Я узнал, что у меня есть
огромная семья:
Янукович и Кадыров,
полк наёмных командиров,
Пшонка, Гиркин и Бабай,
Абвер, Безлер, Бородай,
осетинские абреки,
вежливые человеки,
офицеры ГРУ,
активисты КПУ,
казаки и алкашня,
прокурорша-барышня,
Добкин, "Беркут", РНЕ,
журналисты из КП,
из Луганска гопота,
с красным знаменем толпа,
мародёры и садисты,
ополченцы и чекисты...
Это Родина моя?
Да пошли вы нафуй, бля!

Отчего-то некоторым гражданам, так и не впитавшим трепетное уважение к уголовному кодексу с молоком матери (или чем ещё она их там кормила), кажется, что закосить под дурачка — это спасение от ответственности. Дескать, признали невменяемым — и всё, ты в шоколаде. Точнее, весь в пижаме интересной расцветочки, а вокруг все в белом, и окружён ты врачебной заботой и медсестринской лаской, а следователь и судья так далеко и глубоко, что ни один проктолог не достанет, а через месяц-другой выписка. Вот и устраивают они целые спектакли, вначале перед следователями и адвокатами, а потом — на экспертизе. Приходится разубеждать.

Как-то раз на экспертизу прислали мужичонку. Он пришёл, причём довольно охотно. Более того, он фактически настаивал, чтобы его поскорее посмотрели и приняли уже своё правильное экспертное решение.

Вид мужичонка имел бывалый и сиделый, даром что несколько хлипкий и...ммм...не столько жизнью битый, сколько ею обмусоленный. Густым выхлопом можно было разить наповал не только неосторожных комаров, но и попутчиков в общественном транспорте.

Привлекали мужичка за грабёж с нанесением побоев, не столько опасных для жизни, сколько обидных для побитого. И ещё за кражу. И ещё за одну. И ещё за один грабёж. Словом, неделька задалась.

Сбор анамнеза показал, что никаких особых предпосылок для чего-то этакого жутко интересного для психиатра тут и близко нет, хотя мужичонка изо всех сил старался убедить экспертов в обратном. Как же, как же, а тяжёлая родовая травма? Мне потом мать рассказывала, как в роддоме отец меня пять раз подбросил и только три раза поймал! Ну и что, что нигде в медицинских документах это не отражено — вот оно, доказательство, перед вами! А травма десять лет назад? Я тогда по пьяни так с лестницы летел — любой пикирующий бомбардировщик лопнет от зависти!

-- Мне тогда ещё в больнице сказали, что вот тут вот, скорее всего, кость вдавилась в мозг, думали даже, не сделать ли трепанацию!

-- И что, сделали? - спросил доктор.

-- Нет, после рентгена врачи сказали, что пары уколов и таблеток будет достаточно.

-- Какой интересный способ выправления вдавленной кости... - задумчиво произнёс доктор.

-- Да! Зато всё на место встало! - гордо заявил мужичок. - А! Нет! Я забыл! Мне ещё тогда клизму делали!

-- О. Это просто инновация в нейрохирургии. Наверное, создают избыточное давление в сообщающихся сосудах, мозг давит на кость — и вуаля!

-- А ещё меня на зоне много били по голове, и вся кора головного мозга...

-- Облетела, - продолжил доктор за мужичка. - И осталась только древесина.

-- В общем, теперь как выпью — ничего не помню и не соображаю! - подвёл, наконец, мужичонка к заветной мысли. - Мне ещё когда доктора говорили, что пить нельзя!

-- А ты их не послушал, и всё равно пил, пил...

-- Да, - покаянно опустил голову мужичок.

-- А зачем?

-- Потому что вкусно, - честно признался он.

Мужичок поведал, что вот убей — не помнит, что творил на той неделе. Нет, он, конечно, называл, где, с кем и сколько выпил, куда ходил, чем, окромя водки с пивом, питался, у кого ночевал, но сами моменты грубого попрания прав и норм — ни-ни. Ни сном ни духом.

-- Я в этом был, как его, - наморщил он лоб, припоминая. - А! В аффекте, вот. В патологическом.

-- То есть, вы уверяете, что психически нездоровы, - подсказал доктор.

-- Тяжело и напрочь! - радостно закивал тот головой.

-- Наверное, нам тоже следовало бы это признать? - доктор вопрошающе поглядел поверх очков.

-- Ну, вы же эксперты, вам виднее!

-- И тогда вы поедете не в тюрьму, а в больницу, так?

-- Именно! - с готовностью подтвердил мужичок.

-- А поскольку правонарушений много, и часть из них довольно серьёзные, то в обычную психбольницу вас помещать никак нельзя, - продолжил доктор размышления вслух.

-- А куда можно? - насторожился мужичок.

-- В Казань или в Волгоград, - ответил доктор. - Там есть спецбольницы. Там и режим построже, и персонал посуровее. Опять же, давненько мы туда никого не отправляли. Тамошние маньяки, поди, совсем заскучали, так сказать, без свежей крови. Кроме того, в такой больнице лежат не до окончания срока по приговору, не до амнистии, а до выздоровления. Или хотя бы до стойкой ремиссии. А какая тут ремиссия, когда вся кора мозга облетела!

-- Нет-нет-нет, - быстро сориентировался мужичонка. - Наверное, я хоть и дурак, но не до такой степени!

-- Ну как же! - позволил себе не поверить доктор. - Ни одного эпизода своих похождений припомнить не можете — это же явное расстройство психики!

-- Ой, вот сейчас, когда вы сказали — кажется, припоминаю!

И мужичонка потихоньку-помаленьку вспомнил, как, когда и что именно набурагозил. Потом они с доктором ещё немного побеседовали и пришли к выводу: в тюрьму годен.

Полгода назад Егор Просвирнин написал очень хороший текст. Настолько хороший, что давайте начнем с отрывка из этого текста:

У Украины огромный потенциал, если она догадается через украинский русский национализм начать использовать социальные и национальные проблемы РФ для того, чтобы повернуть поток мигрантов вспять. «Русский! Хватит мучиться среди идиотов-чиновников, мигрантов, кавказцев и кегебистов! Приезжай к нам, в русское национальное государство с идеальными европейскими институтами, настоящей демократией, родным славянским населением и работающим государством! Павел Дуров, не едь в Калифорнию, едь к нам! Евгений Чичваркин, не едь в Лондон, едь к нам! Михаил Ходорковский, не едь в Берлин, едь к нам!».

Как другую Россию, как русскую Россию, как национальное русское убежище для самого большого белого народа в мире Украину ждет ошеломительный успех. Русский народ изголодался по Родине, по стране, в которой можно жить и за которую можно умирать без всяких оговорок. Если Украина этой русской Родиной станет, то она сорвет банк в виде самых умных и самых богатых, которые поедут в нее со слезами счастья на глазах. Как евреи со всего мира, даже из самых благополучных стран, поехали в Израиль. И потом за этот Израиль нагнули всех, хотя и народ не военный. Как русские всех нагнут за русскую Украину, страшно и представить (танки с гордо сияющими тризубами князя Владимира, выбивающие остатки чеченского спецназа из Кремля?).

— …а когда наши танки входили в Москву, внучек, эрефийские русские так закидывали нас цветами, что ехать было невозможно. Цветы, цветы и слезы радости: «Родные! Милые! Освободители! Дождались вас, наконец-то!».

Собственно, лично для меня это – программный текст, из него я свой русский национализм и строю. Но, поскольку я нормальный человек, человек рациональный и сдержанный, то я вот этим всем реваншизмом и «наши танки заглушат турбины на Красной площади» никого не беспокоил, и исходил из той концепции, что давайте мы сначала займемся реформированием Украины и построением тут национального государства, а потом и народ подтянется, и в итоге, если все успеть сделать за 20 лет, то и никаких танков не понадобится.

Но, вы знаете, оказывается, это не обязательно! Оказывается, русскому националисту совершенно не нужно акцентироваться на внутренних проблемах! Можно просто смело перенести вектор недовольства наружу, и сразу же искупаться в лучах любви и народной поддержки. Смотрите, как это нужно сделать. Вот мой план русского национализма (хотя конечно же, какой он, нахер, мой?).

Находим высокого красивого толстого русского человека в Харькове. Реконструктора Святой Руси-матушки периода Крещения. И отправляем его в Ростовскую область, в деревню Белая Калитва, предварительно как следует вооружив и снабдив группой единомышленников из числа кадровых диверсантов (у нас, так сложилось, как раз в Очакове их тренируют).

Параллельно начинаем массовую кампанию по вербовке идиотов циркового пошиба в самом Ростове. Спонсируем митинги, шествия, собрания, выступления против фашистской власти Москвы, которая забирает у трудовых людей Ростова последнюю копейку и сажает русских людей за решетку сотнями. В пользу этой версии событий играет еще и то, что это правда.

Когда идиотов найдется достаточно – формируем из них правительство Ростовской народной республики. Показываем им фотографии Обамы, Меркель, барона Ротшильда, и рассказываем о том, что если Ростов перестанет кормить Кавказ и Кремль, что по сути одно и то же – он и так уже ошалеет от того, сколько у него денег останется в регионе, а тут еще и грантов, инвестиций и спонсоров понавалится столько, что успевай только карманы для денег расшивать.

Тем временем в деревне Белая Калитва наш реконструктор тихонько окапывается, проводит транспортный коридор между Ростовской областью и Украиной, и начинает везти в Калитву оружие эшелонами, и заявляет о том, что он – Главнокомандующий Ростовской Народной Республики.

А мы все тут, в Украине, тем временем, разеваем рот на ширину плеч и начинаем в сто струй рассказывать о том, что РФ – родина кремлевского фашизма и русофобии, что Сталин победил там в каждом доме, и что они только и мечтают о том, чтобы поработить настоящего простого русского человека Ростова постоянной ложью своей пропаганды. Отлично сработает. В пользу этой версии говорит то, что она – правда.

И снабжаем нашего реконструктора пачкой журналистских групп обязательно. И стримим плотным слоем все его многочисленные победы, всю его беспримерную щедрость, храбрость и справедливость.

Приедет ОМОН разгонять – удивляем ОМОН из ПТРС. Возникнут вопросы – «Откуда ПТРС?», отвечаем – «Сами дураки, склады лучше надо было охранять».

И созываем заседание Совбеза ООН, на котором высказываем озабоченность тем, как притесняются жители Ростова, которым, оказывается Тоталитарная Федерация не дает самовыразиться и самоопределиться. Призываем кремлевскую власть ни в коем случае не пользоваться силой оружия против собственного ростовского русского народа.

И больше фашизма, как можно больше фашизма. Все, что нам не нравится, все будем называть фашизмом. Журналистов наших арестуют – это фашизм и провокация бесчеловечной кремлевской хунты. Российских журналистов, кстати, будем паковать по подвалам десятками.

Путина признавать перестанем. Напомним ему, что он выбран был не совсем легитимно, и вообще 14 лет у штурвала стоять – это ненормально, ножки-то поди, устали, пора и в гроб.

Президент наш отдельно должен заявить, что территориальную целостность РФ гарантировать не готов, да и, в общем-то не должен.

Любую беседу с россиянами начинать со слов «Мы просто хотим защитить родное русское население, которое притесняет ваша хунта», заканчивать словами «Вы нам еще суки, за Крым ответите». Наслаждаться ненавистью, которую к нам будут испытывать россияне. Если они с нами не согласны – они пособники кремлевской хунты, так им и заявлять без обиняков, скрывать тут нечего.

В личных беседах постоянно напоминать про то, что наши танки турбины заглушат только на Красной Площади. В публичных – беспокоиться о том, как бесчеловечные каратели кремлевской хунты (которую мы не признаем) расправляются с простыми русскими ростовчанами, которые просто хотели своей, русской весны.

История, кстати, учит нас, что это прекрасный план. Что у Президента, который его реализовывает, рейтинг вырастает сразу до 80%.

Здорово, правда? Или все-таки нет? Или все-таки «a bit Hitlery»?

Был на родительском собрании.

Галина Ивановна говорит.

- Я, - говорит, - в общем-то, стараюсь их одних надолго не оставлять. А тут вызвали к директору, и пришлось задержаться...

Короче, шел по коридору мальчик.

Думал о чем-то своём. В руках у мальчика был карандаш. И он в задумчивости накручивал на карандаш свою челку.

Навстречу ему шел другой мальчик, его друг. И увидев, как тот крутит волосы, сказал.

- Ты что, девчонка? Ха-ха-ха!

Наверное мама у этого мальчика часто пользуется плойкой, и вот такие у него возникли ассоциации.

Мальчик с карандашом ничего не понял, и пошел дальше, продолжая наматывать свою мысль на карандаш. Потом мысль кончилась, он остановился и подумал: "А ведь наверное это очень обидно, когда тебя сравнивают с девчонкой? Или нет?"

Тут ему навстречу попался второй друг. И он решил поделиться с ним своими сомнениями.

- Да ты что!!! - возмутился тот, даже особо не вникая. - Да за такое надо сразу бить!

Это был мальчик из категории "я дерусь, потому что дерусь!".

И они пошли того друга бить.

И вот значит нашли они его, и бьют.

А в это время мимо шли две девочки. И они конечно стали дерущихся разнимать.

С криками "Да разве так можно!" и "Вот мы всё Галине Ивановне расскажем!"

Девочкам прилетело мгновенно. Вот прям тут же прилетело, они заплакали, и со слезами пошли своей дорогой.

А эти продолжали драться.

А у одной из этих девочек есть брат. Они учатся в одном классе.

Брат, увидев плачущую сестру, двинулся осуществлять кровную месть. Естественно.

Девочки же, с одной стороны почувствовав поддержку брата, с другой - переживая за него, собрали ещё подружек и двинулись следом.

В это время те трое драться изрядно устали, и уже хотели было помириться, но тут появился брат.

С претензиями.

И эти трое стали бить уже его.

В это время мимо шел мальчик из старшего класса. Не очень, но старшего.

Наверное это был очень хороший мальчик. Он увидел, как трое бьют одного, и решил вмешаться.

Когда подошли девочки, они так и не смогли понять, что происходит.

То ли старшеклассник бьёт их одноклассников.

То ли это их одноклассники лупят старшеклассника.

Но разбираться было уже некогда. "Ввяжемся, а там посмотрим!" - решили девочки.

И вот это вот всё, то что я рассказал ранее, - это было только начало. Только первый, самый маленький ком из той снежной бабы-яги, которую события лепили стремительно и незамысловато. Когда Галина Ивановна вернулась из кабинета директора, дрались уже 2-й А, 2-й Б полным составом, и частично 3-й А.

Растаскивали кучу малу всем педсоветом, включая двух охранников. Просто выдёргивали из кучи за ноги, и оттаскивали. При этом куча, как терминатор из жидкого металла, всё время пыталась самовосстановиться из только что оттащенных.

Потом, когда все успокоились, Галина Ивановна посадила всех на места, и решила во что бы то ни стало докопаться до истоков конфликта.

Следствие длилось два урока. Несмотря на то, что дрались все, об истинных причинах конфликта никто и не догадывался. А кто догадывался, тот уже забыл.

Но все упорно бились над разгадкой. Ну согласитесь, это ведь гораздо интереснее - выяснить, за что же мы дрались, вместо таблицы умножения и чистописания.

И вот когда у самопровозглашенной мисс Марпл уже заканчивалось терпение и опускались руки, вот тут-то и всплыл карандаш.

Тот самый карандаш, с которого всё и началось.

И тогда, в полной тишине, один мальчик поднял содранную в драке руку. Это был очень умный и прилежный мальчик. Из тех, что называется "на хорошем счету".

- Что ты хочешь? - спросила Галина Ивановна.

Тогда мальчик встал, обвёл взглядом класс, и возмущенно произнёс:

- Это что же получается? Вот это всё - из-за какого-то карандаша?!

Примерно до 1991 года каждый копировальный аппарат стоял на учёте в КГБ, включая пишущие машинки, с которых в КГБ сдавался образец оттиска шрифта. И тут Горби развалил страну, и ксерокс «стало можно». Естественно, каждая конторка, особенно из зарождающейся тогда касты грантососов, захотела обзавестись ксероксом.

Тогдашний ходовой агрегат представлял собой сумрачную тумбу со стеклом А3, а то и А2, весом под центнер. Занимал стол, требовал достаточно высокой квалификации оператора, не говоря уже об обслуживании. И самое главное — никаких картриджей. Тонер отдельно. Девелопер (порошок, приваривающий тонер к бумаге) отдельно. Банки по кварте (946 грамм). Под крышечкой сбоку две горловинки, куда полагалось время от времени засыпать того и другого quantum satis. А там, в нутре, оно как-то хитро смешивалось.

После каждых десяти банок тонера надлежало делать неполную разборку и чистку. Вот на этом-то мы и погорели.

За «десятибаночное» обслуживание ксерокса нам был назначен весьма солидный гонорар. Устоять было невозможно. Внимательное чтение инструкции показало точную последовательность снятия панелей. На картинке для конченых идиотов стрелками было нарисовано, где почистить, где смазать, где протереть. Смущало лишь одно. Если инструмент part number X был обычной кисточкой, а part number Y — обычной крестовой отвёрткой, то part number Z был каким-то хитрожопым пылесосом. А меж тем использованию этого пылесоса было посвящено аж несколько абзацев. И мой опыт обслуживания больших ЭВМ подсказывал: не зря, ой, как не зря!

Но мы ж программисты, народ плечистый. Ксерокс был разобран. Созерцание внутренностей, покрытых толстым слоем тонера с девелопером, заставило нас задуматься. Десять банок, в реальности все двадцать. Это ж под миллион копий. Это ж полсантиметра грязи.

Пылесоса под руками, конечно, не было. Гонорар начал становиться полупрозрачным и тающим в воздухе. Путём помахивания кисточкой и поскрябывания отвёрткой было выяснено, что электростатически заряженный тонер не хочет расставаться с насиженными местами.

«Пойду-ка я домой, — сказал я напарнику, — за пылесосом». Он грустно на меня посмотрел. Перспектива таранить через полгорода пылесос сделала гонорар не таким уж и большим, и это ясно читалось через его модные очки. «Пылесос сосёт воздух, — молвил он, — значит, можно дунуть». И быстро засунул голову в область печки и дунул.

Облако жирного тонера вылетело наружу и, увлекаемое электростатикой, ринулось на новые, необжитые места. Напарник извлёк голову из ксерокса. На меня смотрел негр. На 1/16, но негр. Негр смачно отхаркался куда-то в сторону аппарата и снял очки, став похожим на грустную сову. «^&%^@&#^%&!!!» — сказала сова и грязно выругалась.

Дети, если вы засрались тонером, никогда, слышите, никогда не мойтесь горячей водой. И пол тоже не мойте. Но кто ж это знал в 1992 году?

Тонер отошёл от моих рук дня через три, от морды напарника через неделю. Одежду пришлось списать.

В том кабинете я был спустя десять лет. Линолеум всё ещё был чёрным.

Вопреки устоявшемуся мнению, спецбригада, прибывшая на вызов, забирает в больницу далеко не всех. Чтобы прокатиться на барбухайке до приёмного покоя, нужно сильно отличиться. Мало ли, что родственники и окружающие говорят о твоей альтернативной одарённости! Они, поди, и про кабинет министров, и про Госдуму в полном составе такое же говорят. И что теперь — обеспечить всем места в стационаре? Так это же никаких коек не хватит, не говоря уже о том, что государство будет обезглавлено.

Тут как-то раз вызвали барбухайку одному пареньку. Мол, совсем...эээ...клиент созрел. Мол, приезжайте на уборку урожая. И такого диспетчеру наговорили интересного, что тот, ничтоже сумняшеся, передал вызов Денису Анатольевичу.

Народ на спецбригаде подобрался в большинстве своём душевный, открытый новым впечатлениям и готовый оказать ближнему любую посильную, хоть и не всегда добровольную помощь, поэтому решено было съездить. Полюбопытствовать — чего же это такого наговорили диспетчеру, что она до сих пор вся под впечатлением.

По прибытии на место орлы обнаружили интерьер в степени выраженной убитости и компанию в средней степени алкогольного опьянения и разных степеней помятости. Сказать, что по этой квартире прошёлся Мамай, было бы несправедливо по отношению к истории. Судя по состоянию руин и толщине культурного слоя, у Мамая здесь был корпоратив, окончившийся побоищем — ну, вы знаете, когда слово за слово, а потом вдруг резкий скачок энтропии.

-- И где клиент? - поинтересовался Денис Анатольевич.

-- В соседней комнате, в коврах отдыхает, - был ответ.

В соседней комнате действительно обнаружился объёмный рулон из пары ковров, перехваченных ремнями. Из рулона торчала взъерошенная голова.

-- Вот это, я понимаю, транспортная иммобилизация! - восхитился Денис Анатольевич.

-- Так для вас же старались, - отозвался один из компании. - Всё вам работы меньше, погрузили — и в дурдом. Главное, ковры потом верните.

-- Не так быстро, - покачал головой Денис Анатольевич. - Мне надо с ним поговорить.

-- Да что с ним разговаривать! - воскликнул другой товарищ, с подбитым глазом. - Дурак — он и есть дурак!

-- Я не дурак, я просто увлекающаяся натура! - возразил завёрнутый в ковёр. - Развяжите меня, а то уже руки-ноги затекли!

-- Нет-нет, не надо! - хором попросила побитая компания. - Он опять драться будет!

-- Слышь, Мамай, - ласково обратился Тимур, приводя рулон в вертикальное положение. - Ты драться будешь, если я тебя развяжу?

-- Я что, совсем дурак? - фыркнул пленник, оценив комплекцию санитара.

-- Дурак, дурак, не слушайте его! - попыталась встрять компания, но Денис Анатольевич жестом попросил тишины.

-- А скажи мне, добрый молодец, - спросил Денис Анатольевич упакованного парня, пока Тимур освобождал его из коврового плена. - За что же тебя так?

-- А я тут немного выпил, - пожал тот плечами. - Ну, и пошалил малость.

-- А немного — это сколько? - решил уточнить Денис Анатольевич.

-- Ммм...литр.

-- А полтора не хочешь? - сердито буркнул тот, с подбитым глазом.

-- Хочу, - честно признался парень. - Но вы же не нальёте.

Денис Анатольевич принялся расспрашивать паренька и так, и этак на предмет чертей, зелёных человечков, летающих тарелок, голосов из розеток и прочих атрибутов альтернативной реальности, но так ничего и не накопал. Компания тоже подтвердила — дескать, не было ничего такого. Ни он, ни мы ничего подобного видом не видывали, слыхом не слыхивали. Просто сидели, водку кушали, а он, гад такой, все посиделки испортил. И квартиру. И несколько физиономий. Он всегда такой дурак, когда выпьет, а сегодня — так в особенности.

-- В общем, забирайте, - резюмировал самый отрихтованный член компании.

-- Не-а, - ответил Денис Анатольевич. - Не возьмём.

И, глядя на вытянувшиеся лица, пояснил:

-- Если мы всякого, кто по этому делу начинает буйно себя вести, будем забирать, у нас никаких койко-мест не хватит. Дурдом не резиновый! Опять же, пьяный и сумасшедший — это две настолько большие разницы, что у меня нет лишних суток на санитарно-просетительскую лекцию. Так что в следующий раз зовите полицию.

-- Да что вы за доктора! Да мы на вас жалобу напишем! Мэру! Министру! - загомонила компания.

-- Президенту не забудьте, а то некомплект, - подсказал Тимур и сурово поглядел на жалобщиков. - Только учтите одно. Вызов-то ложным оказался.

-- И что?

-- Будете бузить — я приеду и потребую его оплатить. А моё рабочее время, - Тимур задумчиво повертел ладонью, как бы ненароком сжав её в кулак, - Стоит довольно дорого.