Статьи
Банк «Финансы и кредит» был признан неплатежеспособным осенью 2015 года. До ввода в банк временной администрации учреждение долго было неликвидным, вкладчики не могли получить доступ к своим средствам.
В информационном пространстве есть много версий относительно банкротства этого банка. Собственник обвиняет в банкротстве свой менеджмент и НБУ. Глава Нацбанка Валерия Гонтарева считает виновным самого Жеваго. По ее словам, из-за этого банкротства олигарх останется ни с чем, так как был поручителем банка.
Исходя из того, что оценочная стоимость активов банка составила всего около 10 млрд грн при балансе 45 млрд грн, банк, очевидно, пострадал не только из-за локального финансового кризиса, а и из-за выведения активов.
В том числе по этой причине версия следствия о том, что служебные лица банка выдавали заведомо невозвратные кредиты, выглядит достаточно правдоподобно.
«В ходе следствия было установлено, что в 2012-2015 годах подозреваемое лицо вступило в сговор с бенефициарным владельцем компании Nasterno Commercial Limited, членами кредитного комитета банка «Финансы и кредит» и другими неустановленными лицами, чтобы завладеть имуществом банка.
«Овладение» происходило путем подписания заведомо убыточных кредитных договоров и договоров залога, которые не были отражены в официальной отчетности банка на сумму 53,7 млн долл», — говорится в решении суда.
Помимо этого, исходя из решения суда, банк также не выполнял условия получения рефинансирования от НБУ. В частности, ему было запрещено проводить активные операции со связанными лицами.
Так, судья наложил арест на недвижимость ПАО «АвтоКрАЗ» в Кременчуге, недвижимость ПАО «Стахановский вагоностроительный завод» в Стаханове, целостный имущественный комплекс в Токмаке Запорожской области, принадлежащей ОАО «Токмакский кузнечно-штамповочный завод», а также на часть имущества ЧАО «Росава» в Киевской области.
Однако, как показывает практика, арест имущества не означает, что у экс-собственника банка его отнимут. Суды так действуют еще со времен ареста имущества Вадима Новинского, который был собственником банка «Форум».
С тех пор суды то снимают, то накладывают аресты на имущество бывших собственников банков, но по сей день ни один собственник банка не пострадал. Более того, юристы в решениях судебных инстанций часто замечают определенные нарушения уголовного процессуального кодекса.
«В силу требований процессуального закона, следственный судья при решении вопроса о наложении ареста в обязательном порядке должен был учесть правовые основания для ареста имущества. Наличие соответствующей правовой основы должен доказать прокурор в судебном процессе», — подчеркивает старший юрист ЮФ «Мисечко и партнеры» Антон Диденко.
По его словам, в постановлении следственный судья Печерского районного суда Киева сослался на два правовых основания для наложения ареста на имущество.
На пункт 1 части 2 статьи 170 УПК, согласно которому арест накладывается на имущество, которое может служить доказательством в уголовном производстве, и на пункт 4 части 2 этой статьи, которая регламентирует порядок наложения ареста на имущество, на которое может быть обращено взыскание в уголовном производстве по иску потерпевшего к обвиняемому, или имущество, которое может быть конфисковано в доход государства по приговору суда.
«Вместе с тем, из текста постановления никоим образом не усматривается, какие факты, свидетельствующие о наличии оснований для принятия мер по обеспечению иска, суд положил в основу своего решения», — говорит Диденко.
Более того, в нынешних юридических реалиях от ареста до окончательного решения суда по этому делу пройдет достаточно много времени, которого будет вполне достаточно, чтобы защитить активы от изъятия.
«Данный случай не является чем-то особенным. Суды, особенно это касается низших инстанций, временами выносят решение об аресте средств на счетах, имущества, в том числе ценных бумаг. Однако суды высших инстанций, как правило, «поправляют» решение нижестоящей инстанции, сводя старания правоохранительных органов к нулю», — отмечает управляющий партнер ЮФ N&D Андрей Довбенко.
«От начала досудебного следствия до вступления в силу приговора суда, по которому собственник банка может быть признан виновным и привлечен к ответственности, могут пройти долгие годы. За это время, используя механизмы уголовного процессуального законодательства, аресты могут быть сняты, а обвиняемый может оказаться вдали от Украины», — подчеркивает управляющий партнер адвокатского объединения Suprema Lex Виктор Мороз.
Вместе с тем, по его словам, у Жеваго есть поводы для беспокойства.
«Учитывая активность ведения следствия Генпрокуратурой, полагаю, что Жеваго таки придется расстаться со своими активами. К сожалению, в Украине пока не было случаев реального привлечения собственников банков к уголовной ответственности, но будем надеяться, что ситуация изменится», — говорит Мороз, не скрывая, что представляет интересы крупных кредиторов и вкладчиков банка.
В то же время некоторые собеседники ЭП говорят, что в подобных делах в тонкости юридического процесса можно и не вникать.
«Подобные дела зачастую имеют политический подтекст. Вне зависимости от того, что решил суд первой инстанции, ситуация может кардинально измениться в зависимости от политических договоренностей собственника банка.
Суды могут написать в решении, что солнце встает на западе. Как показывает практика, собственники банков умеют договариваться с теми, кто в стране влияет на суды. Думаю, Жеваго сможет договориться, все дело в цене», — констатирует на правах анонимности заместитель председателя крупного банка.
- Информация о материале
Кто он
Психиатр, правозащитник, публицист, писатель, общественный деятель, член ведущих зарубежных психиатрических обществ, лауреат ряда премий в области прав человека. В советское время был диссидентом и политическим заключённым, провёл семь лет в лагерях и три года в ссылке
Почему он
Человек с безупречной репутацией и острым взглядом на общественно-политические проблемы страны
—Помните ли вы свои ощущения в январе-феврале 2014-го?
— Я в палатках не жил и в активных действиях не участвовал. Роль моя была невелика: после работы покупал колбасу, сыр, хлеб и нёс всё это на Майдан. Причём, когда пришёл в первый раз, у меня было такое странное ощущение... Меня запустили в палатку, где находился склад, я передал еду, отошёл на пару метров от входа и увидел трёх парней, таких наших классических молодых жлобов, через два слова мат. Я подумал, что в этом месте их быть не должно, что это какой-то явный диссонанс.
Я не испытывал жгучей ненависти к Януковичу, хотя диагноз ему поставил гораздо раньше февраля 2014-го. Более того, я был членом Общественного совета при Януковиче. В отличие от большинства коллег пытался дискутировать с ним. Но потом я туда ходить перестал. Когда взрослые дяди и тёти на полном серьёзе обсуждают, какого цвета краской покрасить внутренние и внешние стены музея Шевченко, это, знаете ли, как-то…
Для меня Майдан был местом крушения старой Украины и местом надежды на перемены к лучшему. Это несмотря на то, что был пережит предыдущий Майдан, более свободный и бескровный. Но в принципе, у меня не было иллюзий. Я понимал, что с обеих сторон баррикад украинский народ.
— Как вы отнеслись к переходу мирных протестов в вооружённое противостояние?
— Поведение властей было совершенно омерзительным. Тут дело не только в Януковиче, но и в его окружении. Когда произошла первая стычка с абсолютно не агрессивной молодёжью, когда мальчиков и девочек побила милиция, умный политик немедленно прибежал бы туда, обнял-поцеловал бы самую красивую девушку, сорвал погоны с какого-нибудь майора и стал бы героем — по крайней мере на какое-то время. Но на это им ума не хватило.
А дальше уже был поток, неостановимая стихия. Причём не толпа, а собрание людей, объединённых идеей протеста и в общем-то понимавших, что политиков к этому движению подпускать нельзя, потому что все украинские политики из одного гнезда.
В целом Евромайдан не был для меня радостным событием. Как человек достаточно поживший, много думавший и кое-что читавший, я понимал, что даже его победа не гарантирует нам скорых улучшений. В январе 2014-го, когда убили армянского мальчика, я был во Франции. Увидел по телевизору, что происходит в Киеве, и понял, что это начало конца. Кто бы ни победил, это уже не был прежний мирный Майдан.
Кто виноват? Не знаю, есть ли смысл об этом говорить. Конечно же, фактически виноват Янукович, но я думаю, что гораздо больше виноват Ющенко. Этот человек сделал всё, что он сделал, и не сделал ничего, что должен был сделать. Я думаю, это самое чёрное пятно в истории современной Украины.
— Вы всегда крайне резко высказываетесь о результатах работы президента Ющенко. Есть ли параллели с результатами работы президента Порошенко?
— Президентство Порошенко можно разделить на два периода. Первый — короткий, когда он только пришёл к власти и был частью команды. Тогда власть не очень понимала, что делать, как делать, и Россия этим воспользовалась. Второй период — когда Порошенко начал выстраивать во внутренней политике то, что не удалось выстроить Януковичу, и то, что он продолжает выстраивать сегодня.
Я не политолог, но, на мой взгляд, Порошенко ближе к Януковичу, чем к Ющенко. Потому что Ющенко это просто клоун, абсолютно несерьёзное существо. Как личность Порошенко отличается от Януковича — он умней, начитанней, красиво говорит, но ведь для истории всё это не важно, она оценивает только результаты. А результат, я боюсь, будет очень близким к результату Януковича.
— Думали ли вы, что последствием второй украинской революции станет аннексия Россией Крыма и война в Донбассе? Могла ли новая власть это предвидеть и предотвратить?
— Конечно, не думал. Насчёт власти не знаю. Вообще-то власть должна иметь свои источники информации, но наша власть никогда их не имела. У нас полным-полно бывших генералов разведки, но самой разведки не было. До последнего момента я убеждал своих знакомых, что введение Россией войск в Крым в силу множества причин невозможно. Оказалось, всё возможно. Я понимал, кто такой Путин, но не думал, что он решится на полное надругательство над международным правом.
Конечно, далеко не все люди в Крыму любят Украину, и Украина в этом тоже частично виновата. Я помню результаты первого референдума, когда большинство крымчан проголосовало за независимость, но у нас же не было стратегии государственной политики, а была только стратегия личного обогащения. От Крыма требовали, чтобы там появилась украиноязычная пресса. Не важно, что пустая, бессмысленная и раздражающая, важно, чтобы на украинском языке.
Вот мы и получили то, что получили. Как сообщил мне один высокопоставленный сотрудник СБУ, количество крымских сотрудников службы безопасности, перешедших на сторону России, было тотальным и составило 1600 человек.
— Согласны ли вы с утверждением, что мы воспринимали революцию как демократическую, а она в результате оказалась национальной и даже националистической?
— Я так не думаю. Просто второй Майдан был уже жестокий, агрессивный, кровавый, и самыми заметными оказались те, кто не гнушался кровопролитием. Как правило, это крайние радикалы.
Да, наши ура-патриоты любят рассказывать, что в Донбассе на передовой воюют только украиноязычные, хотя это не так. Украину вообще нельзя делить по языковому принципу, это путь к поражению. Именно языковые вопросы частично привели к обострению ситуации. Обеим сторонам было выгодно играть в эту игру.
— Сейчас в Верховную Раду подано сразу три законопроекта, нацеленные на вытеснение русского языка из всех публичных сфер.
— Я ни один из них ещё не читал, но догадываюсь, что их задача — отвлечь людей от серьёзнейших экономических проблем. Давайте, ребята, деритесь, а мы будем делать, как делали раньше. Я не верю, что такие законопроекты можно подать без разрешения президента. Тем более что президент у нас совсем не из национал-патриотов, он человек достаточно циничный. Люди, знакомые с его семьёй, рассказывают, что между собой там по-прежнему говорят по-русски.
Кстати, я говорю по-украински, но после того как меня пытались заставить давать по-украински интервью, потому что у одного телеканала были такие требования, я отказался и теперь даю интервью только по-русски. Но когда я недавно встречался с блаженнейшим Любомиром Гузаром, то говорил с ним по-украински — во-первых, из уважения, а во-вторых, потому что меня никто к этому не принуждал.
Русский — это мой язык. Не Путина, а мой. Вон, Гитлер говорил по-немецки, но кроме него были Гёте, Гейне и Томас Манн. Для придурков, которые не читали книг, это аргумент непонятный, а для меня достаточный.
Даже большевики во время украинизации 1920-х годов открывали языковые курсы и пытались помочь людям. А наши ничего не делали. В общем, все попытки надавить на русский язык будут вызывать сопротивление и даже ненависть. Потому что сначала людей нужно накормить. Когда они не могут купить самые необходимые вещи, то разговоры о языке вызывают обратную реакцию.
— Евромайдан был борьбой за свободу. Нынешняя Украина свободнее той, что была при Януковиче?
— Мне трудно судить. Во времена Януковича я писал колонки, очень неприятные для его власти, но меня даже не исключили из Общественного совета. Как-то ко мне через общих знакомых обратилась жена Юрия Луценко и попросила для него книгу моих тюремных воспоминаний. Я подарил и подписал — что-то вроде «от бывшего заключенного нынешнему». Понятно, что книгу просто так пронести невозможно, что её просматривали и мою подпись читали. И какая была реакция властей? А никакой. После освобождения Луценко приехал ко мне, сел на тот самый стул, где сейчас сидите вы, и сказал: «Спасибо, вы помогли мне выжить».
Как ни странно, свободнее всего я чувствовал себя в зоне. Сейчас я тоже вполне свободен, пишу в прессе открытые письма президенту Порошенко, говорю всё, что думаю. На улице меня останавливают незнакомые люди, спрашивают: ну как, он вам ответил? Я говорю: пока нет.
Но это моё личное ощущение, а в целом я полагаю, что степень несвободы приблизительно одинакова. Лучше всего об этом свидетельствует несвобода провинциальных массмедиа: и раньше, и сейчас областные и районные журналисты пишут не то, что хотят, а то, что им позволено. А так люди могут говорить что угодно и где угодно. У нас, слава богу, не Советский Союз.
Мне кажется, ребята, которые руководят страной, не очень понимают своё будущее. Есть же исторические и социологические законы. Можно дожимать людей до какого-то предела, но, как справедливо заметил спичрайтер Кучмы, Украина не Россия. Здесь не получится.
Я всегда привожу один пример, приведу его и сейчас. Когда я сидел, порядка 30–40 процентов политических заключённых были украинцами. Я не видел в зоне ни одного белорусского или киргизского диссидента. Там не было фермента сопротивления, а здесь он есть. Поэтому мы получили и первый Майдан, и второй. А третий будет гораздо страшнее.
Вот чего я боюсь: они там совершенно не просчитывают ситуацию. Страна переполнена оружием и агрессией. Один наш ведущий социолог недавно мне говорил, что уровень недовольства пока невысокий, что люди терпят. Но социологи не смогли предсказать ни первый, ни второй Майдан.
— Вы не видите перемен к лучшему?
— Я — нет.
— Может, реформа полиции?
— Отвратительно было смотреть, как поступили с этой грузинской девочкой. Она сделала всё, что могла сделать, всё, что ей позволили Порошенко и Аваков. Нам помогал весь цивилизованный мир — и машины давали, и всякое другое. Но это же не реформа системы. Как только молодые реформаторы пытались что-то реально поменять, их тут же вынимали из обоймы. Лучше всего я вижу ситуацию в социальной сфере и в здравоохранении — она просто страшная. В этом кабинете сидели две мои коллеги, грузинские врачи-психиатры. Когда кто-то зашёл и сказал, что у нас новый министр — грузин Квиташвили, обе воскликнули: «Боже мой, зачем вы взяли именно этого? Он же худший министр из всех, которые были в Грузии!»
Потом мы поняли, что он подписывает любые документы, которые ему дают. Мне рассказали, как один соотечественник спросил его: «Сандро, что ты делаешь, зачем ты подписываешь дурацкие распоряжения?» Квиташвили ответил очень просто: «А я же по-украински не понимаю».
Сейчас пришла американка без опыта управления. Я с ней общался, вижу, что у неё благие намерения и воровать она не будет никогда. Но после нескольких месяцев её руководства я понял, что коррупция — это ещё не самое страшное. Самое страшное — непрофессионализм. Ни она официально не является министром, ни её заместители (Ульяна Супрун с августа 2016 года — и. о. министра здравоохранения. — Фокус). Ну да, мы же не в правовом государстве живём.
— Помогает ли понимать общественно-политические процессы знание психиатрии?
— Нет. Грубо говоря, психиатрия — это наука о безумии. Помогает социальная психология, но это совершенно другая сфера. Правда, мы и в этой области впереди планеты всей. Мне нравится ваш вопрос, потому что я могу в ответ сказать сокровенное. Несколько лет назад в нашей замечательной европейской стране соединили две абсолютно разные специальности, которые никогда и нигде не соединяли — психологию и психиатрию. Теперь у нас в трёх медицинских университетах выпускают мальчиков и девочек с дипломами «врач-психолог» — это приблизительно, как «слесарь-гинеколог». Они и врачами не могут работать, и очень плохо знают психологию.
— В последнее время я из умеренного оптимиста превращаюсь в умеренного пессимиста. Кажется, вы тоже?
— Да, причём дело не в возрасте. Я понимаю, что шансы исчерпываются. Полтора года назад у меня была встреча с американским дипломатом высокого ранга. Он мне сказал фразу, которую я на всю жизнь запомнил: «Понимаете, если у вас всё будет продолжаться так, как сейчас, и борьбы с коррупцией не будет, и ваша власть будет продолжать вести себя подобным образом, то рано или поздно мы от вас отойдём и вы останетесь наедине с Путиным. Мы этого очень не хотим, но будем вынуждены это сделать».
— На что же вы надеетесь?
— Придёт весна.
- Информация о материале
В конце января на паре железнодорожных веток в Донбассе появились люди в камуфляже, перекрывшие движение составов и товаропотока. Независимо от их реальных целей и от задач групп их поддержки, это высветило впечатляющую картинку накануне третьей годовщины Революции достоинства. Если одной фразой, то дуракам везет. Часто — долго, но никогда — навсегда. Или же можно так: «доворовались». Это сжатое изложение результатов энергетической реформы в нашей стране, а также последствий российской агрессии в Украине.
В стране случилось три теплых зимы подряд. Данное обстоятельство совершенно расслабило власти до привычного для них состояния — «распилинга и откатинга» денежных потоков и борьбы за место у сильно усохшей кормушки.
Сказать, что совсем ничего не делалось, нельзя, кое-что все же предпринималось. Теперь «газпромовский» газ мы покупаем исключительно через Европу (оказалось, это менее затратно), а примерно пятая часть ядерного топлива у нас уже не российского, а американского происхождения. Даже угольные ТЭС приобрели некоторый опыт сжигания южноафриканского угля. И, пожалуй, это все достижения. Немного, если честно.
А львиная доля изменений пришлась на первую «шоковую» зиму 2014–2015 гг. Накануне буквально за пару месяцев был потерян контроль над всеми антрацитовыми шахтами — в страну пришла война, и надо было что-то делать. Многое висело на волоске и могло завалиться в любую минуту. В общем, что-то и делали. Попутно привычно пробуя украсть.
Однако выдержали, ну а дальше… все понеслось по накатанной колее «схематоза». Не делались даже относительно несложные вещи. Так, север Луганской области изолирован от энергосистемы Украины. Образовавшийся энергетический остров полностью зависит от поставок угля с неконтролируемой территории и из России. Украине же понадобилось два (!) года, чтобы решить вопрос о землеотводе для ЛЭП. Во время войны, ага… В лучшем случае линию подключат к объединенной энергосистеме этой осенью. Один из экспертов иронически заметил, что если бы россияне так решали вопрос с энергообеспечением Крыма, то он бы и сейчас сидел при свечах.
На западе Украины наглухо зависла возможность переброски электроэнергии, производимой на трех блоках Бурштынской ТЭС. В 2015 г. в ДТЭК говорили, что злые люди из «Укрэнерго» вынуждают компанию к этому, а процесс сложный и может занять до года. Прошло уже полтора года, но абсолютно ничего не сделано. Цена вопроса — аж полмиллиона долларов. Ну и полное нежелание решать эту задачу. В «Укрэнерго» прямо говорят о саботаже.
Зато основным трендом стало резкое увеличение тарифов на все виды энергоносителей и для всех с последующим «освоением» полученных средств под лозунгом «не расшатывайте!» и т.д. Тарифы выросли в разы, а вот сказать, что за счет этого многое сделано, трудно. Темп изменений неуклонно снижался, а вот число схем неизменно увеличивалось.
Поставки топлива на государственную компанию «Центрэнерго» превратились в синоним кормушки для структур, близких к Грушевского и Банковой. После чего реальный интерес к ее прозрачной приватизации упал на Печерских холмах до околонулевого уровня.
В энергетике вершиной схем стала так называемая формула «Роттердам плюс« с привязкой цены угля к его цене в порту Роттердама. Обоснованием было то, что это очень по-европейски, обеспечивает независимость от поставок угля из неконтролируемых зон, а также предсказуемость, прозрачность и прочая, и прочая.
На практике все вылилось в банальное повышение цен на донецкий уголь. Причем «плюс» в вышеназванной роттердамской формуле — это оплата транспортировки из Нидерландов в Украину. Реально никто ничего оттуда не возит и не собирается. Поначалу чиновники невнятно обещали, что эту сумму на транзит скорректируют, введя ренту на уголь, но с ней в парламенте как-то совсем не сложилось. Так что деньги идут в чистый доход участников схемы. Печерск, судя по полному отсутствию реакции (уже почти год), тоже не в обиде.
При этом диверсификацией того же угля никто вообще не занимается. Поставки южноафриканского топлива неуклонно падали, благополучно достигнув в этом году строго нулевой отметки. Были тихонько отменены даже анонсированные ранее закупки этой весной. Зачем, если в ОРДЛО можно купить дешевле, а продать по «международной» цене? Благо, с той стороны не чужие люди, а часто многолетние партнеры по бизнесу.
Война у нас гибридная, с украинской спецификой. Сознательно не касаюсь темы с тем же коксующимся углем, флюсами, лесом и прочим. В разгар боев за Авдеевку в нее мирно шли эшелоны из «ЛНР». Так что торговля через «нуль» велась и ведется всеми сторонами, в перерывах между обстрелами. Хотя там, где идет реальный товарный поток, стрельбы немного — мешает бизнесу.
Между прочим, претензии тому же Ринату Ахметову (владельцу большинства ТЭС) предъявить сложно. Прелесть «Роттердам плюс» в том, что никто и не требовал никакой диверсификации — людям просто подбросили денег. Несколько миллиардов гривен без малейших обязательств по их использованию. Страна у нас, как известно, велика и обильна, с порядком — как всегда.
Аккурат к началу блокады правительство разразилось очередной редакцией «Про затвердження плану заходів, спрямованих на реалізацію деяких засад державної внутрішньої політики щодо окремих районів Донецької та Луганської областей, де органи державної влади тимчасово не здійснюють свої повноваження».
Уже первый пункт этого документа показывает вдохновляющую обстановку на линии соприкосновения. Планируется «ощутимое снижение уровня коррупции среди военнослужащих и работников правоохранительных и специальных органов, обеспечивающих установленный режим пересечения линии соприкосновения гражданами и перемещения товаров через линию соприкосновения». Для чего причастным к обеспечению такого режима будут… читать антикоррупционное законодательство. Наверное, сильно поможет.
Энергетики это касается не так сильно — уголь доставляют по железной дороге. Уголь грузовиками через фронт, конечно, возят, но немного. Грузы для ТЭС идут в основном по белым, максимум «серым» схемам. Но ситуацию с пропуском это иллюстрирует.
Сам отчет о проделанной работе предполагается подать 1 апреля, аккурат на день дурака. Не сомневайтесь — доложат и отчитаются об успехах. Существенных.
Все это здорово и, наверное, весело. Но угля нет. Он постепенно срабатывается, в пессимистическом сценарии его хватит до 15–20 марта, в оптимистическом — до 5 апреля. Это зависит в основном от погоды, хотя, похоже, особых холодов уже не будет.
Планируемый дефицит мощности в энергосистеме на уровне 1500–2000 МВт придется балансировать отключением потребителей. Организовать поставки антрацита в серьезных объемах до апреля с международных рынков практически нереально. Наиболее простой вариант — силовая расчистка путей и возобновление поставок донецкого угля. Однако «бить» придется партнеров по коалиции («крыша» блокадников — «Самопоміч»), что в ситуации, когда в Раде на счету каждый голос, не очень дальновидно. Не говоря о том, что глобально это мало что решает. Общество (пока отключений нет) явно не на стороне власти. Ключевой месседж «воровать надо меньше» практически никем не оспаривается.
Остается вопрос: что делать? Понятно, что нужно снижать использование блоков, работающих на антрацитовой группе. По расчетам, это сэкономит до 20 тыс. т антрацита в день (около 40%). Но блоки этой группы и так не очень нагружены. Если до войны они давали около половины производства электроэнергии тепловой генерации, то сейчас примерно треть.
Несмотря на три года болтовни, ни один блок с антрацита на газовый уголь пока не перевели. Осенью ожидают, что все-таки закончат переоборудование по этой схеме двух энергоблоков на государственной Змиевской ТЭС. Это сократит потребность в антраците на 0,8–0,9 млн т угля в год (10% от потребности). Но продолжения пока даже не обещают. Частная ДТЭК выпустила красочную презентацию о том, как это трудно и сложно (что правда), и… ничего делать не стала. Да и зачем?
Увеличить производство атомной энергии невозможно по балансовым ограничениям энергосистемы.
Забавно, но самый простой способ — импорт электроэнергии из России, что исключается по политическим соображениям.
Пока же образованы штабы, успешно генерирующие бумажки, ценность которых близка к нулевой. И простые решения уже внедрены, а на сложные нужно время, которого нет. И политическая воля, которой тоже нет.
Народ пригрелся и обкатал схемы — сейчас их нужно ломать, чего до ужаса не хочется. Ждут, а может, оно само рассосется, как в 2015–2016 гг.?
Нужны также деньги. Потребовать отчета, куда ушли ресурсы, полученные через «Роттердам», можно разве что с «Центрэнерго». Да и там, думаю, без проблем ответят — оформлять бумажки у нас научились.
Кстати, в упомянутом плане Кабмина есть прекрасный пункт об упрощении налоговой и бухгалтерской отчетности для предприятий, производственные подразделения которых находятся на неконтролируемой территории. Как вишенка на торте обещают особенности проведения налоговых проверок с одновременным усилением ответственности за подачу недостоверной информации, содержащейся в такой отчетности.
Налоговые проверки производств в «ДНР—ЛНР» нашей славной ГФС — это, безусловно, «респект и уважуха». Или контролировать будут «уважаемые партнеры» из аналогичных структур Захарченко и Плотницкого?
Однако делать что-то все равно придется. Тем более, как показал опыт прошлого года, нагрузки на тепловые станции летом могут быть на уровне зимних. Достаточно выйти в неплановый ремонт паре атомных блоков. Так что с окончанием зимы проблемы не исчезнут.
Сейчас витает идея создания страхового запаса в 3 млн т. Но на него опять-таки нужны деньги. Есть вариант, что «Энергорынок» возьмет в одном из госбанков кредит в 3 млрд грн на покупку импортного угля. Потом эти деньги через тариф отобьют с потребителей.
Что интересно, сейчас идут переговоры о закупке миллиона тонн угля у американской фирмы. В США антрацит практически не добывают. Будет весело, если в итоге американцы купят ростовский уголь, а еще веселее, если донецкий через Новороссийск. По подобным схемам в 2015–2016 гг. прошла не одна тысяча тонн как «уголь страны неизвестного происхождения».
Рассматривается и сценарий пересмотра нашей славной «роттердамской» формулы, сейчас цена в ней определяется как средневзвешенная за 12 месяцев. Предполагается сократить срок индикативного периода до трех месяцев. Сейчас цена в Роттердаме выросла, так что по факту речь идет о повышении расчетной цены для генерации.
Одновременно наши власть имущие на всех углах рассказывают, что никакого «Роттердама плюс» и нет, да и не было никогда. При этом то и дело опровергают друг друга. Отчасти это у них от лени и нежелания разобраться, как работает формула привязки. Да и зачем им в ней разбираться?
Самое интересное, что ничего сверхфорсмажорного не произошло. Сократились поставки топлива с территории, контролируемой противником. Более того, даже не полностью. Для Киева на третьем году эпической борьбы с оккупантами вообще и слепого траста, в частности, это шок?
Три года диверсификации, на выходе — один источник антрацита. Кто же нам доктор? И как бы кому-то ни хотелось, но разбор полетов, похоже, состоится. Желательно только сделать это не к 1 апреля, а раньше.
- Информация о материале
В моей стране третий год идет война. В моем городе третий год хоронят ребят. Простых ребят. Кто-то из них был студентом, кто-то автомехаником, кто-то айтишником. Теперь их больше нет. Их навсегда забрала эта война.
В моем городе есть большой военный госпиталь. У большинства ребят, которые попадают туда, жизнь больше никогда не будет прежней. Война…
Тысячи матерей моего города ждут своих детей с фронта. И каждый раз, когда звонит телефон у них на момент останавливается сердце: «Сынок! Живой! Слава Богу!»
Это не фильм. Не фантастический роман. И не страшный сон. Все это происходит на самом деле. С нами… нашими родными… друзьями… знакомыми.
Да, мы живем в мирном городе. Можем позволить сходить на выходных в кино или театр. Повести ребенка в парк. Просто покататься на велике. Мы можем продолжать жить своей обычной жизнью только потому, что за это кто-то уже заплатил страшную цену и отдал свою жизнь. Это - не пафос, это – просто констатация факта…
Вот уже третий год почетным гражданином моего города является террорист и оккупант. Не такой распиаренный как Гиви или Моторола. Но, на самом деле, намного более опасный. Александр Шишкин – член парламентского комитета по обороне и безопасности государства-агрессора. «Оборона и безопасность РФ» - это убийства украинцев на украинской земле, это грады в жилых районах Донецка, это стертый с лица Земли Углегорск, это сбитый Боинг, это аннексированный Крым. Их «оборона и безопасность» - это война на нашей земле, десятки тысяч убитых и миллионы искалеченных судеб. И ко всему этому прямое отношение имеет именно этот негодяй «почетный гражданин».
В моем городе террористу и оккупанту Шишкину, кроме почета и уважения, полагается еще целая куча прав и ежемесячная стипендия от городского Головы в размере 16 тысяч гривен. Матери 20-летнего парня, погибшего под Дебальцево – не полагается. Врачу из военного госпиталя – не полагается. А террористу и оккупанту Шишкину – полагается. И все в горсовете делают вид, что это нормально. Ну, подумаешь, есть почетное звание. Ну, подумаешь, человек принимал решение о том, чтобы ввести войска на территорию Украины. Ну, подумаешь, что он официально включен в наш санкционный список.
Ведь, на самом деле – все очень просто. Это «кент» нашего мэра. И значит ему положен такой статус. Просто, не по-пацански это: сначала дать статус, а потом – забрать. А всю эту войну, указы Президента, решения СНБО, мораль, логику, здравый смысл… вертели мы, одним словом, на всем известном месте.
Это не нонсенс, не когнитивный диссонанс и даже не маразм. Это – обыкновенный цинизм. И на это просто нельзя молча смотреть.
Мы испробовали все законные и легальные методы. Подавали проекты решений, ходили по департаментам, писали запросы и письма, подымали этот вопрос в кабинетах важных уважаемых людей. Все – безрезультатно. Просто один человек очень не хочет лишать своего друга почетного статуса. Не хочет и все.
Поэтому у нас остался только один вариант. Прийти в следующую среду под горсовет и сказать Геннадию Адольфовичу все, что мы думаем по этому поводу.
Среда 22 февраля – встречаемся в 9.00 под горсоветом!!!
И помним, что для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки!!!
И да, РЕПОСТ в этой ситуации – крайне важен и крайне нужен!
- Информация о материале
Закупівля вугілля в бойовиків «ДНР» та «ЛНР» — одне з найболючіших та найактуальніших питань, що хвилюють сьогодні українське суспільство. І зважаючи на градус дискусії в соціальних мережах, погляди громадськості на цю проблему різняться. Розділилися на два табори й українські політики. Представники влади вже давно запевняють громадськість у тому, що альтернативи торгівлі з незаконними формуваннями немає. За офіційною версією, Україна замерзне без вугілля з «ЛНР» і «ДНР», а замінити його іншим нібито немає ніякої можливості. Активно лобіюють торгівлю з ОРДіЛО й представники донецьких олігархічних кланів. Їхні інтереси цілком зрозумілі: в Ахметова, Тарути, Королевської та низки інших вихідців із Донбасу бізнес пов’язаний із вугіллям і металом. На цьому ґрунті нинішня влада та колишні регіонали, схоже, непогано порозумілися.
У таборі радикальних противників торгівлі з бойовиками переважно представники «Самопомочі», а також націоналістичних партій. Кілька народних депутатів, а також група активістів і ветеранів бойових дій своїми силами намагаються блокувати залізничні колії, що пов’язують окуповані райони з «великою Україною».
Блокада вже встигла викликати великий політичний скандал. Після того як противники торгівлі із сепаратистами під командуванням Семена Семенченка заблокували кілька залізничних гілок, активістів спробувала розігнати поліція. У блогосфері відразу здійнялася хвиля обурення. Мовляв, коли потрібно було нейтралізувати сепаратистів та бойовиків, поліція в Донецькій і Луганській областях не діяла, а проти ветеранів АТО, які поставили під сумнів торгівлю з терористами, виявляє небачене завзяття. І треба визнати, що резон у цих словах є. Емоції киплять, і це не дивно, бо дуже важко пояснити, як так відбувається, що в один день СБУ публікує запис, де Плотницький віддає наказ збити наш літак, а в той час поліція намагається розблокувати рейки, щоб він міг продати побільше вугілля та заробити ще кілька мільйонів. Не менше обурює й той факт, що, попри закупівлі дешевого вугілля в проросійських бойовиків, в Україні діє формула «Роттердам+», яку використовують для розрахунків за поставлене вугілля для потреб енергетики. Усі розуміють: з окупованих територій до України надходить вугілля, вартість якого коливається в межах 700–800 грн за тонну. І якби ж то вигоди від тієї дешевизни відчували всі українці. У цьому випадку про допустимість торгівлі із Захарченком та Плотницьким ще можна було б сперечатися. Але проблема в тому, що через горезвісний Роттердам вигоду від закупівлі дешевого вугілля в бойовиків отримує дуже обмежене коло олігархів та чиновників. У той час як населення, навпаки, змушене переплачувати! У чому полягає сенс формули «Роттердам+» і чому вона надає торгівлі з незаконними формуваннями особливого цинізму?
Сама формула була прийнята ще навесні 2016 року. Тоді Національна комісія, що здійснює державне регулювання у сферах енергетики та комунальних послуг, ухвалила рішення про включення до тарифу на електроенергію ціни вугілля в порту Роттердама, до якої додавалася вартість його доставки з Нідерландів в Україну. Так-так, із Нідерландів, це не помилка. Тож тепер ціна вугілля з Макіївки обраховується так, ніби його везуть із Роттердама.
У відповідь на обурення та критику такого рішення автори розробленої схеми відповідали, що завдяки цьому українські енергетичні компанії зможуть вчасно закуповувати достатню кількість антрациту для своїх ТЕС та диверсифікувати поставки на свій розсуд. Таке пояснення бачилося раціональним. Здавалося, що якраз воно й дасть змогу припинити закупівлю вугілля в ОРДіЛО. Однак вийшло навпаки. На оптимізацію імпорту нова формула не вплинула. Вугілля і далі купують на окупованих територіях. При цьому вартість електроенергії для споживачів не тільки не впала, а й через формулу «Роттердам+» навіть зросла на 15–20%.
Виходить, що за фактом українці просто на рівному місці отримали подорожчання електроенергії. У реальності ж ситуація не змінилася і дешевий антрацит із Донбасу, як і раніше, перетинає лінію розмежування. Складно уявити собі нахабнішу та цинічнішу схему. Хто ж кладе собі в кишеню цінову різницю? Звичайно, насамперед енергетичні компанії, які дістали можливість купувати вугілля за низькою ціною і при цьому здирати зі споживачів за електрику значно більше, ніж раніше. А якщо ще точніше, то олігархи, які цими компаніями володіють.
Передусім, звичайно ж, Рінат Ахметов. Його компанії виробляють близько 70% теплової енергії, тому «Роттердам+», безумовно, приймали на догоду найбагатшому українцю. При цьому відкритим лишається питання: а що Ахметов дав владі натомість? Адже складно повірити в те, що такий царський подарунок йому був зроблений абсолютно безкорисливо.
Думки з цього приводу різняться. Одні експерти кажуть, що за допомогою такої домовленості з олігархом президент Порошенко купив його політичну лояльність і підтримку перед наступними виборами. Інші стверджують, що представники влади просто «в темі» й отримують свій відкат. Хай там як, а простежити у всій цій сумнівній «роттердамській» історії якийсь інший зміст, окрім шкурних інтересів обмеженого кола осіб, поки що досить складно.
Навіть часткова блокада активістами залізничних колій засвідчила, що влада не використовувала формули «Роттердам+», щоб мінімізувати залежність енергетиків від вугілля з «ЛДНР». Уже сьогодні чиновники заявляють, що дії активістів загрожують енергетичній безпеці країни. Хоча минулих двох років і нової формули було цілком достатньо, щоб ця безпека ніяк не залежала від тих, кого в нас називають терористами. Якщо українські споживачі все одно оплачують доставку вугілля з Роттердама, то чому б справді не привезти його звідти, замість того щоб привозити з Макіївки? Чому б не купувати вугілля в Австралії або ПАР, якщо споживач вже платить за світовими цінами?
Чи вистачить можливостей українських морських портів для того, щоб прийняти достатню кількість вугілля з ПАР, США та Австралії? Міністр інфраструктури Володимир Омелян відповідає на це запитання ствердно. За його словами, купівля вугілля в сепаратистів — це суто політичне рішення української влади. За бажання його можна було б легко замінити імпортним.
«Загальна пропускна спроможність українських портів — 256 млн т на рік. 2016-го ми мали загальну перевалку 140 млн. Так, є деякі фізичні обмеження, тому що площі на складах законтрактовані. Але якби була чітка політична позиція, що нам потрібно забезпечити певний обсяг імпорту вугілля, то в нас для цього є і майданчики, і ресурси, і можливості. Проблема вирішується максимум за півроку. Це не суперскладна технологія. Потрібні звичайний майданчик, звичайні ковші, звичайні крани для розвантаження судна й завантаження у вагони на залізничній гілці. Це не високі технології і навіть не контейнерна перевалка, яка потребує спеціальних кранів», — розповів Омелян під час своєї зустрічі з блогерами та журналістами у п’ятницю 3 лютого. Таким чином, вкотре на офіційному рівні було підтверджено те, що й так давно вже відомо.
Немає нічого дивного в тому, що горезвісний Роттердам викликає в суспільстві таке неприйняття. Очевидно, що торгівля з бойовиками надалі призведе до того, що негативні настрої щодо чинної влади тільки посилюватимуться, чим скористається опозиція. Цікаво, що за фактом такою на сьогодні є передусім «Самопоміч», яка може використати вдалий момент і не тільки відіграти втрати рейтингу, а й підняти його.
Що ж стосується правлячої команди, то їй доведеться серйозно попрацювати, щоб пояснити виборцям причини своєї неприкритої співпраці з Ахметовим, а також із незаконними збройними формуваннями Захарченка та Плотницького.
- Информация о материале
Гражданский механизм под названием «бюджет участия» был придуман в 1980-х в Бразилии. Суть его состояла в следующем: городские власти выделяют из бюджета определённую долю и предоставляют горожанам самим решить, на какие проекты потратить эти деньги. По сути — прямая демократия в действии.
За прошедшие годы этот инструмент с различными локальными вариациями был реализован во многих городах. В основном в развивающихся странах, но не только. Например, своя система бюджета участия существует в Нью-Йорке и Париже. Очень популярен этот механизм в Польше.
А в последние пару лет бюджет участия стал растущим трендом и в нашей стране. Главная причина этого — появление большого количества социально активных людей, которые хотят понимать, на что тратятся перечисленные ими налоги, и непосредственно влиять на распределение этих средств.
Как организация, которая нацелена на проекты в сфере гражданских инноваций, мы также решили принять участие в этом процессе. Вместе с IBSER в 2016 году SocialBoost получил грант от USAID на разработку и внедрение платформы «Громадський проект», которая автоматизирует все бизнес-процессы, связанные с бюджетом участия. В настоящий момент к системе подключено уже 15 городов. Как она работает?
После того как городские власти выделяют определённую часть бюджета под данный процесс, любой неравнодушный человек может подать заявку на реализацию проекта, связанного с улучшением жизни в городе.
После сбора заявок, специальная комиссия, созданная чиновниками и представителями общественности, проверит техническую возможность их реализации. Часть проектов придётся отклонить. В некоторых случаях авторам помогут в доработке.
Следующий этап — публичное голосование. Сделать это можно на сайте «Громадський проект», воспользовавшись системой BankID, электронной цифровой подписью, карточкой жителя города (как то Карточка киевлянина или львовянина), в некоторых случая просто загрузив онлайн скан-копию паспорта либо придя в ЦНАП.
Завершающая стадия — реализация проектов-победителей.
Запустить этот процесс достаточно просто. Активизация системы городу ничего не будет стоить. Местным властям нужно только принять Положение о бюджете участия и предусмотреть в годовом бюджете небольшую долю на реализацию проектов, поданных жителями. С остальным мы поможем — с технической поддержкой, обучением, даже с маркетингом и промо. Было бы желание. А желание сегодня есть и очень большое.
Многие города запускают процесс бюджета участия самостоятельно. Некоторые хотят перейти на нашу систему, потому что видят, насколько она гибкая и насколько удобно реализована. Однако тренд настолько сильный, что мы не успеваем отвечать на все заявки. В очереди на 2017-й у нас 45 городов. Сможем подключить только 30. Так что, вероятно, придётся кому-то отказывать.
Но даже при таких ограничениях в настоящее время «Громадський проект» — самая масштабная и функциональная система бюджета участия в Украине. Платформа позволяет вести единую базу всех городов и проектов, авторов и голосующих, а впоследствии использовать эти данные при бюджетном планировании. Например, данные о вовлечённости горожан и городских приоритетах. Во Львове уникальные посетители сайта «Громадський проект» составили 15% населения города (около 105 тыс. человек). Это очень высокий показатель. При этом в проектах лидирует категория «спорт», что при такой посещаемости можно считать достаточно репрезентативной картиной. Очень вовлечены киевляне. В Киеве 50 тыс. человек проголосовали за проекты, создаются инициативные группы. Также в 2017 году будет сформирована гражданская бюджетная комиссия для контроля за реализацией и оценкой проектов городом. И это очень здорово.
В прошлом году на бюджет участия столица выделила 50 млн грн. В 2017-м будет 100 млн. Но рекорд страны может поставить Одесса, которая анонсировала выделение 150 млн грн. Впрочем, более адекватный показатель, по нашему мнению, получается при пересчёте на 100 тысяч городского населения. И вот здесь уже лидирует Ровно, где власти на бюджет участия выделили 10 млн грн.
Отчасти эти цифры можно рассматривать как индикатор доверия чиновников к жителям. Однако давайте сделаем скидку на то, что система работает первый год. Например, в Хмельницком, который выделил 500 тыс. грн, власти сказали так: «Мы проводим процесс первый пробный год. Надеемся на активность граждан и качественные проекты. Если это будет так, через год бюджет участия может быть увеличен». Поэтому нам кажется, что главное сейчас — не цифры, а движение навстречу друг другу власти и горожан. В конечном счёте слишком высокой доля бюджета участия не станет. По зарубежному опыту это где-то 2-3% общего бюджета города. В Париже — 5%. И это естественно, потому что большая часть средств должна распределяться компетентными людьми.
Какие проекты подаются? Во Львове сделано более 250 заявок, за которые проголосовали в общей сложности около 21 тыс. человек. Из них более 30% связаны со сферой спорта. Предлагали отремонтировать спортплощадки, построить современный скейт-парк, устроить уличные тренажёры. В Киеве — 497 проектов и 50 тыс. голосующих, лидирует сфера образования. В целом это очень хорошие результаты для первого года.
В Мелитополе и Черновцах много проектов связаны с коммунальным хозяйством: ремонт территории возле подъезда, строительство детской площадки, обустройство «колясочного паркинга» для мам.
Один из самых оригинальных проектов Краматорска — создание сенсорной комнаты, в которой человек взаимодействует с пространством через звуки, цвета, тактильные ощущения. Пребывание внутри полезно для нервной системы, помогает забыть о негативных событиях, взглянуть на мир по-новому. 50% краматорских проектов нацелены на улучшение школьной инфраструктуры города, и это вполне объяснимо: пока не удовлетворены базовые потребности горожан в элементарной инфраструктуре, трудно ожидать от активистов массовых заявок на проведение фестивалей и обустройство музеев.
Сигнал для чиновников? Несомненно. Данные, полученные в ходе подачи заявок и голосования, могут многое рассказать о проблемах города тем, кто им управляет. С другой стороны, люди, вовлечённые в процесс, получают знания о формировании бюджета города, объединяются вокруг общих проблем и берут ответственность за происходящее на себя. Ну а мы верим, что увеличить количество сознательных граждан можно с помощью гражданских и государственных инноваций и информационных технологий.
- Информация о материале
Страница 276 из 1561
