Жил да был изобретатель. Звали его Савельич, много за ним чудесных и удивительных вещей водилось, много он для Отчизны изобретал. Жена его не понимала, многочисленные письма в разные конторы не находили ответа. Только однажды ему ответил какой-то секретарь дорогого Леонида Ильича Брежнева, чем Савельич несказанно гордился.

Однажды Савельич зашел в милицию и с гневом сообщил, что его голова раскалывается как перезревший арбуз. И всему виной сосед, который оставляет свои машины на дороге у дома Савельича. Изобретатель сразу понял, что в машинах установлены приборы с тайным излучением и потребовал разобраться с этим вредительством.

Но милиционеры оказались нечуткими сволочами, и послали его в пешее эротическое путешествие, только сформулировали попроще. Оскорбленный таким хамским отношением к гражданам, Савельич направил свои стопы в прокуратуру, дать укорот милиционерам. Потому что сразу понял - менты в сговоре с соседом-облучателем.

Зайдя прямиком к прокурору, Савельич вывалил перед ним весь ворох своих бед и несчастий. Тот, оглядев заменитого изобретателя, решил проблему коренным образом и направил его к следователю. Следователь завсегда разберется как положено и накажет кого попало.

Значок 20-го съезда КПСС на лацкане серого пиджака сразу вызывал трепет и восхищение. А в голове следака вертелось - "Ну не суки ли? Мне чего, больше заниматься нечем?"

Золотое правило Глеба Жеглова вникнуть в проблемы человека, проявить к нему истинный интерес и участие никто не отменял, поэтому следак проникся проблемами Савельича. Тот оказался чрезвычайно разносторонней личностью. Много изобретений находилось на стадии доработки.

Порадовал проект наноопрыскивателя для картошки. Опрыскиватель представлял собой два ведра, в донышках которых гвоздем было пробито множество дырочек. Изобретатель предлагал наливать в них отраву для колорадских жуков, брать в руки и бежать по рядам картошки, неся смерть вредителям. Бегать по картошке с дырявыми ведрами предполагалось голышом, чтобы отрава не портила одежду огородника.

Смех-смехом, но голова у него действительно болела. Предложение обследоваться на секретном оборудовании в районной больнице было сделано от души, ведь и впрямь были проблемы со здоровьем у старого безобидного чудака. Но Савельич в категорической форме оказался и заявил что он сам себя лечит, спасается инъекциями лекарств по собственному секретному рецепту. Следак напрягся и стал выяснять, что же входит в состав чудодейственной смеси. Долго маялся изобретатель, пока не выложил тайну. Он, оказывается, нашел много ампул на месте сгоревшего склада аптеки и методом проб и ошибок подобрал нужное лекарство. Ампулы, к счастью, оказались витаминными комплексами.

А сосед Савельича, надо сказать, занимался перепродажей машин и действительно устроил на улице стихийную автостоянку, паркуя по 5-6 машин одновременно. Прямо при Савельиче следователь позвонил в ГАИ и сказал разобраться с этой проблемой. Савельич был счастлив и предложил сделать из штиблет следователя скороходные быстроступы. Узнав, что быстроступы из форменных башмаков получатся путем вкручивания в подошвы пружинок, следователь малодушно отказался от передовой разработки, попутно поняв, что за странный царапающий звук слышался при расхаживании изобретателя по кабинету.

Счастья хватило ненадолго. Через две недели в дверь кабинета следователя вновь вошел хмурый Савельич. Его голова вновь гудела и трещала. Сосед машины убрал, но иногда все-таки оставлял свой личный автомобиль у своих же ворот. И в эти дни боль в черепной коробке Савельича была нестерпимой. Всё было ясно как день - мерзавец спрятал секретный излучатель в этой машине и сделал его мощность максимальной. Изобретатель предлагал немедля арестовать машину, разобрать на мелкие части, найти прибор и покарать негодяя.

Пришла пора следователю думу думать. Ссылаться на компетенцию ФСБ в этом вопросе было бы дурным тоном, а посему Савельичу было предложено немного подождать, пока из "центра" не будет получен прибор, фиксирующий секретное излучение. А пока заняться изобретением защитного средства от неведомого излучения.

Спокойствие было недолгим. Через несколько недель прокурор и его помощник ржали как лошади Пржевальского, читая жалобу несчастной супруги Изобретателя. Оказалось, он выяснил, что излучение проникает через окна и защитился экранами из листов жести, тщательно их заземлив, а попросту - забил окна, выходящие на улицу, железом и присоединил приколоченные листы проволочками к батареями. Как следовало из жалобы - посоветовал ему это сделать прокурорский следак.

Явившийся же в прокуратуру следом Савельич назвал жену темной как пивная бутылка женщиной и с удовольствием попил предложенного чаю с пряничками . Голова его больше не беспокоила, с женой он разобрался сам и был полностью поглощен рассылкой писем в газеты и журналы с вестью о своем сенсационном изобретении защитных экранов от секретного вредоносного излучения. В общем, все были довольны. Ну, кроме его жены. Но что с неё, темной, возьмешь. Понимать должна, что быть женой изобретателя и рационализатора - тяжкий крест.

И вот к Савельичу как-то прониклись все. Человек живет в своем мире, счастлив по своему. Внимания ему не хватало, согласен. Потому и ходил по милициям да прокуратурам, делился своими изобретениями. Наверное, Леонардо да Винчи тоже вежливо встречали, а потом со смехом у виска крутили. Как показало время - зря...

"Ну, докладывай, чего там"- недовольно буркнул прокурор, поправляя китель с полковничьими погонами. Молодой следователь стал излагать события. История оказалась немудрящей.

Ночью в милицию позвонили из дальней деревеньки с тревожной вестью. Пьяный рыбак Васильич пытался зверски изнасиловать колхозницу Михайловну прямо в её доме, ворвавшись туда среди ночи. Следак и опер добирались до места происшествия около четырех часов по заснеженной дороге, на раздолбанном УАЗике со сломанной печкой.

Тертый опер Ваня по кличке Казак кутался в овечий тулуп и посмеивался, глядя на тонкие осенние ботиночки мерзнущего следователя. По приезду, оставив того греться в покосившемся домишке пострадавшей, Казак сразу убежал в тёмную ночь, разыскивать насильника и мерзавца.

Михайловна с порога зачастила скороговорку о негодяе-рыболове, который ни с того ни с сего ворвался и ну давай её катать-винтеть по хате. Юбку порвал, продукты на пол побросал со стола, в общем, насильничал. Обмороженные за 4 часа мозги с трудом приходили в порядок и следак долго писал объяснение с Михайловны, пытаясь понять, почему именно её взялся насильничать начавший разменивать шестой десяток мужичонка.

Ничего путного из объяснения не вытанцовывалось. Васильича она знала, рыбку порой покупала. А тут вечером как бес в него вселился. В дом ворвался, дверь выбил, стал юбку ей задирать, с себя портки снимал, даже пуговицу от ширинки оторвал. Да вырвалась насилу жертва деревенского маньяка, вышмыгнула за порог и к соседям огородами побежала, милицию вызывать. Дом деревенский, старенький, о трех комнатенках. Прихожая, зал с кухней в углу, да спаленка.

Дом пришлось осматривать. Следователь долго и сонно изымал оторванную пуговицу от одежки Васильича, найденную на полу, разорванную юбку, описывал вырванную петлю дверной защелки. Даже образцы каких-то сальных пятен с пола взял, мало ли? Под утро Казак притащил пьяненького Василича. Тот бился-ругался и насылал страшные проклятья как на Михайловну, так и на опера, окунувшего его для протрезвления в ближайший сугроб.

Вот таким веселым составом и поехали обратном в прокуратуру, собрав все пакетики с изъятым барахлом. Михайловне объяснили, что дело о покушении на изнасилование можно возбудить только по письменному заявлению потерпевшей, которое она будет ваять в прокуратуре.

По пути Василич протрезвел и под запись поведал про своё немыслимое злодеяние. По его версии выходило, что Михайловна долго брала у него рыбу в долг, а вот платить никак не хотела. И в тот вечер пришел он в дом к должнице, дернул дверь, да крючок спьяну сломал. Разоралась хозяйка и путем нехитрого подсчета убытков от вырванного крючка пришла к логическому умозаключению, что это ей вообще оказался должен рыболов-вредитель. Вот и поругались, вот и подрались. А насиловать он никого не хотел. Ну да какая ему вера, насильнику-то?

В общем, молодой следователь в глубоких раздумьях и направился поутру докладывать о ночном происшествии прокурору, спрашивать отеческого совета - возбуждать дело аль нет, ну а как Чикатило сельского разлива уйдет из-под карающего меча правосудия? Прокурор повертел материал, почитал объяснения и нахмурив брови, приказал привести Васильича к нему.

Полковничьи погоны прокурора оказали почти магическое воздействие на неискушенного общением с нашей правоохранительной системой горе-насильника. Он застыл по стойке смирно и быстро-быстро стал рассказывать про негодницу-должницу и возню в стиле Балаганова-Паниковского а-ля "а ты меня уважаешь", в горенке Михайловны.

"Так изнасиловать зачем пытался?" - густым басом рявкнул оплот законности на доставленного.

"Тык... дык... ок... ёпп... мык... това-а-а-а-а-рищ прокурор, у меня уж лет десять не стоит по мужской линии, негожий я производитель, какой с меня насильник-то?" - ошарашенно залепетал тот, поправляя старенькую фуфайку и теребя в руках ушанку - "а денег нету даже на бутылку, не то что лечиться...!"

Прокурор повел бровью на следователя - "Ясно, зови заявительницу, а его в коридор обождать выведи." Михайловна в официальном кабинете большого районного начальства смотрелась весьма непрезентабельно. Пять десятков лет трепала её рабоче-крестьянская жизнь, красотой сызмальства не блистала, да и каторжный труд на ферме миловидности никак не прибавляет. Поэтому её можно было смело называть бабушкой.

"Ну и как он Вас, голубушка, снасильничать-то пытался, ежели как мужчина уже десяток лет не может никак?" - опять дрогнули стекла от начальственного баса.

"Не знаю, зачем не говорил, но крючок дверной сломал, юбку рвал, на пол валял" - затараторила жертва маньяка - "мож и просто попробовать хотел, кто его, чертяку, знает, он мне своих умыслов не говорил, одежку трепал да дрался..."

Следак по знаку прокурора выпроводил Михайловну, велел дожидаться в коридоре и зайдя в кабинет к прокурору, наткнулся на его смеющиеся глаза.

- Что, молодой, плохо тебя юриспруденции обучали в твоих академиях? Покушение, говоришь...

- Ну, похоже очень, Пал Евгеньич;

- Да ты смотрел-то на них? - прокурор не выдержал и захохотал - это же классический пример из учебника! Покушение негодными, так сказать, средствами, на негодный, так сказать, объект ! Иди отказной лепи! Да юбку негодному объекту отдай, пускай заштопывает!

Плакала от смеха даже секретарша в приемной.

Фотохудожник из Омска Василий Мельниченко отправил заявление на имя председателя СКР Александра Бастрыкина с просьбой "провести проверку действительности бытия божия", поскольку, по его мнению, в свете последних событий "ведомство - главное в стране по вопросам богословия и криминала".

Текст заявления Мельниченко разместил на своей странице в Facebook:

В 1988м году я принял крещение в одном из приходов Русской Православной церкви Московской патриархии, заплатив за "таинство крещения" 10 советских рублей. В обмен мне было обещано: благодать божия, помощь ангела-хранителя, молитвы святых за меня и моих близких. Я поверил в обещание, и 15 лет исправно посещал церковные службы, заказывал требы, покупал утварь и книги, вносил пожертвования. В год я отдавал церкви порядка 400 долларов, но благодати так и не случилось, а уж перечислять болезни и несчастья, постигшие меня в этот период - надо написать повесть. Особо я пострадал в результате того, что моя плоть никак не хотела подчинятся требованиям постного времени, и это приводило меня к глубоким нравственным страданиям и занижению самооценки. В какой-то момент, как мне показалось, я поумнел, и вышел из так называемого церковного общения.

Итогом "проверки", как считает заявитель, должно стать решение вопроса о деятельности Русской православной церкви: "В случае отсутствия такого существа, прошу привлечь руководство Православной церкви к ответственности за мошеннические действия. Если же бытие бога будет вашим ведомством доказано, прошу проверить РПЦ на предмет законности деятельности этой организации в качестве представителя".

Норвежский террорист Андерс Брейвик, приговоренный к 21 году тюрьмы за убийство 77 человек в 2011 году, пожаловался на условия содержания в тюрьме. Отрывки из его 27-страничного письма, адресованного норвежским службам исполнения наказания, опубликовало 9 ноября издание Verdens Gang.

В частности, Брейвика не устраивает цензура: с 8 августа она пропускала письма только от христиан и людей, которые его не любят, жалуется заключенный. Не нравится Брейвику и резиновая ручка, так как она натирает руку при долгом использовании и может спровоцировать артрит. Это особенно удручает террориста, так как свое заключение он намеревался использовать для написания автобиографии.

Брейвик также пожаловался на нехватку общения - он сидит в одиночной камере (ранее норвежские власти обещали нанять ему специального сокамерника, но о том, что это случилось, не сообщали) и его социальная жизнь ограничивается пятиминутными диалогами с охранниками. Вместе с тем норвежца раздражает шум в тюрьме, издаваемый другими заключенными, и недружелюбное отношение сотрудников тюрьмы.

Кроме того, Брейвику не нравится, что ему запрещают носить свою одежду: когда террористу становится холодно, он вынужден надевать три слоя одежды на себя. В быту его не устраивает также и необходимость бриться и чистить зубы под присмотром (из-за чего первой процедуре он подвергается лишь раз в неделю, а второй - раз в день) и звать охранников, когда он хочет переключить канал или выключить телевизор. Наконец, Брейвика раздражает, что ему постоянно приходится раздеваться для досмотра.

Agence France-Presse упоминает, что Брейвик также жалуется на холодный кофе, отсутствие увлажнителя воздуха, недостаточное количество масла, которое он может намазать на хлеб, и плохой вид из окна. В публикации на сайте Verdens Gang подобных данных нет.

В целом Брейвик назвал условия содержания в тюрьме "садистскими".

Норвежские власти никак не отреагировали на публикацию в Verdens Gang. Адвокат Брейвика, отмечает BBC News, подтвердил аутентичность письма.

Для Андерса Брейвика специально оборудовали три комнаты по 8 квадратных метров (спальня, кабинет и спортзал) в особо охраняемом крыле мужской тюрьмы Ila. Вся мебель в его камере сделана таким образом, чтобы норвежец не мог использовать ее для того, чтобы причинить вред себе или окружающим.

В июле 2011 года Брейвик взорвал здание правительства в Осло и расстрелял молодежный лагерь на острове Утойя. Его жертвами стали 77 человек. Суд признал террориста психически здоровым и приговорил к максимально возможному сроку наказания в Норвегии - 21 году тюрьмы. Если по истечении этого срока Брейвик все еще будет представлять опасность для общества, то его заключение продлят.

Вскоре после выборов

Собралась у Лидера

Регионов партия –

Шатия и братия.


Кто на должности сидел,

Кто за областью глядел,

Кто - скулил, а кто - мычал,

Ну, а кто - права качал.


Ганька каркнула с забора,

Прозвенел мошной Нацбанк.

Тут сказал зачем-то Боря

Просто так:


- У меня большо-о-ой Хюндай.

А у вас?


- Ты и мне один продай!

А у вас?


- А у нас газопровод. Вот.

Бойко – он с него живёт. Вот.


- А из нашего окна

Нам Европа не видна.

Скоро будут от окошка

Только рамки, рожки, ножки...


- Мы вчера народ немножко

Разводили как котят.

Дали гречки и картошки,

А выбирать нас не хотят.


- С оппозицией сражались,

«Беркут» слали и спецназ,

Только… как-то… облажались…

Может, дать Засухе в глаз?


Тут с размаху ляпнул Витя:

- За народ опять бухтите?!

Хоть и в Раде – большинство,

Только все вы, бля, говно!


Недобрали своего –

Тридцать прОцентов всего!

Я смотрю, тут всякий шлеппер -

Могилёв, Герега, Гепа!


Если б не мажоритары –

Залетели б и на нары!

У соседей – как красиво!

Всё – «Единая Россия»!


Да и Путин, например,

Пульти… мульти… мильярдер!


Так что глянь в бюджет, Микола,

Вон - в беседке два прокола,

Выдай бабки на ремонт -

Двадцать пять лимонов в год!


- Дорогий в краини газ.

Ето раз.


Пирийдёмо на дрова -

Ето два.


А в-четвёртих - свише мери

На посади я устал

И вид того из премьерив

Уходжу в сесийний зал.


Генеральный с замом хором:

- Хорошо быть прокурором!

Кто дела-делишки шьёт,

Чтобы править без забот?


Чечетов руками машет -

Это очень хорошо.


Повалий поёт и пляшет -

Это тоже хорошо.


Кто там пашет за зарплату?

Мы привыкли за откаты!

Члены разные нужны.

Члены всякие важны.

***

Вот как после выборов

Шёл сходняк у Лидера. 

В конце 1970-х в городе Выборге жили-были два врача — доктор Райтсман и доктор Кузнецов. На чём специализировался доктор Райтсман, я забыл, а вот специализацию доктора Кузнецова я буду помнить до самых глубоких седин старческого маразма. Онколог он был. Причём если верить материалам того уголовного дела и документам, присланным на судебно-экспертную медицинскую оценку, то онкологом он был классным. Никаких диссертаций не писал, но в части практического лечения многих злокачественных заболеваний да и по теоретическим знаниям доктор Кузнецов запросто мог составить конкуренцию какому-нибудь периферийному профессору из областного мединститута. Коллеги о Кузнецове давали самые положительные отзывы: взяток не брал принципиально, специальную литературу читал тоннами, в консультациях не отказывал, а когда консультировал, то нос не задирал и был всегда профессионально честен — слов «этого я не знаю» не боялся. Добрый, по характеру уравновешенный, жизнью доволен, хороший семьянин, никаких психопатологических выходок за всю жизнь этого доктора не зарегистрировано. От пациентов отбоя не было, а сами пациенты и их родственники только гимны славы этому доктору пели — лучший критерий оценки любого врача. Одним словом, как тогда говорили, достойный советский человек.

Доктор Райтсман и доктор Кузнецов были близкими друзьями. Дружили семьями, прочно и долго. Дети в этих семьях друг друга с раннего детства знали, и отношения у них были как у близких родственников. Жёны ни одного праздника не помнили, чтобы порознь. Даже отпуска подгадывали так, чтобы отдыхать общей большой компанией. Да и увлечения у этих докторов были одни и те же — любили выходы на природу, особенно по грибы и на охоту на боровую дичь.

На здоровье друзья не жаловались, хоть оба смолили «Беломор» как сапожники. Ну и, разумеется, у обоих были хронические бронхиты заядлых курильщиков — периодически друзья выслушивали друг у друга свистящие хрипы в лёгких и шутили на тему сапожников без сапог. Такое наплевательское отношение к собственному здоровью было весьма распространено в интеллигентной провинциальной среде того времени.

И вот пришла семья Райтсманов в дом Кузнецовых встретить Новый год. «Советское шампанское» на столе, лучшие коньяки и деликатесы — не взятки, а знаки почтения от благодарных больных. По телевизору Брежнев поздравление отшамкал, часы бьют двенадцать. Все поднимают фужеры и пьют первый тост за наступивший. Улыбки, радость на лицах, предвкушение хорошего застолья. Но через минуту доктору Райтсману становится плохо — он бледнеет и бежит в туалет. Там его скручивает сильный желудочный спазм, а минутой позже приходит облегчение в виде рвоты. Доктор Кузнецов без всяких церемоний открывает незапертую дверь, входит и смотрит в унитаз. Там свежевыпитое шампанское с прожилкой крови. Новогодний вечер испорчен: рвота с кровью без причины — всегда тревога для онколога.

Без всяких церемоний Кузнецов заводит друга в спальню, просит раздеться и лечь на кровать. Пальцы привычно утопают в ставшей податливой передней брюшной стенке. Мнёт Кузнецов живот другу и становится всё серьёзней и серьёзней. Долго мнёт. Жёны за стол зовут, хватит, мол, с кем не бывает. Перестаньте, мужики, друг на друга страх нагонять. Идите коньячку по маленькой — всё как рукой снимет! Не слушает доктор Кузнецов, злой стал, орёт, чтоб не мешали. Пошёл периферийные лимфоузлы пальпировать, лезет в пах, давит под мышками и над ключицами. А в одной из надключичных ямок непонятный желвачок. Хватает стетоскоп и долго слушает лёгкие. Потом основательно выстукивает грудную клетку. И начинают дрожать пальцы у доктора Кузнецова... «Ладно, пошли к столу. Пить не советую, и кушай умеренно. Завтра с полудня ничего не есть, с шести вечера и жидкости не пить, а второго числа с самого утра ко мне в кабинет».

Второго января с утра первый раз в своей жизни доктор Кузнецов послал куда подальше своих плановых больных. Регистратура обозлилась, да высок был кузнецовский авторитет. Кому талончики переписали, кого, несмотря на протесты, к другим докторам направили, кого попросили подождать. Всё утро возился доктор со своим другом. Лично водил на рентген и в лабораторию. Принёс рентгенологу бутылку «Наполеона», давно стоявшую музейным экспонатом дома, а после разговора с завлабораторией оставил на столе коробку «Пиковой Дамы». Среди коллег такие вещи не популярны, сотрудники подарки принять отказываются — принцип «ты мне, я тебе» дороже. Отнесли подарки назад и отдали медсестре, что в кабинете у онколога сидела.

Наконец вернулся Кузнецов к себе в кабинет и сразу за телефон. На весь Выборг тогда единственный эндоскоп имелся. Эндоскоп — это такая штука, которой через рот в желудок залезть можно, посмотреть, что там творится, ну и биопсию взять, отщипнуть кусочек тканей на анализ под микроскопом. Звонит эндоскописту, просит немедленно приять больного Райтсмана. Эндоскопист тоже весь день скомкал, но раз уж сам Кузнецов просит, то будет сделано. Затем хирургу звонит: другу моему нужно срочно лимфоузел из надключичной ямки вырезать, опять же на гистологию. Затем патологу — ставь на уши всю свою патогистологическую лабораторию, а мои анализы в первую очередь! И тот согласен. Ещё просит несколько дополнительных стёклышек с прокрашенными тканями подготовить — для собственного изучения и если кому на консультацию послать придётся. И это будет сделано. Надо сказать, что доктор Кузнецов сам микроскопа не чурался. Стоял у него в кабинете отличный бинокуляр, и стоял отнюдь не для мебели. Частенько Кузнецов у него просиживал, изучая сложные тканевые изменения с подозрением на малигнизацию.

Всё, что надо доктору Райтсману, сделали. Как никогда быстро все результаты легли на кузнецовский стол. Остался Кузнецов после работы, обложился атласами по онкологической патологии и стал смотреть препараты тканей своего друга. Сидел за микроскопом допоздна, иногда переводя глаза с микрополя на матовый яркий экран на стене, где висели многочисленные рентгеновские снимки больного Райтсмана. Опустела поликлиника, вот уже и дежурному терапевту пора уходить. Дождался Кузнецов, когда тот примет последнего больного, и заходит к нему в кабинет. Такой просьбы от Кузнецова никто из коллег не помнил, хотя то, о чём доктор попросил, считалось делом обычным. А попросил он для себя банальный больничный на три дня с диагнозом ОРЗ. Сказал честно, что в Ленинград смотаться надо — срочно и по личному. Друг Райтсман дома тоже на больничном маялся, но этому законно выписали открытый лист — без указания даты, когда на работу являться.

Собрал Кузнецов свои записи, все рентгенограммы, микропрепараты и другие анализы и принёс всё домой. Рано утром набил вторую сумку лучшим коньяком, сел в электричку и покатил в Ленинград. Хоть и не занимался этот доктор наукой, но многих знакомых в научных кругах имел. Остановился на три дня у кого-то из них. За это время своей «болезни» успел пройтись по светилам онкологии из 1-го меда, зашёл на кафедру патанатомии в Сангиге, сходил к коллегам в Онкоцентре. Везде народ только недоумение выражает. Мол, ну чего ты к нам с такой элементарщиной припёрся? Ты ведь сам классный специалист, какие ещё у тебя могут быть сомнения? Задачка для студентов-второкурсников — элементарная, типичная аденокарцинома! Злокачественная опухоль тканей желудка. А раз имеются метастазы в лёгких и по всем лимфоузлам, то и диагноз проще пареной репы — рак четвёртой стадии. Прогноз больного однозначный — сливайте воду, выходите в тамбур, приехали. Следующая остановка — кладбище. Никто ничем помочь не может. Поздно. Давно поздно. Слушает эти очевидные истины доктор Кузнецов, а у самого в глазах слёзы. Да всё было ясно и понятно, только ведь друг это — на чудо надежда была...

Здесь уместно сделать одно лирическое отступление. Точнее, не лирическое, а бульварно-популяризаторское. Пусть медики снисходительно улыбнутся, зато остальным понятнее будет. То, что рак — это клеточная мутация, все знают. Но это не совсем верно. Каждую секунду в нормальном человеческом организме происходит более двух миллионов изменений хромосомного аппарата, однако двумя миллионами раков в секунду мы не заболеваем. Большинство мутаций не опасны, и хромосомные поломки чинятся, не выходя из клеточного ядра, — есть специальные репарационные механизмы нашего генного аппарата клеток. Но некоторые мутации «прорываются», что, в общем, тоже не проблема. Иммунная система стоит на страже — такие клетки-изменники быстро отыскиваются лимфоцитами и моментально уничтожаются как предатели. Разные лимфоциты работают в нашей иммунной опричнине, есть там и высокоспециализированные следователи, и штатные палачи. Прямо так и называются: Т-киллеры, это научный термин, а не жаргон. Так вот, эти киллеры без других типов лимфоцитарных клеток беспомощны. Не видят они клетку-мутанта. А вот почему не видят — вопрос открытый. Если кто на него ответит — это Нобелевская премия в области медицины и золотой памятник при жизни от всего благодарного человечества.

Понятно теперь, почему рак — это не только и не столько мутация, сколько брешь в системе «свой-чужой»? Как только принял организм мутировавшую клетку за нормальную, та сразу начинает своё простое быдлячье дело — жрать, гадить, безудержно размножаться и ломать всё вокруг. На начальной стадии такую опухоль можно вырезать. Есть в онкохирургии одно святое правило: маленький рак — большая операция, большой рак — маленькая операция. Ну а на последней стадии, когда опухоль распространила метастазы, операция зачастую совершенно бесполезна. Так, кое-какая терапия может лишь слегка замедлить процесс — и не более. Хотя в виде редчайшего казуса в мировой практике имелись единичные наблюдения, когда иммунная система восстанавливала контроль над ситуацией и происходило самоизлечение от рака. «Единичные» и «в мировой» — это ключевые слова. Никто из обычных практикующих онкологов такого не наблюдал и на подобную казуистику ссылаться не любит. Шанс стать миллионером, играя в лотерею, во много раз выше, чем самоизлечение от рака.

Вернулся доктор Кузнецов из Ленинграда, взял дома немного спиртяшки и пошёл в гости к другу Райтсману. Несколько дубовая советская медицинская этика предписывала диагноз онкологического заболевания от самого больного скрывать, обнадёживая бедняг всякой лажей. Диагноз надлежало сообщать только ближайшим родственникам в строго конфиденциальной форме. Но Райтсман был друг и врач — не мог Кузнецов ему врать. Опять же впервые в жизни наплевал он на медицинскую этику. Разлил спиртик и на вопрос «А мне можно?» ответил прямо: «Тебе, брат, теперь всё можно. Неоперабельная аденокарцинома у тебя, друг ты мой милый. Новый год нам вместе уже не встретить, да и на охоту не сходить. Счёт, в лучшем случае, на месяцы. Приведи дела и душу в порядок, чему быть — того не миновать. Как друга мучить ни тебя, ни твою семью я не собираюсь — не будет ни радио-, ни химиотерапии. Не нравится — иди к другому специалисту. В твоём случае чем скорее, тем лучше. Обезболивающих, транквилизаторов и любой другой дряни получишь столько, сколько захочешь. Одно дополнительное средство тебе лишь посоветую — пей побольше гранатового сока. Лечить не лечит, но слизистую слегка дубит, — по моим наблюдениям, лучшая добавка в диету при таких случаях».

Доктор Райтсман вздохнул и сказал, что обо всём догадался ещё на кузнецовской кровати в новогодний вечер. Поблагодарил за правду и дружеское участие. К ситуации отнёсся философски — хоть и был он евреем без иудаизма, но и марксистско-ленинскую философию не ценил. Пора — значит пора. Посмотрим, что лежит за чертой, откуда не возвращаются. Дети подросли, жена в торговле крутится — вытянет. Стал он спокойным и уравновешенным. Сам составил список препаратов, которые посчитал нужными, и моментально получил на всё кузнецовские красные рецепты со специальными печатями для доставки на дом. Позвал жену. Попросил не плакать, всё ей рассказал и велел весь Выборгпродторг перерыть и притащить домой десять ящиков гранатового сока. Напоследок обнял по-братски доктора Кузнецова и попросил к нему больше не заходить, пока сам не позовёт. А позовёт, когда боли нестерпимыми станут. А пока не стали — отложит доктор все дела, прочитает то, что не дочитал, простит тех, кого не простил, а между делами займётся обычным созерцанием окружающей реальности, наблюдать которую осталось недолго. Поэтому такая вот дружеская просьба — не беспокоить. Других знакомых доктор Райтсман собирался оповестить позже. Выпили друзья по прощальному стопарику, и ушёл доктор Кузнецов домой. А дома впервые со студенческих лет нажрался вдрабадан.

Проходят месяцы. Доктор Райтсман не звонит. Мадам Кузнецова как-то пыталась набрать номер Райтсманов, за что получала по рукам от мужа, никогда подобного себе не позволявшего. Желание друга было святым. Подошла осень, охотничий сезон в разгаре. В лесу красота, заветные места лежат под жёлто-красным одеялом. Только без друга не тянет больше Кузнецова на охоту...

Вдруг в ночь с пятницы на субботу звонит Райтсман. На охоту зовёт. Вроде как вчера с Кузнецовым расстался. Ну, у онколога сразу только одна мысль в голове — всё, метастазы в мозгу, бред начался. Осторожно начинает выяснять состояние больного. Райтсман в отпет смеется бодрым голосом: «Да нормальное состояние. Курить бросил, по утрам бегаю, вчера только из лесу вернулся, хорошие места нашёл, где дичи много, а охотников мало. Поехали, не пожалеешь! Болей давно нет, бредом не страдаю. Короче, садись набивать патронташ, а утром ко мне».

Не верит Кузнецов, но всё же собирается на охоту. Если с другом плохо, как его семье врать и извиняться, что зашёл навестить не вовремя, да ещё в дурацкой охотничьей экипировке?

Утро. Как много раз до этого, стоит Кузнецов перед квартирой друга. Звонить нельзя — давнишний уговор: родственников не будить. Дверь должна быть не заперта. Точно, не заперта. В прихожей свет. На тумбочке сидит довольный Райтсман и натягивает сапоги. Рядом ружьё и рюкзачок. Палец к губам — не шуми, все спят. Друзья выходят на лестницу. Райтсман запирает дверь и быстро сбегает на улицу. За ним ничего не понимающий Кузнецов. Поведение абсолютно нормальное, в смысле абсолютно странное — поведение здорового сорокалетнего мужика в отличной физической форме. «На электричку опаздываем, давай бегом». У курящего Кузнецова одышка, у некурящего и бегающего по утрам Райтсмана — нет. Сели в электричку.

Всё, Райтсман, хватит загадок — рассказывай всё подробно. Что делал и как себя чувствуешь?

Чувствую себя прекрасно, а что делал... Что ты сказал, то и делал. Ничего не делал, гранатовый сок пил!

Нужная остановка. Друзья идут в лес. Хорошее место Райтсман нашёл — рябчик есть. Дождался доктор Кузнецов первого дуплета доктора Райтсмана, подошёл к другу вплотную и разрядил свой двенадцатый калибр ему в область сердца. Потом достал охотничий нож, труп раздел и провёл профессиональное вскрытие с полным извлечением органокомплекса от языка до ануса. Только череп вскрыл непрофессионально — циркулярной пилы не было. Пришлось топориком поработать. Правду говорил доктор Райтсман — рак рассосался!

После этого доктор Кузнецов разобрал своё и Райтсманово ружья, забрал патронташи, труп прикрыл плащом и хорошенько запомнил место. А дальше сел в электричку и поехал в город Выборг. В Выборге сразу пришёл в привокзальное отделение милиции, сдал ружья и рассказал всю историю...

Занималась бы этим делом только выборгская прокуратура, кабы его КГБ по особому статусу не провело. Местный следак по особо важным решил, что доктор Кузнецов открыл средство от рака — гранатовый сок. Ну и привлекла гэбуха Военно-медицинскую академию по полной секретной программе. Ведь если действительно всё дело в гранатовом соке, то государственный доход в чистой валюте с подобной разработки может и нефтяной переплюнуть! Делов-то — выделить действующее начало и запатентовать препарат. Судебка, патанатомия, фармакология, токсикология и куча других кафедр привлекались. Гранатовый сок подвергали всесторонним анализам — ничего специфического не обнаружили. По всему Союзу тонны гранатового сока в чистом виде были выданы онкологическим больным — тоже никакого эффекта. Тело Райтсмана основательно изучалось всеми возможными методиками. Нашли — зажившие рубцы от опухоли и метастазов. Не нашли — ни одной раковой клетки и причины исцеления.

Доктору Кузнецову прижизненного золотого памятника не воздвигнуто. По слухам, на суде он для себя попросил высшую меру и никаких прошений о помиловании не подавал.