Статьи

Один из самых ярких и свежих примеров построения отечественной властью целого небоскрёба политико-юридических конструкций прямиком на зыбком песке «гибридной» войны с Россией – история с законопроектом об оккупированных территориях Донбасса.

«Впихнуть невпихуемое»

По прошествии трёх с лишним лет войны на Донбассе отечественная власть задекларировала намерение провести капитальную перезагрузку своего видения этого конфликта.

Для этого готовится один огромный мега-законопроект. В него входят как вопросы, касающиеся нового правового статуса боевых действий на Донбассе (вместо давно превратившегося в далёкий от реального положения эвфемизм «АТО») и определения статуса подконтрольных России районов как оккупированных территорий – так и позиция власти по возвращению контроля над этими территориями.

Эта попытка «впихнуть невпихуемое», по меткому выражению покойного Ивана Степановича Плюща, приводит сразу к нескольким крупным неудачам.

Во-первых, давно перезревший вопрос отказа от обозначения войны на Донбассе утратившим актуальность термином «АТО» снова откладывается надолго. Минимум, до конца этого года.

Во-вторых, попытка увязать в одно целое действия на подконтрольной власти территории с очень ограниченным влиянием на процессы в районах Донбасса, находящихся под контролем России, приведет к недостаточной глубине направлений активности в обеих этих сферах. А также к размыванию и точек приложения усилий, и ответственности за конечный результат, и имеющихся ограниченных ресурсов.

Внешне все выглядит как необоснованный перфекционизм. А по сути – банальное заговаривание проблемы и уход от обозначения своей чёткой позиции по ключевым моментам конфликта.

Бесперспективность такого пути становится полностью очевидной, если дать ответ на ключевой вопрос: почему РФ действует столь успешно в формате новой войны 21 столетия, обычно называемой «гибридной»?

Потому что при совершенно провальном уровне стратегирования, она просто блестяще действует тактически.

Буквально на ходу Россия комбинирует эффективные здесь и сейчас приёмы и способы для достижения промежуточной тактической цели, так же, на ходу, подбирая нужные для этого инструменты. Это позволяет ей быстро мобилизовать нужные для успеха ресурсы и добиваться решения поставленной на данном участке «гибридной» активности задачи.

Другими словами, в реальности нет никакого фронта «гибридной» войны, на котором наша власть собирается месяцами готовить глобальное-комплексное-до-мелочей-продуманное наступление.

Есть цепь из огромного количества звеньев – спецопераций. И как звенья обычной цепи, они имеют замкнутое, внутреннее наполнение. Ограниченное целеполагание и ограниченное количество ресурсов для достижения своей локальной цели.

В конечном итоге сила общей цепи состоит из множества мелких успехов этих локальных спецопераций. Каждая имеет ограниченное значение и такую же ценность для общего успеха, не претендуя на критически важную и исключительную роль.

Это как раз та война, когда «главное – манёвры».

Чтобы переигрывать противника, мы вынуждены действовать примерно так же, делая основной упор на тактику. Поскольку на поле «гибридной» войны – и это надо признать как очевидную данность – повестка дня навязывается не нами, а Россией.

Можно с удовлетворением констатировать, что за три с лишним года «гибридной» войны мы научились давать агрессору достойный отпор с использованием его же инструментария этой войны. Сегодня Украина быстро и, как правило, эффективно находит ответы на вызовы со стороны РФ. Только благодаря этому мы и сумели выстоять.

Тем более непростительны время от времени повторяющиеся попытки играть по старым, уже не жизнеспособным правилам. Мы забываем, что с той стороны – умеющий экспериментировать на разных фронтах гибридной войны, гибко и быстро действующий агрессор.

«Как же сделать, чтоб всем было хорошо?»

Последний (к сожалению, скорее всего, только по времени) пример – новый закон об оккупированных территориях Донбасса.

Здесь отечественная власть решила играть «в долгую».

Причём играть с кем – с агрессивно нападающим и талантливо экспериментирующим противником-тактиком!

Это как сидеть и часами продумывать хитроумные шахматные эндшпили – в то время как соперник, сыграв «в Чапаева», давно не оставил от твоих фигур ни одной фигуры на доске.

Власть играет, забыв железобетонное правило: стоит вместо адекватного реагирования на вызовы «гибридных» атак отвлечь имеющиеся ресурсы на глобальные теоретические разработки и стратегические многоходовки – проигрыш становится неизбежным.

Потому что в этом случае противник получает выигрыш во времени.

И не сомневайтесь, это время он использует для подготовки ответных ходов, для перегруппировки сил, разработки планов молниеносных коротких контратак. В конечном счёте, для разрушения того огромного здания, на сооружение которого было решено выделить кучу времени, сил и ресурсов.

Изначально неправильная постановка задачи «впихнуть» всё в один мега-документ – и комплекс норм по АТО, и по статусу оккупированных территорий, и по их возвращению – привела к тому, что спустя 3,5 месяца после президентского указания разработать такой законопроект, документ до сих пор даже не написан. Поэтому его принятие переносится на неопределенный срок.

Полторы недели назад секретарь СНБО Турчинов предпринял попытку ускорить этот процесс, обозначив основные точки приложения усилий. Это:

1. Отказ от формата АТО и переход к новому формату отражения «гибридной» агрессии России на Донбассе.

2. Признание территорий Донбасса, уже более трёх лет де-факто находящихся под контролем России, – оккупированными де-юре.

3. Законодательное предоставление президенту права применять ВСУ и другие военные формирования против «гибридной» агрессии со стороны РФ.

4. Создание постоянно действующего в зоне противостояния Оперативного штаба с широкими полномочиями для комплексного управления ВСУ, всеми силовыми структурами, а также военно-гражданскими администрациями.

Эти четыре задачи – очень предметные, требующие прикладной работы и дающие на выходе практически ощутимые положительные результаты.

Исходя из этого, секретарь СНБО выразил надежду, что получив законопроект с этими нормами, президент Порошенко оперативно направит его на рассмотрение в ВР.

Но на практике, вместо усиления практической составляющей имеющейся правовой базы по конфликту на Донбассе, депутаты предпочли обсуждать теоретические предпосылки необходимости разработать один мега-законопроект об оккупированных территориях. С перспективой заняться им уже на следующей сессии ВР.

Как признал заместитель главы фракции БПП Сергей Березенко, сейчас идет только подготовительная работа, и никакого текста законопроекта нет.

То, что до момента практического принятия этого капитального законопроекта ситуация до Донбассе, позиционирование России и международная геополитическая ситуация могут существенно измениться, депутаты понимают.

Теоретически.

Но действовать мобильно и с высоким КПД – не готовы.

Даже несмотря на то, что уже имеется практический опыт с оформлением всех нюансов оккупации Крыма Россией. И этот опыт, при наличии должной политической воли, быстро может быть актуализован.

Раз этой актуализации не происходит – значит, приходится констатировать неутешительный вывод: власть на самом деле не заинтересована в скорейшем оформлении и максимальной конкретизации своих позиций в затянувшемся конфликте на Донбассе.

Информация о материале

Опубликовано: 29 июня 2017

1. Из всех стран бывшего Советского Союза Украина дольше всех не имела собственной новой Конституции, хотя ее проект разрабатывали с начала 1992 года. Причина задержки – перманентный конфликт между тогдашними президентами Украины Леонидом Кравчуком и, особенно, Леонидом Кучмой с народными депутатами первого и второго созывов. В качестве временного решения конфликта 8 июня 1995-го был подписан «конституционный договор» между парламентом и президентом. Рассмотрение проекта Конституции вошло в решающую фазу весной 1996-го, была создана специальная парламентская комиссия, рассмотревшая около 6 тысяч правок. Пытаясь надавить на парламент, Кучма назначил на 25 сентября 1996-го всеукраинский референдум по принятию Конституции. В ответ Верховная Рада приняла решение работать без перерыва и после 24-часового заседания в 9 утра Конституция все же была принята 315 голосами.

2. Конституция Украины состоит из преамбулы и 15 разделов, которые включают в себя 161 статью и 17 переходных положений. Изменения в Конституцию могут вноситься только 300 голосов депутатов, в отдельных случаях, например, при изменении территории Украины, вопрос обязан выноситься на всеукраинский референдум. Изменение Конституции во время военного или чрезвычайного положения не допускается.

3. Согласно Конституции 1996-го Украина была президентско-парламентской республикой, ключевое влияние на исполнительную власть оказывал глава государства. В разгар Помаранчевой революции-2004 президент Кучма согласился на проведение «третьего тура» выборов в обмен на политреформу и перераспределение полномочий в пользу парламента. Изменения проголосовали 8 декабря 2004-го и вступили в силу с 1 января 2006-го.

4. После прихода к власти в 2010 году Виктор Янукович решил отменить политреформу, что было сделано руками Конституционного суда, признавшего голосование 2004 года неконституционным. Это стало одним из главных шагов по укреплению его персональной власти. В частности, президент получил право лично назначать и увольнять премьер-министра и членов правительства.

5. Во время Революции достоинства возврат к Конституции образца 2004 года стал одним из главных требований оппозиции. Но Янукович отказался идти на уступки и только после его бегства, 21-22 февраля Верховная Рада проголосовала за восстановление в Украине парламентско-президентской республики, изменения вступили в силу с 2 марта 2014 года.

6. Всего в Конституцию Украины изменения вносились шесть раз. Помимо внедрения, отмены и восстановления политреформы-2004, изменения касались полномочий Счетной палаты, сроков проведения президентских и парламентских выборов (еще при Януковиче), и изменений в системе правосудия (судебная реформа, проголосованная в июне 2016-го).

7. Еще семь раз процесс внесения изменений в Конституцию по разным причинам не доводился до конца – либо не голосовался во втором чтении, либо не хватало голосов, либо ветировался президентом. Самая известная история, которая не закончилась до сих пор, – внесение изменений касательно децентрализации, а также ввода «особого статуса» Донбасса. Этот законопроект был одобрен только в первом чтении 31 августа 2015 года, его рассмотрение сопровождалось массовыми стычками протестующих и полиции под зданием ВР, в результате взрыва гранаты погибли четверо сотрудников Нацгвардии. В итоге, окончательное голосование не состоялось до сих пор, и в свете текущей обстановки в Донбассе и политической ситуации в парламенте вряд ли состоится.

Информация о материале

Опубликовано: 29 июня 2017

Уже вторую неделю украинское общество взволновано новостями о том, что вот-вот будет представлено решение, которое переломит ход войны.

Речь идет об анонсировании президентом законопроекта «О реинтеграции оккупированных территорий Донбасса», а также о законопроекте»О восстановлении государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями Донецкой и Луганской областей»,концепцию которого представил секретарь СНБО. Градус заинтересованности подпитывается неким ореолом таинственности вокруг этих проектов. Политики наперебой делятся в социальных сетях фотографиями с заседаний рабочих групп, на которых, впрочем, не рассмотреть никаких документов, — тексты обоих законопроектов так и не были обнародованы. Однако анализировать текст, каким бы он ни был, смысла нет. Следует анализировать намерения. К сожалению, есть все признаки того, что будет сохранен status quo, а намерения уничтожить гибрид, который любовно растили, поливали и пропалывали с самого начала войны, — нет.

«Гибридная война» оказалась весьма удобной для всех, кроме украинцев. России она дала пространство для маневра и пресловутое «ихтамнет». Международное сообщество получило индульгенцию за невыполнение своих обязательств защищать территориальную целостность Украины — потому что если «ихтамнет», то вроде бы и делать там нечего.

Удобной гибридная война оказалась и для украинской власти — как стабильный источник дохода и оправдание в ответ на недовольство людей — «не раскачивайте лодку, а то путин нападет». Чтобы воспользоваться гибридной войной, надо было создать множество гибридных понятий, конструкций и статусов, конечная цель которых, опять-таки, — либо получение прибыли, либо манипулирование протестными настроениями людей, которым «жить по-новому» стало сложнее, чем по-старому.

Гибрид начала антитеррористическая операция, в которую превратилась оборона Украины за последние три года. Причем сомнительная гибридность АТО заключается в том, что АТО дает основания применять вооруженные силы, но не дает оснований армии воевать. Для борьбы с террористами армия может перекрывать дороги, ставить блокпосты, контролировать перемещение людей и т.п., но никакая антитеррористическая операция не предусматривает ведения боевых действий. Режим антитеррористической операции — специфический режим в условиях мирного времени. Потому к каждому, кто защищал нас с начала АТО, когда-то могут прийти и спросить: «Мальчик, а что ты делал с оружием в руках на Донетчине и Луганщине в МИРНОЕ время?».

Далее гибрид рос благодаря минским договоренностям, которые неизвестно почему заменили собой международные договора и стали «безальтернативными».

В дальнейшем гибрид развивался во многих направлениях — от узаконенной СБУ торговли с оккупированными территориями до синдрома георгиевской ленты. Мы так радовались запрету георгиевской ленты, но не удосужились привлечь к ответственности тех, кто с георгиевскими лентами в 2014 г. призывал Кремль ввести войска на территорию Украины.

В сущности, еще одним гибридом являются разговоры о введении визового режима с Россией. Потому что с врагом не устанавливают визовых режимов. Если у нас есть враг — закрывается граница, поскольку это линия фронта, а в гости через линию фронта не ходят. Торговля с врагом прекращается, ибо финансировать агрессора — это то же самое, что непосредственно покупать оружие для вражеской армии. Бизнес страны-агрессора на территории Украины национализируется, потому что враг не имеет никаких прав зарабатывать в стране, которую намерен уничтожить.

У нас гибридный враг, ведь, с одной стороны, мы с Россией воюем, а с другой — торгуем.

У нас гибридные способы ведения войны, поскольку, с одной стороны, наших солдат обстреливают из тяжелого вооружения, а с нашей стороны — представители ОБСЕ ватными тампонами проверяют стволы наших танков, стоящих на расстоянии 40 км от передовой, нет ли на броне следов пороха.

У нас гибридные понятия: мнимое АТО вместо войны, «атошники» — вместо ветеранов, «линия размежевания» — вместо линии фронта.

Наконец, «гибридизация» войны, кроме того, что дала возможность зарабатывать на войне, размыла ответственность за нее. Кто отвечает за оборону государства? Верховный главнокомандующий? Вроде должен бы, но юридически — войны нет. Есть «антитеррористическая операция». Руководитель Генштаба? Тоже нет, потому что «антитеррористической операцией» руководит антитеррористический центр СБУ. Поэтому и создается впечатление, что ответственным за оборону страны является представитель штаба АТО, потому что других ответственных лиц, которые были бы способны объяснить людям цель и стратегию ведения войны с Россией и эффективной защиты от агрессора, мы не знаем.

Уже давно стало очевидно, что «АТО за считанные дни» не закончится. Россия не оставит Украину в покое, так как успешная Украина уничтожит Россию самим фактом своего существования. Война может продолжаться годами, если не десятилетиями, и мы должны научиться с этим жить.

Нужно честно признать, с кем мы воюем, и откуда может прийти очередная угроза. Потому что сейчас мы воюем с мифическими шахтерами и террористами, а линия угрозы составляет 400 км т.н. линии размежевания. Если же мы обороняемся от России, о чем все пафосно заявляют, то у нас окажется 6 тыс. км угрозы.

Чтобы эффективно вести войну — необходимо возглавить процесс. Причем не важно, речь идет об обороне или наступлении. Но должен быть человек, который будет отдавать приказы и будет отвечать за это.

Чтобы победить в войне или эффективно держать оборону — войну нужно сначала признать. Потому что нельзя победить в том, чего нет.

Состояние войны не требует признания — оно либо есть, либо его нет. Когда по людям стреляют из тяжелого вооружения — это война. Состояние войны не требует доказательств — это просто констатация реальности.

Объявление же состояния войны превращает войну в конвенционную, или признанную. Мода на конвенционную войну уже прошла, — это раньше агрессор благородно провозглашал «иду на вы», а теперь в тренде использовать зеленых человечков без официальных цветов агрессора. Однако конвенция, или признание войны, не имеет никакого влияния на фактическое состояние войны. От того, что война не является признанной, она никуда не исчезает, но непризнание факта войны дает возможность не принимать необходимые решения. Признание войны, согласно нормам международного права, может быть односторонним. Украина могла бы заявить о войне, начатой Россией, и не имело бы значения, что по этому поводу думает Россия. Тем более что Государственная дума РФ официально разрешила использовать армию России на территории Украины. Однако Украина этого не сделала, чем существенно облегчила жизнь как России, так и международному сообществу: никто войну не признал, значит можно притворяться, что ее нет. Немного неудобно, что люди гибнут, но для этого можно придумать «конфликт на Востоке Украины» и стараться его «деэскалировать», а о Крыме — уж нечего и вспоминать.

Введение военного положения никоим образом не влияет на факт войны или на ее признание. Военное положение — это специальный правовой режим для упрощения принятия решений. Простой пример: в условиях мирного времени армия не может просто так поставить танк у кого-то во дворе. Армия должна предложить компенсацию, заключить договор и только тогда поставить танк в огороде. В условиях военного положения армия не должна просить разрешения у владельца земли, она просто ставит танк там, где это нужно и когда это нужно для выполнения задач вооруженных сил, а облэнерго не может отключить узел связи ВСУ от электроэнергии за неуплату.

Но самая важная причина введения военного положения — это установление ответственности конкретного человека за командование. Для этого в государстве существуют Главнокомандующий и Верховный главнокомандующий. Функция Верховного главнокомандующего — одна из основных функций главы государства. Президента избирают для того, чтобы он представлял государство, в том числе персонально отвечая за его защиту.

Вопреки громким лозунгам, отвечать за процесс обороны в Украине не намерен никто. И потому (вместо внедрения системы управления с персонифицированной ответственностью и понятным процессом принятия решений) нам предлагают очередной гибрид.

Предложенная «реинтеграция» от президента, в принципе, отрицает факт войны. «Реинтеграция» означает, что была «дезинтеграция». То есть не Россия пришла, захватила территорию Украины и убила 10 тыс. чел., а какие-то процессы внутри страны привели к тому, что часть Донетчины и Луганщины «дезинтегрировалась». Фактически, это признание внутреннего конфликта на Востоке Украины, т.е. гражданской войны.

В свою очередь, секретарь СНБО планирует восстановление суверенитета в Донецкой и Луганской областях, никоим образом не упоминая о причинах потери этого суверенитета. Или, может, секретарь СНБО считает, что Украина самая как-то нелепо потеряла суверенитет над частью собственной территории и теперь хочет его восстановить?

Кроме того, проект СНБО предлагает создать Оперативный штаб для Донецкой и Луганской областей, который будет отвечать за оборону этих областей. Так воюет все-таки Украина — или Донецкая и Луганская области? Если воюют Донецкая и Луганская области, то почему там должны воевать киевляне, черкащане, львовяне или одесситы? Если воюют Донецкая и Луганская области — мы признаем их субъектность, т.е. особый статус и право на самоопределение?

Если же воюет государство, то должны быть выписаны четкие полномочия и ответственность Верховного главнокомандующего. И тогда Оперативный штаб должен функционировать для нужд обороны всего государства.

Вопреки громким публичным декларациям авторов обоих законопроектов о том, что Россия — агрессор и оккупант, они стесняются назвать ее агрессором и оккупантом юридически. Территории оккупированы, однако непонятно, кем, и непонятно, когда.

А еще — и секретарь СНБО, и президент хотят «возвращать» и «восстанавливать суверенитет» исключительно на оккупированных территориях Донетчины и Луганщины. Да, для России эти территории имеют разные статусы, поскольку Крым нужен России как военная база, а Донбасс — как фактор дестабилизации Украины. Но для Украины и Крым, и отдельные районы Донецкой и Луганской областей — одинаково оккупированные территории. Поэтому возникает вполне справедливый вопрос: если президент хочет «реинтегрировать Донбасс», а СНБО хочет «восстановить суверенитет над временно оккупированными территориями Донецкой и Луганской областей», — то Крым «реинтегрировать» или «восстанавливать суверенитет» в Крыму Украина не планирует? Или же будет делать это каким-либо другим образом, чем на Донетчине и Луганщине? Ведь применение разных подходов к Крыму и Донбассу и размежеванию этих актов агрессии является скрытым признанием аннексии и уменьшает шансы их деоккупации.

Не стоит ждать от президента, что он решит возглавить оборону и взять на себя ответственность после того, как уже четвертый год успешно ее избегает. У президента был и есть определенный Конституцией и законами Украины механизм командования обороной: введение военного положения и взятие на себя ответственности. А создание Оперативного штаба для Донецкой и Луганской областей размывает ответственность за оборону государства. Более того, эта структура будет определять, какие товары можно перевозить с оккупированных территорий. Следовательно, намерение торговать с оккупированными территориями не исчезает, и создается впечатление, что это и будет основной функцией Оперативного штаба Донецкой и Луганской областей: регулировать торговлю с оккупантом.

Однако все бремя последствий безответственности государственных институтов ложится на солдат, которые с апреля 2014-го воюют, не имея на это легитимных оснований. И если кто-то захочет привлечь воинов к ответственности за военные действия в центре государства в мирное время, чем они будут защищаться, — Минскими договоренностями? А защитить их можно, только признав дату фактического начала войны, чтобы воевавшие были защищены юридическими основаниями для обороны. К сожалению, защита солдат, в принципе, не является предметом дискуссии.

Если бы авторы обоих законопроектов были искренне намерены дать отпор российской агрессии, то они должны были бы предложить решение, которое устраняет гибрид и возвращает нас к реальности и в правовое поле. Пример такого решения уже был предложен и детально описан здесь, а проект соответствующего закона находится в парламенте уже более двух лет.

Началом выхода из гибрида должно стать признание оккупации. Должна быть установлена дата начала оккупации для Крыма, Донетчины и Луганщины. Россия должна быть названа оккупантом, а все оккупированные территории должны получить одинаковый статус.

Кроме того, Украина должна признать последствия российской оккупации: на оккупированных территориях бездействуют органы государственной власти, Украина не может гарантировать соблюдение прав человека на оккупированных территориях, поэтому за оккупированные территории и население под оккупацией, согласно международному праву войны, отвечает Россия как оккупант.

Также должно быть решение, которое ввело бы упрощенный режим принятия решений для нужд обороны и ответственность за процесс ведения войны. Не столь важно, как это состояние будет называться, — главное, чтобы армия получила пространство для маневра, а Верховный главнокомандующий взял на себя ответственность за командование.

Далее, если мы действительно хотим восстановления суверенитета, то должны провести деоккупацию. То есть должен быть установлен алгоритм освобождения оккупированных территорий, и начаться — с установления ВСУ контроля над этими территориями и государственной границей Украины. Это решение должно также заложить принципы как понимания, так и ответственности за коллаборационизм.

Но никакой деоккупации не будет, если не будет армии. Нам много рассказывают о самой сильной армии Европы, об успешных реформах и контрактной армии. Мы радуемся принятию закона о вступлении в НАТО, но, как говорил командующий НАТО генерал Бридлав, «армия начинается с достоинства солдата». У солдата должно быть чем воевать, он должен знать, как воевать, и знать, за что он воюет. НАТО — это прежде всего стандарты. Стандарты оснащения и вооружения, стандарты ведения войны и стандарты защиты солдат. НАТО — это также прозрачный бюджет, гражданский контроль над сектором безопасности и обороны. НАТО для Украины начнется с первого отчета Верховного главнокомандующего за десятки миллиардов гривен, выделенных на усиление обороноспособности Украины, в парламенте.

На уважение и доверие могут рассчитывать те правители, которые предлагают честные решения для своих людей. А те, что выращивают гибриды, могут рассчитывать лишь на гибридное уважение и на гибридное доверие.

Информация о материале

Опубликовано: 29 июня 2017

Генеральний директор Харківської обласної клінічної психіатричної лікарні № 3 Віктор Коваленко придбав новенький автомобіль «Субару Форестер» 2017 року.

Про це йдеться у повідомленні про суттєві зміни, які опубліковані на Єдиному державному реєстру декларацій.

Новенький автомобіль з салону лікар придбав за 921,69 тис. грн.

Коваленко показав, що продав минулу автівку за 381 тис. грн. та взяв кредит на суму 376 тис. грн.

Річна зарплата лікаря склала 142 тис. грн. Але він ще працює приватним підприємцем та заробив за рік 291 тис. грн. Окрім того отримав грант від американської компанії ALKERMES, INC на суму 153 тис. грн.

Також Віктор Коваленко вказав, що має готівкою 20 тис. дол. Та 10 тис. євро.

Информация о материале

Опубликовано: 29 июня 2017