Статьи
Российский президент Владимир Путин продолжает активно искать поддержку своей инициативе о направлении миротворческих сил ООН в зону конфликта на Донбассе. После телефонного разговора Путина с федеральным канцлером Ангелой Меркель последовала беседа с французским президентом Эмманюэлем Макроном. Очевидно - хотя бы ввиду намечающейся поездки украинского президента Петра Порошенко на сессию Генеральной ассамблеи ООН - что путинские усилия продолжатся.
Конечно, проще всего уговаривать себя, что все эти действия Путина - всего лишь очередной манёвр, призванный легитимизировать пребывание российского контингента и наемников на территории Донбасса. Что на самом деле никакого решения о вводе миротворческих сил принято не будет, потому что в самый ответственный момент Путин во что-нибудь обязательно «упрется». И что в лучшем случае все останется, как есть - перманентные обстрелы нашей территории и санкции против оккупанта, а в худшем - Путин как раз перед президентскими выборами начнёт новую войну, ведь не случайно же Россия устроила широкомасштабные учения «Запад 2017» прямо у наших - и европейских границ. В этой ситуации все совершенно ясно. Со сложившейся ситуацией мы уже сжились, а войну нужно предотвращать - или выигрывать, если она начнется. Но я все же предлагаю рассмотреть куда более вероятный, по моему мнению, вариант - что Путин действительно собирается «эвакуироваться» с Донбасса - но так, чтобы при этом не допустить восстановления украинского контроля над оккупированной территорией. К подобному развитию событий в Украине пока что никто не готовится - хотя именно оно может стать идеальной западней для будущего нашей страны.
Итак, попробуем просто представить себе самый невероятный вариант - в вопросе о вводе миротворческих сил ООН достигнут очевидный компромисс. Миротворцы размещаются на всей территории оккупированных районов - включая и тот участок границы, который сегодня находится под полным контролем Москвы. Обстрелы прекращаются. Не просто прекращаются - российские войска вместе с наемниками покидают территорию региона. «Народные республики» ликвидируются сами по себе, уступая место временным администрациям «отдельных районов». Россия прекращает всякую помощь Донбассу - но при этом финансовое обеспечение региона, включая выплату зарплат, пенсий и инфраструктурную поддержку ложится на Украину. Означает ли все это восстановление украинского контроля?
Вовсе не означает. Хочу напомнить, что все усилия по введению миротворческих сил ООН, обеспечению безопасности наблюдателей ОБСЕ и вообще всяческой безопасности связаны со стремлением начать исполнение Минских соглашений. Собственно, именно об этом говорят во время своих консультаций руководители стран - участниц Нормандского формата. Именно к этому Меркель и Макрон призывают не только Путина, но и Порошенко. И украинский президент совершенно резонно отвечает, что ни о каком исполнении Минских соглашений нельзя говорить, пока продолжаются обстрелы нашей территории и присутствие оккупационных войск на Донбассе.
А вот оккупационных войск уже нет. И обстрелов тоже нет. Конечно, можно сказать себе, что в этот самый момент Украина сможет плюнуть на любые соглашения и освободить оккупированные территории - тем более, что освобождать будет не от кого. Но это - иллюзия. Жители «отдельных районов» будут находиться под защитой миротворцев ООН, ведь их появление - чтобы мы там ни думали - легитимизирует уже не внешний, а внутренний конфликт. Наступление украинской армии, которое не будет согласовано с Западом, может привести не только к нашему конфликту с союзниками, но и к возвращению российского контингента - для защиты миротворцев ООН и мирных жителей, разумеется. О том, чем заканчиваются подобные авантюры, мы знаем по результатам российско-грузинской войны. Но Михаила Саакашвили в руководстве Украины нет - во всяком случае пока. И я мало верю в такой вот волюнтаристский приказ о наступлении. Но и в то, что парламент будет голосовать за Минские соглашения, тоже мало верю - потому что в предоставлении автономного статуса обычным районам украинского востока никакой политической логики нет.
Но парадокс ситуации в том, что в отсутствии четко обозначенного правового статуса «отдельные районы» явочным порядком будут приобретать характер самопровозглашенной автономии под международным протекторатом. Кому интересны аналогии, может поинтересоваться историей кантона Брчко в Боснии и Герцеговине. Эта маленькая территория, на которой не состоялись этнические чистки, оказалась единственным регионом в Боснии, в котором мирно проживают и сербы, и хорваты, и мусульмане. В результате когда в Дейтоне обсуждали будущее конституционное устройство Боснии и Герцеговины, кантон Брчко не вошёл ни в состав мусульманско-хорватской федерации, ни в состав Республики Сербской, а был провозглашен отдельной единицей под управлением губернатора-иностранца. И этот удивительный статус сохраняет по сей день, к тому же разделяя территорию Республики Сербской на две части и не давая ей возможности присоединиться к Сербии. Но если поговорить с жителями кантона, они скажут вам, что Брчко - лучшее место в Боснии, так как оно фактически выведено из-под юрисдикции местных властей - и тут открываются такие возможности маневра!
«Отдельные районы» может ожидать та же судьба. Их статус не будет определён, но Запад будет требовать от нас усилий по интеграции. На территориях появятся новые игроки - и, конечно, возвратятся старые, начиная с Ахметова. Российское влияние никуда не денется - просто оно будет поддерживаться не военной силой, а пропагандой, финансовыми вливаниями, поддержкой пророссийских политических сил в регионе. Вопрос о том, как именно интегрировать Донбасс, станет одним из самых важных и сложных вопросов политической жизни страны, триггером постоянной нестабильности. Любые действия власти, которые будут напоминать исполнение Минских соглашений, будут вызывать немедленную патриотическую реакцию - более того, расколы внутри самой власти вовсе не исключены. Более того, будут предприниматься попытки «самостоятельного» возвращения Донбасса - если в регионе нет никаких российских войск, а украинская армия «трусит», то Донбасс должен вернуть украинский народ, «добровольцы». И украинской армии придется защищать регион - и миротворцев ООН - уже именно от этих добровольцев, неизвестно кем профинансированных. А в результате мы можем оказаться в ситуации, в которой сто лет назад оказались сторонники ирландской независимости, которые начали между собой гражданскую войну не из-за различий в представлениях о том, как должно развиваться новое государство, а из-за оставшегося в составе Соединенного королевства Ольстера.
Это и есть идеальная западня.
- Информация о материале
Законопроект про реінтеграцію Донбасу вносять з великим запізненням. Його потрібно було ухвалювати ще три роки тому, з початком російської агресії. Нинішня його поява — реакція на настрої у суспільстві, спроба знизити градус негативних емоцій напередодні можливих виборів.
На четвертому році війни у нашої влади, на жаль, немає цілісного бачення того, що відбувається на сході, відсутня стратегія вирішення цієї проблеми. Попри те, що у законопроекті пропонується визнати Росію агресором, нашу війну проти неї чомусь делікатно називають самообороною.
Дурня повна! Це намагання прийняти соломонове рішення: з одного боку, назвати речі своїми іменами, а з іншого — не дати можливості зруйнувати свій власний бізнес на території Російської Федерації. Бо за адекватних кроків при агресії ворога будь-які торгові відносини окремих представників влади з РФ стали б неможливими.
У разі ухвалення цього законопроекту, йдеться про передачу Генштабу ЗСУ функцій, які раніше при проведенні АТО виконувала СБУ. Це логічно, але знову ж таки — зроблено із запізненням. Служба безпеки не може керувати військовими підрозділами, планувати і вести як процес активної оборони, так і звільнення окупованих територій. Це не притаманна СБУ функція. Нині такий перерозподіл повноважень подають як досягнення влади. А я вважаю, що це був її прорахунок, коли військові ставали заручниками прийняття тих чи інших політичних рішень…
Про розширені повноваження президента щодо введення воєнного стану на окремих територіях. Це положення вже закріплено у Конституції. Президент у нас — Верховний Головнокомандувач, має усі повноваження вводити чи скасовувати воєнний стан. Також в Основному Законі чітко прописано рамки застосування президентом Збройних сил. Схоже на те, що законом у нас намагаються підім’яти основні положення Конституції. Але так не можна будувати правову державу.
Наразі у ЗМІ активно просувається теза, що у Москві розцінять цей закон як «загрозу національним інтересам» і замість прихованого вдадуться до відкритого вторгнення.
Але хіба ж це «прихована агресія», якщо 10 відсотків нашої території окуповано Росією? Президент і спецслужби України кажуть про присутність трьох тисяч кадрових військових РФ у Донбасі, хоча я вважаю ці цифри заниженими. Що це, як не факт прямої військової агресії проти України з боку Росії. Що у нас роблять військові цієї країни?
Те саме стосується окупованого Криму — там розміщено російські військові бази, півострів зробили федеральним округом Росії. Тим самим Кремль засвідчив факт військової агресії проти суверенної України, анексії українських земель.
Нас лякають прямою військовою інтервенцією Росії. Вважаю, що вона не відбудеться. Кремль реалізує сценарій, який уже відпрацьовано в Абхазії. Путіну не потрібна вся Україна — він хоче мати зону постійної нестабільності, яка не дозволить нам інтегруватися в ЄС і НАТО. Кремль прагне залишити за собою плацдарм впливу на прийняття політичних рішень — як усередині держави, так і при визначенні Україною її зовнішніх векторів.
Утім, варто зазначити, що саме поняття «реінтеграція» означає процедуру повернення громадянства. Незрозуміло, що мається на увазі. Де-факто цим ми визнаємо, що окуповані території — не наші. Пропоную інше. Розуміючи, що більшість населення на окупованій території має проросійські погляди, не бачу сенсу інтегрувати її зараз в Україну. Тим більше, промисловий потенціал цих територій зруйновано.
«Інтегрувавши», ми у такий спосіб візьмемо на себе весь тягар їх соціально-економічного забезпечення. Пропонував би визнати ці території тимчасово окупованими. Умовна лінія розмежування, яку прокладено відповідно до Мінських домовленостей, мала би стати демаркаційною лінією. Це дасть можливість де-юре визнати Росію агресором. І дозволило б нам згідно з усіма міжнародними угодами, зокрема Женевськими, перекласти відповідальність за соціальне і економічне забезпечення тамтешнього населення на плечі країни-окупанта. Тобто Росії.
Одне лише постачання газу в окремі райони Донецької та Луганської областей (ОРДЛО) може коштувати українському бюджету півтора мільярда доларів! Їх можна було б зекономити для розбудови країни. На воду, пенсійне забезпечення в ОРДЛО йде ще приблизно 60 млрд. грн. Кошти, які зараз витрачаємо на підтримку окупованих територій, при їх заощадженні дозволили б переоснастити українську армію, провести необхідні економічні реформи.
Мова не про те, що варто махнути рукою і забути про окуповані території Донбасу. Навпаки, не віддавати ці землі. Але наразі визнати їх тимчасово окупованими. А після того, як українське військо стане міцно на ноги, коли зміцніють всі галузі нашої економіки, звільняти окупований Донбас військово-політичним шляхом. Іншого виходу немає.
Чому наполягаю на військовій константі? Є приклади того, коли українські воїни входять в умовно російськомовні райони, де переважна більшість їх жителів підтримує ідеї «русского міра» — і тоді там починається процес природної міграції зазомбованого населення. Ці люди виїжджають на територію Росії. Це дозволило б нам безболісно, законним шляхом очистити ці території від проросійських сепаратистів.
- Информация о материале
«Стратегическая девятка», заседающая на Банковой, в который раз с начала августа, рассматривала исключительно «вопрос Саакашвили«. В то время как в повестке дня страны подгнивают в ожидании решения десятки действительно стратегических задач. Одну из них мы предлагаем вниманию наших читателей. И, несмотря на всю сложность, разобраться в ней надо, ведь цена вопроса — от 100 до 300 миллиардов государственных гривен.
Условие задачи (все совпадения предлагаем пока считать случайными, а персонажей вымышленными): в съемном ведомственном жилье Андрея, Кирилла и двух Александров (один, правда, уже съехал) скопились оставшиеся в основном от предыдущих жильцов огромные кучи мусора. Однако просто выбросить мусор нельзя — закон не позволяет, так как на него ранее были потрачены баснословные государственные деньги: с учетом прикупленного в декабре 2016-го самого большого помещения получится под 300 млрд грн. Жильцы обращаются к третьему — главному по госфинансам Александру за помощью с уборкой, а тот перепоручает найти решение своему заместителю Оксане. Спустя почти год поисков и консультаций с «мудрецами» Оксана предлагает создать агентство по продаже мусора, который будет выкупаться по балансовой или хоть какой-то остаточной стоимости (ведь он же когда-то представлял огромную ценность!). Финансировать все это предлагается, как обычно, за счет госбюджета.
Вопрос: сколько заработает агентство и потеряет госбюджет от сделки, если мусор — это просто мусор?
Суть проблемы
Все знают, что за время кризиса банки накопили огромные объемы проблемных кредитов. Причины тоже хорошо известны: потеря контроля над территориями Крыма и значительной части Донбасса, беглые, разорившиеся или еле-еле сводящие концы с концами заемщики из этих и всех других регионов страны. Ну и, конечно, персонажи, просто решившие не возвращать, — война же. Бывает, что и банки не очень-то хотят забирать, — это если кредиты выданы их собственникам. Таких на рынке, правда, после «великой банковской чистки» стало значительно меньше — теперь они «плохо лежат» на балансе Фонда гарантирования вкладов, откуда оставшиеся от них залоги активно растаскивают «мусорщики». Однако это — уже немного другая история, а если вернуться к нашей, то здесь «великая чистка» не особенно и помогла. На балансах уцелевших финучреждений «мусорных» кредитов особо не уменьшилось — плачевное состояние экономики этому сейчас не содействует.
С проблемной задолженностью как-то разобрались (да и то лишь частично) иностранные банки, без особых мудрствований списавшие ее или перепродавшие по дешевке коллекторам, покрывая возникшие дыры в капитале за счет иностранных «мам». Об избавлении мечтают и все остальные, ведь необслуживаемые кредиты требуют покрытия резервами и постоянных поисков источников восполнения капитала. А еще — зачастую бессмысленных начислений процентов, штрафов, пеней, отправления писем с предупреждениями и угрозами, обращений в суды и всяческой другой «претензионной работы» с заемщиками (если это вообще возможно). Для этих целей в банках созданы и функционируют целые подразделения. Причем если в ходе судебных тяжб все-таки удается что-то отсудить и даже провести это решение через жернова исполнительной службы, то проблема вовсе не уходит — надо еще найти покупателя или вести непрофильное для банков обслуживание залогов (если они доступны)…
Затраты банков на эту деятельность, как правило, значительно выше прибыли, полученной от продажи немногих отвоеванных залогов. То есть убытки чаще всего не уходят, а только накапливаются. Так что «мусорные» кредиты серьезнейшим образом отравляют жизнь банков, представляя, при чрезмерной дозировке, постоянную угрозу их существованию в целом. Именно поэтому такие кредиты называют «токсичными»…
Госбанки, на которые сейчас приходится около 56% рынка, огромные дыры в балансах залатали достаточно легко. Обязанное их поддерживать государство просто осуществило для этого гигантскую эмиссию ОВГЗ (т.е. деньги были взяты из воздуха, однако же зачислены в РЕАЛЬНЫЕ обязательства ныне живущих и будущих поколений).
Беда «только» в том, что, в отличие от иностранных «дочек», у государственных нет адекватного механизма избавления от «мусорных» активов, списание которых — дело подсудное. Катастрофической ситуацию вроде бы и не назовешь — в госбанках сформированы резервы под 80% их корпоративного кредитного портфеля, то есть большинство возможных потерь госбюджет уже покрыл. Но как рассчитывать на нормальную работу банков и возрождение кредитования, если минимум 57% всех корпоративных кредитов в стране — нерабочие, при этом 70% из них «висят» в госбанках.
Время для поиска оптимального решения еще было бы, если бы не стремление НБУ к совершенству. Центробанк инициировал переход уже со следующего года на 9-й Международный стандарт финансовой отчетности. Который, если не вдаваться в сложные подробности, потребует от банков пересмотра принципов оценки кредитных рисков и существенного увеличения сумм резервов, соответственно. А еще — перехода на новую классификацию финансовых активов и, как следствие, изменения потребностей в капитале. Как свидетельствуют мировой опыт и пока прикидочные расчеты местных банкиров и аудиторов, это потребует от банков увеличения сумм формируемых ими резервов где-то на 25% в среднем по рынку. При этом проблемная часть банковских балансов, если исходить из необходимости оценивать уже не только фактическое состояние, но и будущие (в том числе курсовые!) риски, станет еще токсичнее. Естественно, не только для всего рынка, но и госбанков с Минфином — удар ощутимый и болезненный. Проблема очевидна, и решать ее надо, но то, как это предлагается сделать, пока вызывает серьезные вопросы.
Бритва Оккама затупилась
В правительстве, при всей его мнимой прогрессивности, считают, что оптимальный вариант — это передача проблемных кредитов: компании по управлению активами (КУА), банку плохих активов (badbank), ФГВФЛ. Нужное подчеркнуть.
ZN.UA не раз писало о том, как продает залоги Фонд гарантирования. Хотя, объективности ради, у его чиновников колоссальный опыт оценки и уценки, продажи и распродажи. Даже своя площадка для торгов. Да, с большой вероятностью залоги будут проданы по бросовой цене и в конечном итоге перейдут бывшим владельцам, но, как считают в Минфине, главная проблема не в этом. Концептуально ФГВФЛ управляет имуществом уже выведенных с рынка банков, а тут решают проблемы работающих финучреждений. Именно поэтому нужна новая структура. Но не bad-bank, потому что опыт «Родовида» Минфин смущает. Зато его не смущает, что многие участники дискуссии даже разницы между bad-bank и КУА не видят.
В классическом варианте bad-bank покупает у банков низкие по цене или неликвидные активы (но все еще представляющие коммерческую ценность!), обеспечивая их при этом ликвидностью. В нашем случае ликвидность банкам уже не нужна, а коммерческая непривлекательность активов, например в ОРДЛО, очевидна. Но является ли КУА альтернативой банку плохих активов? Неважно, в каком обличии, как госпредприятие, или госагентство, или фонд, или госдепартамент, не суть.
Минфин, конечно, ссылается на мировой опыт, аккуратно выдергивая из него именно те примеры, которые подкрепляют мнение самого Минфина. И оптимальным ему представляется именно создание специальной компании по управлению активами, которая выкупит у банков «токсичные» портфели. За одну гривню, по балансовой или оценочной стоимости — пока не ясно. Хотя этот вопрос принципиален с точки зрения затрат госбюджета и вроде бы должен интересовать Минфин в первую очередь. Ведь речь идет о сумме, потенциально превышающей 100 млрд грн! И это если не считать «токсичные» кредиты «Привата», забота о которых пока возлагается не на КУА, а на Rothschild&Co. Однако в этом случае особенно полагаться даже на Ротшильдов не стоит. Поэтому, прикидывая цену вопроса, к сотне миллиардов проблемных кредитов «старых» госбанков лучше сразу прибавить 150–200 млрд «новичка» — самого крупного среди них.
В Минфине, видимо, об этом пока предпочитают не думать, — по их задумке, КУА будет так искусно и эффективно управлять активами после выкупа, что сможет повысить их инвестиционную привлекательность и затем выгодно продать. И если руководствоваться логикой чиновников, то крайне сомнительные успехи старейшего и крупнейшего аналога подобной структуры — Фонда государственного имущества — получается, никого не смущают.
Есть ли рыночный спрос, способный переварить «невкусные» активы на 100 млрд грн (не говоря уже о 300 млрд)? Есть цивилизованные покупатели, инвесторы, готовые бодаться с бывшими собственниками за их заводики и пароходики? Это в судах, в которых при нужном влиянии и деньгах возможно оспорить любые нормы не то что юридической, но и простой человеческой логики? Об успехах подобных судебных тяжб можно справиться в тех же госбанках.
С большой вероятностью, никакого управления и инвестпривлекательности не будет. Опыт подсказывает, что все мало-мальски ценные залоги из любой КУА стремительно «укукукают» по схемам, уже обкатанным в Фонде гарантирования. И хорошо, если хотя бы за треть стоимости. Остальное будет «гнить» на балансе и требовать постоянных новых вливаний госденег, ведь зарабатывать КУА будет едва ли.
Конечно, есть в мировом опыте пример малазийской компании «Данахарта», которую специальным законом наделили исключительными полномочиями. Третьим лицам запрещалось оспаривать права компании на все приобретенные активы, заемщики не могли оспаривать продажу их долга по проблемным кредитам третьим лицам. Более того, эта компания могла и брала на себя управление предприятиями-должниками, вводя своих администраторов, которые осуществляли возврат долга всеми доступными способами, включая санацию или продажу имущества и корпоративных прав. И пока администратор «руководил» таким предприятием, вводился годовой мораторий на любые действия против него со стороны третьих лиц.
Наша КУА — не «Данахарта», а Украина — не Малайзия. Что дает многим право не верить в эффективность работы данной организации еще до ее создания по ряду объективных причин. Но больше всего смущает, что КУА — это ситуативное решение текущей проблемы лишь для части сектора. Она не поможет всем банкам, не выступит гарантией того, что сложившаяся ситуация не повторится в будущем. И, как справедливо в ходе дискуссии с Минфином отметил представитель Всемирного банка Евгений Гребенюк, не решает проблем с возникновением «токсичных» задолженностей.
По его мнению, к вопросу создания подобной структуры следует вернуться лишь после того, как будет закончена реформа корпоративного управления в госбанках и устранена первопричина возникновения «токсичных» кредитов. Пока в госбанках не заработают новые наблюдательные советы и независимое руководство, КУА придется ежегодно выкупать у них «токсичный» портфель.
Много КУА не бывает
Минфин, конечно, уверяет, что он всеми руками за реформу госбанков, но особых подвижек в этом процессе нет. Причем несмотря даже на то, что соответствующие требования уже третий год как прописаны в действующей программе сотрудничества официального Киева с МВФ. Якобы принятию стратегии развития госбанков помешала национализация Приватбанка и необходимость урегулировать проблему плохих кредитов. Но мы помним, что первый вариант стратегии был готов и даже опубликован еще в начале 2016-го, и тогда «токсичные» кредиты ее появлению не помешали. Да и национализации «Привата» скоро год, а стратегии все нет... Злые языки поговаривают, что тормозит процесс менеджмент некоторых госбанков, который не рад наблюдательным советам и прочим прелестям корпоратизации. Мы, конечно, в это не верим. Ведь если бы подобный саботаж имел место, то возмущенное МФУ, прежде чем вознамериться выкупать у этих банков плохие кредиты, желало бы проверить и убедится, что менеджмент чист, прозрачен и не формирует новый проблемный портфель.
Тем не менее скептически относятся к инициативам Минфина не только во Всемирном банке. В Независимой ассоциации банков Украины, например, отмечают, что очистка балансов госбанков существенно исказит конкуренцию на рынке и… нужно создать несколько КУА, чтобы все банки были в равных условиях. Есть опасения, связанные с неконкурентностью создания КУА, и у регулятора банковского сектора. В НБУ вроде бы уже готовят законопроект, который представит его собственный взгляд на проблему.
На самом деле кризис переживали все в равной степени, ощутив как отток депозитов, так и ухудшение обслуживания кредитов. Вот только госбанки докапитализируются «по первому зову» (кто те бюджетные деньги считает?), и от «токсичных» кредитов их собираются спасать тоже, кстати, за счет государства. Справедливо ли это по отношению к их коллегам по сектору, которые таких привилегий не получают?
А самое главное, после передачи «токсичных» кредитов в КУА что будут делать госбанки с резервами под эти «токсичные» кредиты. Расформируют и вернут в бюджет? Или начнут накачивать новый кредитный портфель? Резервы же сейчас, как мы помним, сформированы на 80% их корпоративных кредитных портфелей, а для Приватбанка, например, почти на все сто.
В июне НБУ впервые опубликовал статистику по проблемным активам. На 20 крупнейших групп заемщиков, объединяющих контролируемые совместными собственниками частные компании, приходится 49% валовых и 32% чистых (за вычетом резервов) корпоративных банковских кредитов. Самые крупные группы заемщиков — бизнес-группы со сложной, часто непрозрачной структурой, общими бенефициарами и, как правило, активами в нескольких отраслях. Связи между компаниями группы обычно неустойчивы: регулярно создаются новые юрлица, центры операционной деятельности и финансовые потоки переводятся из одной компании в другую и проч. В результате кризиса 2014–2016 гг. уровень дефолтов юрлиц, входящих в бизнес-группы, оказался выше, чем в других бизнесах. Доля неработающих кредитов у 20 крупнейших групп заемщиков на
1 апреля 2017 г. составила 75%, что значительно выше среднего показателя по системе, 49% кредитной задолженности бизнес-групп приходится на неоперационные компании.
Проблема концентрации крупных заемщиков особенно остра, по формулировке НБУ, для двух «старейших государственных банков», которые фокусировались на кредитовании предприятий и групп, приближенных к бизнес-интересам политических деятелей. Доля десяти крупнейших групп частных заемщиков в совокупных кредитах составляет 56% одного банка и 38% — другого. Качество кредитов крупным заемщикам гораздо ниже, чем качество кредитного портфеля юрлиц в целом: доля неработающих кредитов пяти крупнейшим группам заемщиков составляет для двух банков 94%. Согласитесь, когда эти госбанки избавятся от «токсичных» активов, для предотвращения их нового накопления жизненно необходимо, чтобы их работу контролировал хотя бы независимый набсовет.
И какие бы стандарты МСФО мы ни вводили, порядочного бизнеса в стране не добавилось, а бизнесменов у власти не убавилось. Компаний, которые могут и привлекают средства на внешних рынках заимствований, соответствуя общепринятым критериям прозрачности, — от силы десяток. И для большинства из них затраты на подготовку к выходу на IPO превысили экономический эффект от самого выхода. Потому что публичность для украинского бизнеса — это всегда затратно и практически никогда не выгодно. В итоге компаний, которые заинтересованы в кредитовании на внутреннем рынке, очень много, чтобы не сказать — все. И они очевидцы того, что у госбанка можно брать деньги, не отдавая, не неся ответственности и не теряя залогов, которые возвращаются к владельцам по решению судов. Так верно ли Минфин расставляет акценты, реформируя госбанки?
Уже упомянутый международный опыт говорит о том, что варианты решения есть — от прямых продаж инвесторам до трансформации «токсичного» портфеля в секьюретизированные ценные бумаги. И эти варианты не исключают друг друга, а используется комбинация нескольких из них, позволяющая минимизировать стоимость процесса для налогоплательщиков и действительно привлечь инвестиции в страну, а не просто сбыть залоги. Но начать нужно все-таки с приведения в порядок самих госбанков, с подготовки рынка и защиты потенциальных инвесторов. Но такие посылы пока звучат лишь со стороны МФО и частного сектора, но не Минфина, который стоит во главе процесса. Там пока дискуссия на уровне как назвать компанию — КУА или ГКУПА?
- Информация о материале
Прокурор відділу Прокуратури Харківської області Лариса Асріян придбана новий автомобіль «Кіа Sportage» за 608 тис. грн.
Про це йдеться у повідомленні про суттєві зміни до декларації прокурора, яке опубліковане на Єдиному державному реєстру декларацій.
Зарплата прокурорки за рік складає 130 тис. грн. А на придбання автомобіля гроші їй подарував Арам Асріян.
Останній має фірму у Константинівському районі Донецької області.
Нагадаємо, що ГО «Харківський антикорупційний центр» склав рейтинг чиновників, які стали власниками нових коштовних автівок протягом серпня 2017 року та вказали ці дані на сайті НАЗК.
- Информация о материале
За останні три роки майбутнє реформи ринку природного газу ще ніколи не було настільки неоднозначним.
19 вересня останні два незалежні члени Наглядової ради НАКу заявили про свою відставку. Пол Ворвік та Маркус Річардс пояснили своє рішення зростанням політичного втручання в діяльність Нафтогазу. «На жаль, це стає очевидною нормою», — написали вони у листі на ім’я Голови Правління НАК «Нафтогаз України» Андрія Коболєва.
Окрім цього, незалежні директори окреслили інші питання, про які вони говорили ще у березні та квітні цього року, коли стало відчутно, що прогрес забуксував. Зокрема, вони відзначають посилення втручання уряду в діяльність Укртрансгазу та Укргазвидобування.
На екстреній прес-конференції, скликаній 20 вересня менеджментом Нафтогазу, Андрій Коболєв перерахував, чим може закінчитися нинішня ситуація. По-перше, Нафтогаз не зможе залучати кошти в міжнародних банках. По-друге, під загрозою зриву виконання Програми 20/20, якою передбачено зростання видобутку газу.
І, по-третє, під загрозу поставлено основний козир України у переговорах з ЄС та у спорі в Стокгольмському арбітражі — справжній анбандлінг ГТС України та, як наслідок, збереження транзиту.
Анбандлінг — один з ключових принципів регулювання електроенергетики та нафтогазової галузі. Суть його полягає в тому, що власник інфраструктури може займатися діяльністю, пов'язаною з її управлінням, але не може одночасно бути суб'єктом суміжного ринку — продавати або виробляти ресурси.
Нащо Україні анбандлінг
Відокремлення ГТС має дві стратегічні мети. По-перше, Україні потрібно працювати над збереженням транзиту після закінчення дії у 2019 році контракту з Газпромом. А збереження транзиту є можливим у випадку, якщо Європа буде зацікавлена в українській ГТС.
Це станеться лише тоді, коли Європа буде довіряти новому операторові ГТС. Довіру, у свою чергу, можна забезпечити виключно шляхом залучення до консорціуму з управління ГТС європейських компаній.
За словами голови правління НАКу Андрія Коболєва, інтерес до ГТС проявляють чотири міжнародні компанії. Відомо, що учасниками консорціуму хочуть стати компанії з Італії та Словаччини.
Такі компанії прийдуть, якщо оператор ГТС буде прозорою компанією з міжнародними стандартами управлінням, а умови її роботи на ринку відповідатимуть європейським нормам і правилам.
Отже, щоб зберегти транзит, потрібно виконати «домашню» роботу — зробити компанію з якісним управлінням і створити прозорі умови її роботи без політичного тиску.
Про що йдеться? Новий оператор повинен відповідати вимогам Третього енергетичного пакету та Закону про ринок природного газу.
По-друге, збереження транзиту територією України важливе з огляду на фізичну безпеку країни. Москва, розуміючи необхідність використання ГТС України як маршруту експорту свого газу в Європу, не буде ризикувати її безпекою.
По-третє, не менш важливим фактом є те, що втілення в життя плану анбандлінгу, на якому наполягає Нафтогаз, є запорукою перемоги України над «Північним потоком 2» у Стокгольмському арбітражі.
Отже, прозорий процес відокремлення газотранспортної системи — козир України на міжнародному газовому ринку.
Натомість, збереження статус-кво означатиме продовження корупційних схем в Укртрансгазі та задоволення майнових інтересів корупціонерів, які звикли сидіти на газових потоках.
Провалля у 5 років
Анбандлінг в Україні триває уже п'ятий рік поспіль. Країна зобов'язалася провести відокремлення функцій транспортування газу ще після приєднання до Договору про заснування Енергетичного співтовариства у 2011 році.
Щоправда, перші реальні кроки було зроблено лише у березні 2014 року, коли Кабінет міністрів рішенням №375-р визнав Секретаріат Енергетичного співтовариства ключовим партнером у процесі анбандлінгу. До процесу приєдналися й інші міжнародні партнери та донори України: ЄС, МВФ, Світовий банк, Європейський банк реконструкції та розвитку.
Закон України «Про ринок природного газу», прийнятий у 2015 році, на законодавчому рівні поставив вимогу відокремити оператора ГТС від функцій з видобутку та постачання природного газу. Згідно із ним, на підготовку до анбандлінгу давався рік — до 1 червня 2016 року анбандлінг мав би закінчитися.
Однак, процес дуже швидко почали затягувати.
Після майже річного застою у червні 2016 року Кабмін ухвалив постанову №496, якою визначив конкретний перелік дій, які потрібно виконати для проведення анбандлінгу. Знову ж таки, основна «домашня» робота мала бути виконана до жовтня 2016 року профільним Міністерством енергетики та вугільної промисловості. Однак, плани знову було зірвано.
Замість цього уряд вирішив провести анбандлінг «на папері», шляхом виведення Укртрансгазу з управління Нафтогазу в підпорядкування Міністерству економічного розвитку і торгівлі. Рішення одразу ж розкритикували в Секретаріаті Енергетичного співтовариства як таке, що не відповідає європейському енергетичному законодавству та суперечить раніше затвердженому плану анбандлінгу.
Передача новоствореному оператору ГТС акцій замість активів — це згубний крок, адже Україна отримає токсичний актив, який не зацікавить жодного західного інвестора. Країна втратить можливість стати надійним газовим партнером, а наслідки цього будуть катастрофічні: втрата транзиту, робочих місць і багатомільярдних надходжень у бюджет.
Що б там не хотіли в уряді чи Адміністрації Президента, саме в такій послідовності це можна втілити в життя: анбандлінг Нафтогазу, залучення міжнародного партнера (-ів), перенесення точки прийому та збереження транзиту.
Не поділили активи
Хоча остаточне рішення Стокгольмського арбітражу вже не за горами, основні сторони анбандлінгу продовжують зволікати. Міненерговугілля, яке б мало підготувати перелік активів для передачі новому операторові ГТС, який, до речі, знаходиться у підпорядкування цього міністерства, так і не підготовлений.
Натомість, віце-прем’єр-міністр Володимир Кістіон та міністр енергетики Ігор Насалик звинувачують в усьому Нафтогаз, що нібито саме НАК має скласти список активів.
Насправді держкомпанія має лише одне завдання — передати майно УТГ в управління компанії «Магістральні газопроводи України» (далі - МГУ), яка буде новим оператором ГТС. Сторони погодилися: це відбудеться лише після набрання чинності рішенням у Стокгольмі. Решта завдань підготовчого періоду — робота профільного міністерства.
Як доказ наведемо п. 4 постанови КМУ №496, де чорним по білому написано, що робота із підготовки переліку активів ведеться Міненерговугілля за участі Мінекономрозвитку і має бути завершена до жовтня 2016 року.
Щоправда, потім прийняли зміни і відсунули дедлайн до кінця січня. Оскільки Міненерговугілля буде координуючим органом нового оператора ГТС, то саме це міністерство має виконати весь обсяг підготовчої роботи. Нафтогаз має лише погодити цей список.
Про відсутність списку говорять і в Нафтогазі: «У той же час, Нафтогаз досі не отримав переліку активів, прийнятих до відома на засіданні Кабінету Міністрів 14 червня 2017 року. Нафтогазу невідомо про затвердження або незатвердження такого переліку Секретаріатом енергетичного співтовариства».
Не чекаючи, Нафтогаз самостійно направив Міненерговугілля перелік активів, яких, за повідомленням НАКу, буде достатньо для забезпечення функціонування оператора ГТС.
Невирішеним залишається питання непрофільних активів УТГ. Зокрема, на балансі компанії є філія «Агрогаз», яка об'єднує два сільськогосподарські комплекси у Луганській та Дніпропетровській областях, тепличне господарство на Івано-Франківщині та вісім баз відпочинку.
Згідно із планом анбандлінгу, УТГ, а в майбутньому й МГУ, мають позбутися всіх непрофільних активів, але куди подіти «Агрогаз», і що буде з цими активами — поки що невідомо. Та й за великим рахунком питання таке ще не піднімалося, тоді як остаточний час на відокремлення оператора з транспортування газу невпинно спливає.
Володимир Кістіон зі свого боку стверджує, що план анбандлінгу виконаний на 90%. Проблема лише у тому, що решта 10% найважливіші для створення непідконтрольного органу.
З ним не погоджується директор з розвитку бізнесу НАКу Юрій Вітренко. Він заявив, що з плану відокремлення ГТС виконаний лише один пункт і то не зовсім законно.
«З плану анбандлінгу тільки один пункт виконаний в повному обсязі. Все інше не було зроблено або зроблено не у відповідності до чинного законодавства. Наприклад, компанія «Магістральні газопроводи України» створювалася з порушенням вимог закону», — каже він.
Ціна незалежності ГТС
Плани, які сьогодні активно обговорюються в уряді, нічого спільного з заявою Петра Порошенка про необхідність анбандлінгу не мають. Це виглядає як простий переділ ресурсів на користь багатих і впливових під ширмою благородних намірів змінити систему на європейський манер.
Хоча відсутність незалежного оператора ГТС дорівнює втраті мільярдів. На думку директора Центру досліджень енергетики Олександра Харченка, через зрив анбандлінгу Україна до кінця 2019 року втратить сумарно 20 млрд дол.
Для порівняння: це 23% щорічного бюджету України. Цих коштів вистачить на 8 військових бюджетів України. Проте, замість того, щоб спрямувати кошти військовим, на освіту чи медицину, у разі втілення такого сценарію гроші осядуть в кишенях корупціонерів, як це зазвичай траплялося за останні 26 років.
На початку вересня європейці чітко заявили: провал анбандлінгу Нафтогазу означатиме припинення транзиту територією України.
«Я вірю, що анбандлінг, незалежний регулятор і прихід європейських компаній з високою репутацією в Україну, щоб оперувати цією інфраструктурою, — це дуже важливе», — наголосив віце-президент Європейської комісії з питань Енергетичного союзу Марош Шефчович.
Хоча в ЄК кажуть, що «Європа не підтримує будівництво ПП2», ніхто в Брюсселі не буде миритися з відсутністю незалежного оператора ГТС в Україні. Час вийшов!
Ще раз хочеться наголосити: сильна і незалежна ГТС — це гарантія того, що Україна збереже статус транзитної держави. Лише за рахунок анбандлінгу та залучення міжнародних енергетичних компаній до управління ГТС можна зупинити «Північний потік 2».
Це не просто сподівання — це пряма відповідь ЄС. Це саме та гра, де буде один переможець: українська ГТС або ПП2.
- Информация о материале
10 июня 1907 года профессиональная акушерка Фрумкина записала: «Умирая, я хотела бы знать, что будет с Россией? Это незнание в сущности единственно больно». Утром следующего дня ее повесили на площади перед тюремным замком. Она была террористкой. Искренней, образованной русской женщиной, как тогда писали, иудейского происхождения. Их было много, искренних, образованных молодых людей, русских, украинцев, евреев, с помощью убийств отстаивавших справедливость. Да, они понимали справедливость по-своему. Недаром юристы и сегодня относят эту самую справедливость в разряд патетических, совсем не правовых категорий.
Прошло столетие, но мир не стал лучше, умнее. Жестокость и несправедливость заполняют его и сегодня. Террористы второй половины прошлого века в Италии и Германии также были хорошо образованными людьми. Такими же, убежденными и честными рыцарями справедливости (в их понимании) были ирландские сепаратисты, умиравшие в голодовках протеста в английских тюрьмах. Такими же убежденными рыцарями справедливости (опять же, в их понимании) были арабские террористы, направившие пассажирские самолеты в башни-близнецы в Нью-Йорке.
Жестокость продолжается. Смертники из «исламского государства» взрывают себя в мусульманских храмах, где прихожане обращаются к Всевышнему несколько иначе, нежели их убийцы. Здесь, как утверждают эксперты, террористические акции совершают убежденные, но вовсе не высокообразованные молодые люди. Особенности исламского мира? Нет, такое же было и в Европе. Где истовые католики французы вырезали семьи таких же французов протестантов.
Террористы, как правило, готовы и к собственной смерти. Но их цель сегодня – умерщвление подобных себе, обычных людей. Фрумкина, Кибальчич, Ульянов и их коллеги по убийству преследовали исключительно носителей социального зла – царей, их министров. Их арабские последователи таким избирательным гуманизмом не отличаются. Когда-то, находясь в местах весьма отдаленных, я полагал, что мир насилия и жестокости управляем людьми, не имеющими образования, примитивными, не знающими культуры сомнений и оттого решительными. Но затем я вспомнил Ульянова-Ленина, получившего блестящее правовое образование в одном из лучших российских университетов.
И умного полемиста и оратора Льва Троцкого, жестокого военачальника времен гражданской войны.
Наш, украинский мир также был наполнен жестокостью. Массовые казни эпохи Сталина, миллионные жертвы организованного и контролируемого голодомора, бессмысленные, ничем не оправданные аресты мирных инакомыслящих эпохи Шелеста-Щербицкого… Когда в результате распада империи Украина стала независимым государством, у нас были очевидные возможности научиться жить по-европейски. Что ж, мы оказались плохими учениками, непоследовательными, ленивыми, нерешительными. Но мы проявили и свои положительные черты: толерантность и миролюбие. Это были прекрасные годы надежды. Несмотря на достаточно резкие политические и социальные противоречия, в стране не было терроризма.
Нет его и сейчас. Вернее, почти нет. Но единичные случаи явно политически мотивированных убийств в Украине являются плохим прогностическим признаком. Усугубляющимся по причине очевидного нежелания руководства страны всерьез их расследовать и назвать заказчиков. Так называемая антитеррористическая операция на востоке Украины на самом деле является войной. Вялой, с традиционной для нас коррупционной составляющей.
Настоящий, классический террор у нас впереди. Поскольку власть демонстрирует народу усиливающуюся несправедливость и нежелание строить правовое государство. Не решаемые правовые и социальные проблемы неизбежно вызовут у некоторых из нас жгучее желание поиска простых решений. И никакое СБУ не сумеет это предотвратить. Лучшая профилактика террора состоит в создании условий, чтобы выгодны были честность и нравственное поведение граждан. Но может ли создать такие условия бесчестная, погрязшая во лжи и воровстве власть?
- Информация о материале
Страница 165 из 1561
