее украинское законодательства определяет близких лиц как мужа, жену, отца, мать, отчима, мачеху, сына, дочь, пасынка, падчерицу, родного брата, родную сестру, дедушку, бабушку, прадедушку, прабабушку, внука, внучку, правнука, правнучку, усыновителя или усыновленного, опекуна или попечителя, лицо, находящееся под опекой или попечительством, а также лиц, которые совместно проживают, связаны общим бытом и имеют взаимные права и обязанности с субъектом, в том числе лица, которые совместно проживают, но не состоят в браке.
Члены семьи — лица, состоящие в браке, а также их дети, в том числе совершеннолетние, родители, лица, находящиеся под опекой и попечительством, другие лица, которые совместно проживают, связаны общим бытом, имеют взаимные права и обязанности, в том числе лица, совместно проживающие, но не состоящие в браке.
Анализ деклараций высших должностных лиц, которых нельзя назвать олигархами, дает основания констатировать интересную тенденцию — должностные лица всегда могут объяснить несоответствие между собственными доходами и расходами доходами близких лиц. Самым ярким примером, наверное, является экс-вице-премьер, а ныне кандидат в президенты Украины Юрий Бойко, который задекларировал доход за 2013 г. в размере 438,6 тыс. грн. Из них заработная плата Бойко — 338 тыс. грн, дивиденды и проценты по банковским вкладам — 32,5 тыс., другие доходы — 67,7 тыс. грн. Совокупные же доходы членов семьи (жены и шести детей) составили 17,21 млн грн. Разница — в 39 раз! Показательно, что по сравнению с декларацией за 2012 г. доходы членов семьи Юрия Бойко возросли более чем в 3,5 раза. Вместе с тем доходы самого Бойко за 2013 г. не очень отличаются от его личных доходов за 2012-й (438,6 тыс. и 345,482 тыс. грн соответственно). Принимая во внимание должность, занимаемую им в правительстве Азарова—Арбузова, и громкие дела, связанные с его именем (например, скандальная афера с покупкой "вышек Бойко"), возникают логичные вопросы о полноте декларирования доходов нынешнего кандидата в президенты. Вместе с тем, вероятно, в случае обвинений общественности в сокрытии доходов Бойко сможет с легкостью объяснить свои расходы доходами членов семьи.
Подобная и декларация о доходах бывшего первого вице-премьер-министра и и.о. главы правительства Сергея Арбузова, инцидент с попыткой жены которого снять со счета в украинском банке 50 млн грн через доверенное лицо произошел на этой неделе. Сам Арбузов в 2012 г. задекларировал 2,7 млн грн собственного дохода и
13,4 млн — членов семьи. На счетах в банках и других финансовых учреждениях у него в 2012 г. находилось 3,4 млн грн, а у его семьи — 45,1 млн грн, номинальная стоимость ценных бумаг — 76,3 млн грн.
Аналогичная ситуация и с декларантами на областном и местном уровнях. Например, нынешний первый заместитель главы КГГА Б.Дубас в 2013 г. жил за счет доходов членов семьи (согласно декларации). А нынешний городской голова Чернигова А.Соколов, не имея собственного автомобиля в декларации о доходах за 2012-й и 2013 г., "вынужден" был использовать автомобиль "Тойота Камри", который был передан в бесплатную ссуду коммерческой структурой общественной организации, которую он же и возглавлял во время получения автомобиля.
Связанные лица — ключ к раскрытию фактов конфликта интересов
Использование близких лиц можно рассматривать как эффективное средство сокрытия реальных доходов в случае их сравнительно незначительных размеров (по меркам должностных лиц, "сидящих" на миллионных потоках). С ростом аппетитов в повестке дня оказываются связанные лица, которые через сеть аффилированных структур умело скрывают теневые средства от декларирования и налогообложения преимущественно через офшорные компании или компании с фиктивными или контролируемыми учредителями и руководителями. Связанные лица не обязательно могут подпадать под законодательное определение близкого лица или члена семьи (как следствие, связанных лиц не найти в декларациях публичных лиц), а отсюда — связанность такого лица с публичным должностным лицом очень сложно доказать.
Так называемая Семья при режиме Януковича, которая была представлена младшим Януковичем и Пшонкой, Сергеем Арбузовым, Александром Клименко, Сергеем Курченко и другими "гениальными" публичными должностными лицами, парламентариями и бизнесменами, была фактически связанными лицами, которые получили частную выгоду от доступа к общественным ресурсам с использованием служебного положения. Именно указанные выше лица создали схемы, благодаря которым они получали выгоду, но доказать это по формальным признакам было проблематично.
Показательным примером конфликта интересов в деятельности публичных лиц является лоббирование сравнительно мелкого интереса (если учитывать аппетиты Семьи) в законопроектах, которые в конце 2013 г. были поданы в парламент, казалось бы, непримиримыми политическими оппонентами — депутатами от Партии регионов и "Батьківщини". Речь идет о двух законопроектах под авторством руководителя профильного комитета ВРУ Валерия Сушкевича (фракция "Батьківщина"), Валентины Лютиковой (фракция Партии регионов) и Ярослава Сухого (фракция Партии регионов). А именно: о законопроектах №3377 "О внесении изменений в Бюджетный кодекс Украины (о списании задолженности по целевым ссудам)" и №3376 "О списании задолженности по целевой ссуде, предоставленной Предприятию объединения граждан "Керченское учебно-производственное предприятие Украинского общества слепых "Крым-Пак".
Что же объединило политических оппонентов при подаче указанных законопроектов? Интерес заключался в фактическом списании 5,6 млн грн целевого займа, полученного предприятием "Крым-Пак" из средств государственного бюджета. По данным Фонда социальной защиты инвалидов, на протяжении 2010–2012 гг. целевые займы были предоставлены десяти предприятиям в объеме 16,4 млн грн, из которых предприятие "Крым-Пак" получило 5,6 млн грн, или более трети от общей суммы. Интересно, что предприятие "Крым-Пак" претендовало на списание задолженности и связанных штрафных санкций, показывая из года в год десятки миллионов чистого дохода. Однако почему именно интересы предприятия "Крым-Пак" было решено пролоббировать в поданных законопроектах? Как оказалось, ответ находится на поверхности — один из соавторов законопроекта Валентина Лютикова является женой директора предприятия "Крым-Пак" Владимира Лютикова. То есть выгоду от этих законопроектов могли получить супруги Лютиковы. Несомненно, что в этом случае налицо признаки конфликта интересов. Почему Валерий Сушкевич (фракция "Батьківщина") и Ярослав Сухой (тогда член фракции Партии регионов) так обеспокоились судьбой крымского предприятия, до сих пор доподлинно не известно. Однако, как говорят в таких случаях, умному достаточно, чтобы ответить на этот вопрос (и здесь следует, наверное, вспомнить о неформальных социальных сетях).
Другой показательный факт конфликта интересов, правда, имевший место до внедрения в 2011 г. антикоррупционного законодательства, связан с деятельностью уже экс-секретаря Киевсовета Галины Гереги при лоббировании интересов компании "Эпицентр", где она выступала совладельцем.
Злоупотребления на то время были вполне легальными, но содержали явные признаки конфликта интересов. Суть их заключается в получении земельных участков в собственность по ценам, которые в разы отличались от рыночных. В результате подобных афер бюджет столицы каждый год недополучал миллионы гривен.
Как эффективно предотвращать и противодействовать?
Обеспечение максимальной прозрачности, открытости и подотчетности публичных лиц позволяет наконец-то перейти рубикон — разрушить постфеодальный синдром конфликта интересов. В контексте нынешних выборов президента, городского головы Киева и депутатов горсовета общественности крайне важно знать, кто реально стоит за публичными лицами, идущими в большую политику.
Светлое будущее Украины и Киева, постоянно обещаемое в предвыборных программах, может иметь мало общего с принятыми законами и подзаконными актами. К сожалению, до сих пор обнародование детальной информации об источниках финансирования президентской избирательной кампании и получателях этих средств не является обязательным для участников избирательной гонки. На фоне высокого спроса избирателей на борьбу с коррупцией (63% недавно опрошенных социологами украинцев считают, что в первую очередь нужно провести именно реформы по борьбе с коррупцией), безусловно, логичным было бы обнародовать информацию о тех, кто стоит за политиками и, соответственно, сделал ставку на их победу. Тем более что все равно эта информация подается в ЦИК. Недавняя инициатива Фонда "Відкрите суспільство" в рамках кампании "За добропорядочность публичных лиц" предлагает политикам добровольно обнародовать информацию об их спонсорах и на деле доказать собственную готовность к прозрачности и подотчетности.
Такое же предложение, но связанное с обнародованием деклараций должностных лиц руководящего состава, работающих в сферах, где существует высокий риск проявления коррупции, было сделано руководителям правительственных министерств, главам областных государственных администраций и городским головам областных центров. Откликнутся ли политики и топ-чиновники — увидим уже скоро. Но уже сейчас понятно, что без разрушения доминирования неформальных связей, надлежащего уровня прозрачности и подотчетности не стоит ожидать предотвращения и урегулирования конфликтов интересов. А следовательно, и строить в Украине Европу, о чем легко говорить на митингах и партийных съездах и очень трудно сделать, начав с себя самого — декларируя доходы, интересы и предупреждая злоупотребления при использовании властных полномочий.
- Информация о материале
Никто точно не знает, сколько человек находится в плену у сепаратистов в Донецкой и Луганской областях. В захваченных милицейских участках и подвалах СБУ неделями держат людей с завязанными глазами. Это журналисты, волонтёры, местные предприниматели и случайные прохожие, которых террористы заподозрили в связях с «Правым сектором». Считается, что больше всего невольников в Славянске, в подвале захваченного боевиками здания СБУ. Там обустроено что-то вроде пыточной для особо опасных врагов «Донецкой народной республики».
Несколько дней назад представитель Украинского Хельсинкского союза по правам человека Олег Веремеенко заявил, что в этом подвале удерживают 15–20 человек. Официальные данные страшнее: в конце апреля руководитель пресс-службы СБУ Марина Остапенко сообщила, что в Славянске находится около 40пленников. С фронта постоянно приходят сообщения о том, что кого-то выпустили, а кого-то взяли. Реальная картина неизвестна.
Ярослав Ерёменко, 25 лет, предприниматель (Краматорск). Несколько суток провёл в плену сепаратистов в Славянске
У меня всё началось с фонарика. Дело в том, что я занимался строительством небольшого проектного посёлка в Святогорске. Постоянно туда ездил из родного Краматорска через блокпост сепаратистов, который они соорудили на месте поста ГАИ. Обычно там человек двадцать дежурит. В основном местные — многие из Славянска, есть из Луганска, Донецка, Крыма, даже из Одессы. Это простые люди— пэтэушники, работяги, строители. 26 апреля, около шести вечера, я, как обычно, возвращался домой. Остановили, открыли бардачок в машине, увидели фонарик и решили, что это подозрительно.
Они были злющие в тот день, у них накануне какого-то парня убили. Начали шарить в машине и нашли патроны для пневматического пистолета, а затем и сам пистолет. Мне его друзья подарили. Времена у нас сейчас смутные — в городе столько оружия на руках, и никто его не контролирует. Надо хотя бы видимость защиты иметь. Сепаратисты, как пистолет увидели, сразу начали мне автоматом угрожать. Было страшно. Я видел их лица: глаза стеклянные, вроде как люди под наркотой. Понимал, что есть риск попасть под шальную пулю.
Надели наручники. На глаза положили салфетки и обмотали поверх скотчем. Но в щёлочку снизу всё-таки можно было видеть. В это время в салоне моей машины они нашли ещё шарф сборной Украины по футболу. Их украинская символика очень раздражает. Забрали ключи от машины, сумку с документами и деньгами. Прицепились, что у меня креста на шее нет. Поставили на колени, заставили прочесть молитву «Отче наш».
Задерживал меня человек по прозвищу Рысь. Личность известная, в интернете пиарится постоянно. Посадили меня в мою же машину — Хонду Аккорд 2010 года — на заднее сиденье. Рядом сел человек и приставил к моей груди автомат. Пока ехали, требовали признаться в том, что я член диверсионной группы «Правого сектора». Угрожали пытками. Я молчал, понимал, что разговор ничего не даст.
Привезли в бывшее здание СБУ, зарегистрировали в журнале заключённых. Отвели в подвал, в котором было уже около двадцати пленных. Почти всех держали с завязанными глазами и связанными руками. Одни сидели на лавке, другие на полу. Человек пять лежали на тряпках, набросанных на какой-то деревянный настил, и спали. Как потом выяснилось, спать разрешалось тем, кто уже давно сидит и своим поведением заслужил доверие сепаратистов.
В первые сутки новичкам спать не дают вообще. Надзиратели заходят через каждые пятнадцать-двадцать минут и бьют. Меня ещё шарфиком душили периодически. Когда руки сзади связаны, через два часа начинают затекать плечи. А если просидеть так ночь, руки синеют. Спереди руки завязывают после того, как ты в первый раз просишь сводить тебя в туалет. И обратно уже не перевязывают. Среди нас был один мужчина — руки у него были свободны, и на глазах повязки не было. Это местный предприниматель, у него бизнес отжимали и машину в качестве выкупа требовали. Он давал нам попить, едой делился, которую ему родственники приносили.
На второй день, ближе к вечеру, меня повели на допрос к «спецу» — по жаргону было понятно, что он профессиональный военный. Допрашивают у них только «спецы». Он был всё время в маске, я через нижний зазор в повязке это видел. Его интересовало, состою ли я в «Правом секторе». Рассказывали, что многих после первого допроса сразу отпускали. «Спец» со мной общался вежливо, не бил. Спросил об анкетных данных, выяснил место проживания. А я с мамой живу. Затем он мне сказал, что моя мать уже всех тут на уши подняла.
Благодаря ей меня быстро выпустили. Она каждый день приходила к СБУ и требовала, чтобы меня освободили, искала контакты тех, кто может повлиять на ситуацию. Возможно, из-за этого меня надзиратели не били так сильно, как других. Только по ногам, не по почкам. А бьют они без повода, некоторых прямо в подвале, некоторых выводят. «Спецы» в это не вмешиваются, а вот простые надзиратели беспределят. Они будто мстят за то, что у кого-то в бизнесе всё нормально или кто-то искусством занимается, в котором они ничего не смыслят.
Однажды они на улице поймали какого-то чувака из новой церкви, что-то типа свидетелей Иеговы, привели его к нам в подвал и заставили всю ночь молитвы читать. Пока он молился, надзиратели заходили и громко щёлкали затворами автоматов, чтобы попугать нас. А у этого парня, верующего, крыша поехала совсем. И вот ты сидишь такой — руки связаны, на глазах скотч — и слушаешь «Господи помилуй».
После первого допроса, если «спец» решил, что ты «чист» — то есть не «Правый сектор», тебе разрешают поспать и не трогают больше. На третий день меня решили выпустить. И пленные начали просить передать весточку родным. Один из них написал записку. В этот момент вошёл надзиратель и всё услышал. Меня обыскали, нашли бумажку. И вот тут нас всех начали прессовать. Назначили провинившихся — меня и ещё двух парней.
Нам очень плотно завязали глаза, рты и руки за спиной. Рассадили по разным углам подвала и принялись бить. Сильно. Ребят били руками и дубинками. Меня только дубинкой. Пакет на голову надели мусорный. А это страшная вещь. Его завязывают плотно, и потом, когда ты почти задохнулся, развязывают. Между пальцами зажимали отвёртку и прокручивали. Это больно. Очень. Потом по ногам били. Метили в одно место. По коленным чашечкам, по голени. До сих пор ноги синие.
Из-за записки всех пленников наказали за то, что не настучали. Но били в основном меня и ребят. Почти всю ночь. Разные люди подходили и лупили. Меня они назвали «почтовым голубем». После этого я ещё сутки сидел в плену. Было тяжело, есть хотелось, пить. Но нам троим ничего не давали. И вся «хата» на нас обозлилась за то, что мы вроде как их подставили.
У меня даже галлюцинации начались. Мерещилось море, лес. А потом митинг привиделся. Вроде я сижу связанный, меня бьют, а вокруг собрались сторонники ДНР, смотрят и тычут пальцами. На четвёртый день меня после воспитательной беседы со «спецом» отпустили. Сумку с документами и деньгами вернули, а про хонду мою сказали, что она ушла в пользу революции.
Евгений Гапич, 38 лет, фотокорреспондент (город Коломыя, Ивано-Франковская область). С 22 по 24 апреля находился вплену у сепаратистов в Славянске
Когда меня взяли в Горловке, я подумал, что сейчас, как обычно, проверят документы и отпустят. Но бывший беркутовец, надевавший наручники, сказал: «Я вас, сволочей, буду резать, убивать, рвать на части!..» Дал понять, что за Майдан, где горели его товарищи, мне придётся отвечать «по полной программе». Потом меня отвезли в Славянск, в захваченное здание СБУ. Заломили руки за спину, связали их скотчем, а на глаза надели повязку. Так провёл двое суток.
Меня не кормили, спать я почти не мог: постелью была обычная деревянная палета.В эти дни много думал о семье. А ещё сердце разрывалось от чувства несправедливости.
Почему меня, человека, который ничего плохого не сделал, мучают, бьют, оскорбляют? Почему ставят в вину западноукраинскую прописку? На одном из допросов в конце вторых суток мне приставили к горлу нож и сказали, что жить осталось несколько часов. Страха тогда не было, в тот момент я чувствовал себя сильнее. Может, потому что знал: правда на моей стороне.
Допросы, судя по всему, вели спецы ГРУ России и бывшие беркутовцы. У меня пытались выбить признание в том, что я член УНА-УНСО. А я даже не знал, как это расшифровывается.
Когда в интернете появились новости о моём исчезновении, отношение ко мне изменилось. Руки развязали, сняли повязку с глаз, принесли поесть, вернули фотоаппарат. Деньги, мобильные телефоны и кое-что из личных вещей конфисковали.
На территории захваченного здания СБУ я видел российских военных и личностей «с характерной внешностью» — как я понимаю, бывших зэков. Но большинство бойцов — обычные донецкие парни, пытающиеся обратить на себя внимание; люди, которых власть никогда не слышала. Я не оправдываю их, но всё же я не стал бы называть их всех поголовно террористами. После двух суток, проведённых в Славянске, у меня возникло больше вопросов, чем ответов.
Елена Глазунова, 28 лет, переводчик (Донецк). Вместе с группой американских журналистов была задержана сепаратистами по дороге вСлавянск 2 мая
Мне предложили поработать переводчицей с группой американских журналистов. Они собирались посетить Славянск, Краматорск и Константиновку, а я неплохо ориентируюсь в этих краях. У нас была предварительная договорённость о встрече со Стеллой Хорошевой— пресс-секретарём самопровозглашённого мэра Славянска Вячеслава Пономарёва. Нам казалось, если что-то пойдёт не так, просто развернём машину и уедем.
Первый блокпост в Константиновке проехали без происшествий, на втором, в Дружковке, остановили. У «народных ополченцев», как они себя называют, вызвали подозрение бронежилеты. Их логика: если на тебе бронежилет, значит, есть и оружие. Никакие аргументы не действовали. Они вели себя агрессивно. Нас куда-то повезли. Глаза завязали платками, которые закрепили скотчем, обмотав вокруг головы. Привезли к какому-то контейнеру в поле — так мне показалось. Заставили стать лицом к стене и положить руки на стену. Думала, расстреляют. Обыскали, повели на допрос.
У нас были какие-то продвинутые бронежилеты, и ополченцы решили, что мы шпионы. Передо мной сидел человек и говорил: «Я не умею спрашивать, я могу только бить». Они не верили, что я переводчица. Они даже не верили, что я говорю по-русски. Переводчик, который пришёл на допрос, стал задавать вопросы то на русском языке, то на английском.
Нас задержали в 8 утра, а отпустили в 12. Это были адски долгие четыре часа. Когда освободили, в это не верилось. Мы боялись, что нас выследят и снова схватят.
В последние дни я слишком многое видела и слышала. И не знаю, что с этим делать. Люди, захватившие нас в Дружковке, говорили, что хотели жить в мире, а сюда пришла Америка и устроила резню. Что украинская власть работает на американцев. В общении с ними никакая логика не действует. Они повторяют как будто заученные фразы. И невозможно докопаться до личной позиции человека. Всё сводится к набору слов: референдум, Россия.
Те, кто шёл с нами на контакт, объясняли, что защищают свою страну. Но от кого? Какую страну? У населения панический страх перед всем украинским. В Славянске любого, кто вызывает хоть какое-то подозрение, сразу «записывают» в «Правый сектор». Люди ополчились против государства, в котором живут. Украинское — синоним фашистского. Это по-настоящему пугает.
Руслан Кухарчук, 32 года, президент ассоциации журналистов «Новомедиа» (Киев). Был задержан сепаратистами в Славянске 27 апреля
Меня взяли за видеосъёмку автоколонны с георгиевскими лентами. Во время задержания попытался возмущаться, но рослый боец с автоматом бесцеремонно сказал, что застрелит меня на месте. И всё же я был уверен, что произошло недоразумение и что после выяснения обстоятельств меня отпустят.
Так я оказался в здании горотдела милиции в Славянске. Никогда до этого не был в тюремной камере. Настраивался на худшее, чтобы быть готовым ко всему. Знаете, когда попадаешь в милицию, ты хотя бы формально можешь апеллировать к каким-либо нормам закона. Но там это было невозможно: вместо законов действовал принцип революционной целесообразности. Всё зависело от решения того или иного командира, который мог сделать со мной всё что угодно.
Примерно в полночь в камеру влетели три бойца в балаклавах, меня повалили на землю, надели на голову полиэтиленовый пакет и уткнули в спину ствол автомата. Думал, конец. Но оказалось — начало допроса. Периодически били дубинкой по спине, кулаком по почкам и ладонями по ушам. Обещали отрезать ухо и застрелить, приставляли к затылку автомат.
Во время допроса очень удивила ненависть бойцов к украинскому языку. Меня обвиняли даже в том, что меню в мобильнике на украинском. «Следователи» объясняли своё поведение тем, что киевская власть, по их мнению, пытается уничтожить русский язык и славянскую культуру. Но они, «славяне, православные», не допустят этого и будут стоять до конца.
Градус агрессии немного снизился, когда мы заговорили о Боге и о вере. Но, несмотря на это, после допроса мне заломили руки и снова бросили в камеру. Спать я, конечно, не мог. Думал о родных. И молился. Словно в ответ на мою молитву около трёх часов ночи в камеру вошёл человек в камуфляже и приказал охранникам утром меня отпустить.
То, что отпустили, похоже на чудо. Как и то, что меня не отправили в здание СБУ, куда обычно доставляют всех задержанных журналистов. Думаю, в том здании всё могло закончиться для меня гораздо хуже.
Андрей Петренко (имя изменено),33года, активист партии «Батькивщина» (Донецк).Провёл в плену сепаратистов в Донецкенесколько суток
С друзьями я отмечал первомай в кафе. Вышел покурить, появились люди, взяли меня под руки и потащили куда-то. Думал, это милиция, и не сопротивлялся. Позже оказалось — боевики «Донецкой народной республики». Я был одним из координаторов отправки людей в спецбатальон «Днепр», так что моё лицо многим было знакомо.
Привезли в Донецкую областную администрацию, начали допрашивать. Комната для допросов там, как в гестапо, вся в крови. После допроса спина была синей от ударов резиновой дубинкой. Но сначала я не почувствовал боли, потому что находился в шоковом состоянии. А потом те, кто меня допрашивал, предложили уколоть «обезболивающее» и ввели в вену что-то вроде «сыворотки правды». На следующий день мне показали видеозапись, которую они сделали: я нёс жуткую околесицу. Было очень стыдно за то, что оказался в таком состоянии. Но «следователи» остались довольны.
Отобрали ключи от квартиры, устроили обыск. Думали, у меня там военный склад. Какие-то активисты приезжали к отцу, бабушке, рассказывали им, что они воспитали фашиста. Бабушке потом дважды скорую вызывали.
Не знаю, что было бы со мной, если бы не товарищ, который неожиданно для меня оказался не последним человеком в ДНР. Когда я находился в здании обладминистрации, он приставил ко мне вооружённую охрану. Она защищала меня от тех, кто хотел лично приложиться к «Правому сектору». Таких было много, а объяснений, что я из партии «Батькивщина», которая не имеет никакого отношения к «Правому сектору», никто не слушал. Здесь все, кто против, — «Правый сектор».
Пленных обычно редко кормят, но меня, благодаря заступничеству товарища, кормили. Даже медиков ко мне допускали, и они чуть подлечили спину. Спал я на сложенных вместе стульях, хотя заснуть было непросто — всю ночь там движение. Да и когда одна рука прикована к батарее, не очень-то поспишь.
Когда мой друг — советник министра внутренних дел Украины по Донецкой области — пришёл, чтобы забрать меня, оказался вместе со мной в плену. Потом нас решили обменять на пленных сепаратистов. В ночь со 2 на 3 мая нас привезли в Донецкий телецентр. 4 мая туда доставили ещё троих задержанных, среди которых были шахтёры Александр Вовк и Александр Гуров, тот самый, у которого срезали с плеча татуировку — герб Украины. Во время обмена, к счастью, удалось уговорить сепаратистов отпустить вместе с нами и этих ребят.
Если бы сказал, что не боялся, когда был в плену, соврал бы. Да, у меня была охрана, но на меня не раз нацеливали автоматы, лязгали затворами. Один случайный выстрел — и всё.
- Информация о материале
Страница 791 из 1561
