Хихаханьки

Милая моя душенька,

Пишу вам сейчас письмо, пребывая в состоянии крайнего душевного расстройства. Но прошу вас не беспокоиться по этому поводу, так как вызвано оно весьма необычным видением, приснившимся мне этой ночью. Однако позвольте с Божьей помощью изложить вам все по порядку, дабы вы смогли убедиться, какие чудеса могут случаться по воле Господней, а я - облегчить свою душу и привести наконец в порядок мысли.

Как я уже писал вам, душенька, мы с отцом Василием, побывав в Выдубицком монастыре, нынче остановились в Козине, что под Киевом. Места здесь очень красивые, и мы приняли решение задержаться тут на недельку, чтобы не спеша воздать должное святым местам и вознести молитвы праведникам печерским.

И вот по истечению дня, изрядно приложившись к местной горилке, отец Василий вдруг впал в уныние и принялся разглагольствовать о скором упадке этих мест и тяжкой доле живущих здесь людей. Пытаясь его образумить, я спросил, как может быть что-то плохое в такой красоте и в радушных селянах, чьим гостеприимством мы имеем сейчас удовольствие наслаждаться. На что отец Василий, крепко задумавшись, вдруг назвал меня дураком и вознес Богу молитву, умоляя, дабы Он открыл мне тайну грядущего, чем изрядно испугал завсегдатаев местной корчмы. С трудом его успокоив, мы с корчмарем схватили отца Василия под руки и повели отсыпаться, пока он не переполошил все село.

Уложив наконец отца Василия в постель, я, будучи сильно утомлен, прилег неподалеку, желая отдаться сну.

Уж поверите ли вы мне, душенька, но как только сомкнул я веки, какие-то невидимые руки подхватили меня и вознесли высоко в небо над селом, святыми монастырями и всей малоросской губернией. А затем столь же неожиданно с размаху забросили в какую то дыру. В дыре той был не то ангел, не то бес. С черным как смоль лицом, одетый в просторную хламиду и со странной шляпой на голове, невероятно прочной и гладкой на ощупь. А сверху на шляпе крепилась лампа, в которой горела лучина, своим светом подобная солнцу.

- Ты это, ты чё такое? - произнесло существо, внимательно меня разглядывая. Едва оклемавшись от ужаса, я смог собраться с силами и произнес:

- Простите меня великодушно, я не хотел причинять неудобств. Видите ли, я и сам не понимаю, чьей волей тут очутился и какие силы меня сюда доставили.

- Вспомнил, - вдруг радостно воскликнуло существо и с размаху стукнуло себя ладонью по лбу, - На тебя же наряд есть.

Оно достало из-под хламиды какие-то бумаги и принялось бегло читать написанное на них. Затем решительно сказало:

- Пошли!

И, схватив меня за руку, потащило вглубь черной дыры.

Спустя короткое время вошли мы в огромный зал. Посреди зала на высоком камне лежала запечатанная книга. Сопровождавшее меня существо указало на нее пальцем и прошептало:

- Смотри, Конституция.

У книги стояла громадная личина с лицом, как у человека, и самодовольно улыбалась. Вокруг личины толпились козаки и древние гетьманы, некогда правившие Малороссией. И, обращаясь к личине, кричали наперебой:

- Что же ты делаешь, ирод?

А чуть поодаль стоял простой люд и молча наблюдал за происходящим. Я видел детей, которые в страхе прижимались к родителям. И стариков, которые что-то тихо нашептывали молодым, закрывая их глаза морщинистой ладонью.

- Заткнитесь, шлеппера! - рявкнула личина. Да так, что стоявших вокруг нее раскидало в разные стороны.

- Ваше время прошло. Все, за что вы подохли, а также ваши могилы, теперь принадлежит мне.

Личина расхохоталась, распахнула книгу и принялась клочьями вырывать из нее страницы, разбрасывая в разные стороны. Тотчас из всех щелей с гиканьем полезли скрюченные бесы. Они повалили козаков и гетьманов на землю и принялись гарцевать на них, страшно гогоча и крутя зацепеневшему в страхе люду тощие дули.

- Гляди, как они боятся, - шепнуло мне на ухо существо, показывая на мужчин, женщин, детей и стариков, - Каждый из них готов продать остальных с потрохами, лишь бы его минула чаша сия.

Сказав это, оно снова сжало мою руку и потянуло в тревожную черноту.

И как вы, душенька, можете догадаться, скоро вошли мы во второй зал. И было в этом зале большое болото, в котором на четвереньках в поисках еды ползало видимо-невидимо людей, одетых в оранжевые и голубые одежды. Они то и дело сталкивались лбами, громко ссорясь при этом друг с другом. А меж ними на каменных ложах важно возлежали бесы, перед которыми стояли огромные блюда со всевозможными яствами. Бесы уплетали эти яства и изредка, шутки ради, бросали крохи и кости прямо в болото. На эти объедки тут же набрасывалась толпа, немедленно учиняя скандалы и кулачные потасовки.

- Гляди, - шепнуло мне существо, - Они готовы убить друг друга за объедки, хотя рядом стоят блюда, полные вкусной еды.

- А чего же они не отберут эту еду? Их же куда больше, чем бесов? - удивился я.

- Боятся они, - ответило существо, - что если прогневят бесов, то больше еды не будет. И прийдется самим добывать пропитание.

Окинув людей жалостливым взглядом, существо снова взяло меня за руку и потащило в новый проход.

Наконец вошли мы в третий зал. И увидел я отвратительного вида гадину, восседающую перед огромной мясорубкой. У мясорубки копошились бесы, нескончаемым потоком забрасывая в нее различный хлам, домашнюю утварь, повозки с лошадьми, пароходы, дома и даже живых людей. И перемалывали все это в фарш, который струился чудищу прямо в открытый рот. Чудище жадно сглатывало и довольно урчало.

- Вот оно, чудище вавилонское; обитающее аккурат в тех краях, где вы сейчас развлекаетесь, - тихо прошептало существо, - Жрет, образина, все подряд. И бесов сожрет, если те перестанут снабжать едой. Поэтому бесы его боятся.

- Неужто нельзя прибить эту нечисть? - тихонько спросил я у спутника.

- Да проще простого. Само без еды подохнет. Только машину эту адскую остановить некому. Люди боятся бесов, бесы боятся чудища. Как говорится, страх должен работать. И он работает. Вся эта махина держится на страхе.

Существо порылось под хламидой, достало оттуда пляшку горилки и протянуло мне.

- Держи-ка вот. Напейся завтра и забудь, что тут видел. Лучше живи себе и наслаждайся жизнью, пока есть такая возможность.

Сказав это, оно вдруг изо всей силы ущипнуло меня за руку. Я вскричал от боли и проснулся.

Сейчас вот сижу, дорогая душенька, и пишу вам это письмо. А передо мной на столе стоит пляшка горилки, неведомо откуда оказавшаяся прямо под моей подушкой. И знаете, душенька, а ведь пожалуй напьюсь и забудусь крепким сном. А завтра, отоспавшийся и посвежевший, напишу вам о наших с отцом Василием ближайших планах и о том, какая живописная весна раскинулась на здешних холмах. Любуешься ею, и радуешься, что где-то на этой земле все еще находится кусочек рая.

Информация о материале

Опубликовано: 09 февраля 2013

Антон Петрович проживает с внуком Кузей, студентом-медиком, (в паспорте Константин Зиновьевич.) Родители паренька живут на Севере, за сына спокойны - у деда, как за каменной стеной. Антон Петрович – потомственный столяр-плотник, человек крепкого характера и немалого ума. Внук тоже хорош, грызет гранит науки молодыми мозгами, в зачетке все отлично. Очень дед им гордится.

И тут случилась напасть - накануне последнего экзамена второго курса, преподаватель- экзаменатор, подкараулив Кузю в коридоре, шепнул: «домой меня пригласи, посидим, побеседуем»…и выразительно, сладенько улыбнулся. Парень вытаращил глаза от испуга – ориентация препода была всем известна. И хотя Кузя далеко не из трусливых, а тут – драпака дал. «Ой, не сдашь экзамен…» - услышал вслед.

Пришел парень домой чернее тучи. Сидит, в одну точку глядит – вспоминает слухи, мол, «зарезал» этот доцент не одного студента. И дело даже не в его сексуальных претензиях, а в людских качествах: был человеком-шакалом. Если на кого обозлится – выживет из института, загрызет. Хоть студента, хоть коллегу. Быть его врагом – приговор себе подписать. И все ему с рук сходило, мохнатую лапу где-то высоко имеет.

И что теперь делать? Институт бросать?

Тут дед домой пришел с работы, умывается, обливается, фыркает в ванной. Антону Петровичу пошел седьмой десяток, но выглядит значительно моложе.

Работает он в ритуальных услугах – гробы делает. Заработок там хороший, потому как мастер – золотые руки. Гроб своего изготовления называет «конфеткой», не иначе. Пару лет назад смастерил и себе гроб – «никто мне такого не сделает». Притащил домой, расчистил кладовую и поставил там свою «конфетку». Странный дед.

Кроме гробов очень хорошо у Антона Петровича получается фирменный самогон. Сам гонит, сам заправку к нему делает – на травках. Кто пробовал, говорили – за уши не оторвать, так вкусно пьется, но потом вмиг вырубает человека до полного бесчувствия. Часа на три.

Так вот: – глядит дед, а на внуке лица нет. Что случилось, Кузя? – спрашивает.

Кузя молчит, как партизан. Похоже, петлю на шее уже чувствует, аж посинел.

- Говори! – дед кулаком по столу. – Убил кого, зарезал?

- Да ты что, дед, спятил? – отшатнулся внук… - это меня без ножа режут!

- Рассказывай!

А как деду скажешь? Ладно! Была - ни была… и рассказал. Сам испугался, когда глаза деда увидел. А тот вдруг встал и вышел.

Слышит внук как дед в своей комнате туда-сюда ходит, взад-вперед, - о чем-то крепко думает.

- Слышь, Кузя, …ты зови его… завтра, …часикам к пяти, - растягивая слова, медленно произнес дед, подойдя к внуку.

- Ага, чтоб ты его тюкнул здесь, на кухне? – ощетинился Кузя.

- Не горюй! Все будет в лучшем виде. Он тут и экзамен примет, и развлечется, - зло улыбнулся дед – доверься мне.

Особо выбирать было не из чего – либо пан, либо пропал. Кузя решился, послушал деда, привел препода в гости.

Антон Петрович открыл двери, пропустил незнакомца. Смотрит на него – глазам не верит – приличный мужик, в дорогом костюме. При галстуке. Растуды твою в качель!

Гость слегка смутился, но быстро освоился. Прошел на кухню, а там – в графинчике питие, в салатницах – еда, рюмочки, вилочки – все как положено. На двоих. «Извините, я тут внуку поесть приготовил – сам на работу ухожу», - говорит Антон Петрович.

- Угощай гостя, Константин, - весело так: « за встречу», и - в рюмки им наливает. Испробуйте моего, домашнего! Чокнулись, выпили. У гостя прояснение лица наступает и тихий восторг – ай да «напиточек». Вкусненько!

-Так давайте по второй, - говорит радушный хозяин, и быстренько наливает. Гость соглашается, « с удовольствием», говорит.

И как-то быстренько графинчик опустел. Дед второй приносит. Сам не пьет, обслугу изображает. А внук с гостем – уже на «ты», и вилкой в тарелку друг другу тычут. К третьему графину оба упали замертво.

Внука дед оттащил в другую комнату. Затем отправился к Коляну - соседу, тот на заводе компьютеры чинил, спец был классный . И техники всякой дома у него навалом.

- Пошли, Колян, подсобишь. С меня бутылка бимбера, – сказал дед.

- Ты че такой щедрый? Небось, работа пыльная, – балагурил Николай, закрывая двери на ключ.

- Стоп! У тебя фотоаппарат есть? Бери! – Вернулся Коля, взял . Когда пришли к деду, увидел за столом спящего чужака.

-Значится так, вопросов не задавать, делать то, что скажу, - идет? – строго спросил дед. Николай посмотрел на Антона Петровича и понял, что дело здесь нешутейное. У деда лицо было, как у солдата перед атакой.

- Идет, - решился Николай, парень не робкого десятка. Антона Петровича он уважал. - Говори, что делать.

- Ложи этого на пол, – дед брезгливо ткнул пальцем в незнакомца, - И сними с него штаны! – приказал дед.

Штаны сняли, мужчину положили на пол. Человек дрыхнул, как и положено, после «именного бимбера».

- Трусы с него стяни, - ухмыльнулся дед. – А верхнюю часть не трогать. Пиджак, галстук - все остается.

Тут Николка начал ржать. Но трусы с мужика стянул.

-Пошли, – командовал дед.

Открыл кладовую, приказал, показывая на свой собственный гроб – тянем!

Никола открыл рот от изумления. – Ты куда его...он же дышит! Живой, понимаешь,…

- Вот и добре! Тяни!

Притащили гроб, с трудом втиснули туда гостя.

– Фотографируй – приказал дед.

Ошалевший Николай спрашивает: всего фоткать или как?

- Как лежит, так и фоткай! И чтобы низ был выразительный!

Щелк-щелк…Что дальше-то делать?- тихо спрашивает Никола, и вид у него вполне растерянный.

- Ты можешь эту фотку сделать на большом листе бумаги? – спрашивает дед.

- Распечатать – две минуты…

- Бегом, шагом марш, - скомандовал дед, - Жду!

Через полчаса Никола вернулся: цветной портрет в галстуке – отдельно; там, где "выразительный низ" - отдельно. И общий вид сверху – отдельно. Хорошо получилось, доходчиво…

- Ну че, украшаем цветами покойничка?- Николай вошел во вкус, такого прикола еще видеть-слышать не приходилось.

Не-ет, - задумчиво сказал дед, глядя на портрет, - это перебор…

Посмотрел на часы – есть еще два часа в запасе. - Пошли, хлопнем по рюмочке.

Спустя какое-то время, начали будить Кузю. Потрясли, водичкой спрыснули – проснулся.

- Бери зачетку и учебник в руки, - скомандовал дед. – И за мной – на кухню!

-Никола! – к соседу, - бери фотоаппарат, пошли.

Никола с удовольствием помчался на кухню.

Тут с зачеткой и книгами под мышкой явился Кузя. Увидя картину маслом - мертвеца в гробу - бабахнулся мимо табурета. Подняли его, усадили, дали воды попить.

- Дед! Замочил препода! Кому теперь экзамен сдавать буду? – сокрушался Кузя, зажав в кулаке зачетку.

В это время в гробу мертвец заворочался, забормотал.

- Ой, мамочки! – Кузя опять рухнул с табуретки.

- Сидеть! – приказал дед, усаживая внука в изголовье спящего. Кузя едва пришел в себя и неловко уронил на «покойника» толстый том. Студент напоминал раскаявшегося убийцу, который вот-вот заголосит над мертвецом.

– Никола, фоткай! Чтобы оба были на снимке!

Щелк-щелк…Никола ржет, - ой, уписаюсь!

Выскочил в туалет как пуля, хохочет на весь дом.

В гробу началось движение…Сначала мертвец открыл глаза и почмокал. Затем сфокусировал взгляд на окружающих. Потом – на своем портрете, что был установлен перед его очами.. Потом увидел, в чем лежит, как и где. Испустил неприличный звук, видать с большого испугу. Трезвел на глазах.

Зачетку он подписал. Сам тащил гроб на место. Затем получил трусы. Затем разок в морду. Выдали штаны. Фотографии оставили как доказательство позора. Затем дали рюмку выпить и попрощались. С той поры этого человека никто не видел в институте.

Вот такая, можно сказать, удивительная история. Слухи о ней дошли до нас быстро – Никола постарался. Да уж…Хохоту было на всю округу. А дед Антон стал местной знаменитостью.

Информация о материале

Опубликовано: 09 февраля 2013

Почетный рыцарь круглого стола, национальный герой как красной, так и белой розы, кавалер ордена за выслугу лет и обладатель оранжевой ленты, по слухам жалованной самой королевой Великобритании, Ирландии и Доминионов Заморских, сэр Персиваль Шестой бодрым шагом следовал за почтенно семенящим слугой, с интересом разглядывая мрачные гобелены, укрывающие стены коридоров огромного замка.

- Сюда, прошу сюда, благородный сэр, - лепетал слуга, благоговейно пялясь ему в глаза. И, не видя ничего перед собой, то и дело ударялся о стены, словно пьяная канарейка.

- Под ноги смотри, дурак, - гаркнул сэр Персиваль. Слуга смущенно отвернулся и уставился вниз.

"А ведь чертовски приятно, когда тебя узнают", - подумал сэр Персиваль, - "Всего-то стоило напоить до свинского состояния пару-тройку бардов - и в твою честь уже распевают баллады в тавернах".

Наконец коридоры закончились и они со слугой вошли в зал, служивший, судя по всему, трапезной. Стены зала украшали ковры и родовые портреты, которые невозможно было рассмотреть из-за полутьмы, едва разбавленной светом из нескольких узких бойниц. Посреди зала стоял длинный стол, укрытый матерчатой скатертью. За ним, как казалось сэру Персивалю, могло бы запросто поместиться не менее пятидесяти человек.

- Сюда садитесь, хозяин сейчас прийдет, - слуга смахнул пыль с деревянной лавки, тянущейся вдоль всей длинны стола. Персиваль уселся на предложенное место, громко грохоча доспехами, и, аккуратно расправив наградную ленту на груди, попытался изобразить на лице скуку.

- Неужели у старого Гутенгота не нашлось даже кружки воды для почтенного рыцаря?

Слуга пробормотал что-то вроде "сию минуту" и немедленно испарился.

- Вино тащи! - крикнул ему вдогонку Персиваль, осторожно протирая орден на груди кружевным розовым платком, очевидно принадлежавшем в прошлом какой-то даме, - И буженину.

Лорд Гутенгот, более известный среди аристократов как скряга Гутенгот, был крупнейшим землевладельцем страны. Поговаривали, что его состояние многократно превышало королевскую казну. Поэтому с мнением Гутенгота принято было считаться даже среди высших государственных чинов. А уж если он изъявлял желание кого-либо видеть - значит дело неизменно было чрезвычайно важным и весьма доходным. Ибо лорд Гутенгот хоть и отличался изрядной экономией на крестьянах, вкалывавших на его землях с утра до ночи, но собственные капризы привык оплачивать с лихвой. Подтверждением чего были частые и непременно богатые застолья в окрестных кабаках турнирных рыцарей, которыми он владел словно куклами и возил на всяческие состязания по всему миру.

В трапезной вдруг послышалось приближающееся эхо чьих-то шагов.

- Ба, сэр рыцарь, вы таки пришли, - раздался зычный голос и в зал вошел лорд Гутенгот, одетый в парадный камзол, но без полагающегося к нему парика. Лорд Гутенгот не переносил парики, и эта причуда часто становилась предметом пересудов во время великосветских бесед.

Сэр Персиваль поднялся и отвесил вежливый поклон вошедшему.

- Лорд Гутенгот, принять ваше приглашение для меня - дело чести.

- Бросьте, - Гутенгот криво ухмыльнулся, - Небось уже предвкушаете весьма неплохой гешефт.

- Честь для рыцаря много дороже денег, - учтиво ответил Персиваль.

- И тем не менее вы, вероятно, отдаете себе отчет, что денег у меня очень много. Прошу, садитесь, - лорд Гутенгот небрежным жестом поправил камзол и сел напротив рыцаря.

- А что это стол пустой? Болваны!

Он громко хлопнул в ладоши и перед ним тотчас почтительно склонилась пара невесть откуда взявшихся слуг.

- Вина, мяса и гарнир. Немдленно!

Слуги поклонились и поспешили вон.

- Здорово вы их воспитали, - отметил сэр Персиваль, проводив слуг взглядом.

- Мой дорогой рыцарь, болвана не нужно воспитывать. Достаточно лишь правильно указать ему его место. Скажите лучше, как ваша прелестная супруга? Вы успеваете своевременно баловать ее украшениями, которые положены столь юной и изысканной особе?

- Ах, мой лорд, вы ведь знаете, какие нынче цены, - театрально вздохнул рыцарь и выкатил грудь колесом, чтобы лучше было видно орден и наградную ленту, - Разве в этой стране оказывается должный почет ветеранам, которые рисковали своей жизнью на поле боя?

- Ну, говорите прямо, не стесняйтесь, - предложил лорд Гутенгот, - Король опять урезал жалование.

- Да, вы правы, - нарочито грустно сказал сэр Персиваль, - Именно поэтому старый рыцарь совершенно не скрывал своей радости, узнав о вашем приглашении по поводу некоего дела государственной важности.

- Тогда перейдем к делу, - лорд Гутенгот махнул рукой и слуги, накрывавшие на стол, мгновенно исчезли за дверью.

- Итак, вы уже наслышаны о плачевном состоянии государственной казны?

- Ходят разные слухи, - уклончиво ответил сэр Персиваль, - Но я не смею...

- Король успешно промотал фамильное состояние, истратив его на развлечения. Не желая останавливаться, он, при полном попустительстве министров, запустил руки в казну, извлекая оттуда все больше и больше денег, насыщая свою жадность и порочные страсти. И продолжалось это ровно до тех пор, пока министры не забили тревогу, осознав, что рискуют и вовсе остаться без жалования. Как вам мое вино, сэр рыцарь?

Персиваль поперхнулся и немедленно поставил бокал, к которому уже успел присосаться.

- Простите, меня просто бросило в жар от возмущения...

- Так вот, - сухо продолжил Гутенгот, - Министры сумели убедить короля, что казна пуста. И что делает король?

- Вероятно, поднимает налоги? - предположил рыцарь.

- Налоги! - Гутенгот презрительно фыркнул, - Налоги наполняют казну недостаточно быстро. Королю же нужны большие средства уже сейчас. Нет, он обратил свое августейшее внимание на толстосумов. Лорд Баркли, лорд Арабеске... Они, конечно, были мелкой птицей. Но мы прекрасно понимаем, что скоро начнется охота на крупную дичь.

- Но вас-то тронуть не посмеют, - горячо произнес рыцарь и, схватив бокал, отпил еще немного вина.

- Сэр Персиваль, прекратите быть дураком, - строго приказал Гутенгот, - Завтра король объявит черни, что ей больше нечего есть. И укажет на меня, как на разросшуюся жирную пиявку, у которой полные закорма.

Сэр Персиваль вдруг неприлично расхохотался, будучи не в силах сдержать свой смех.

- Неужели лорд Гутенгот боится черни? Болван, ну-ка, поди сюда! - вдруг громко воскликнул он и перед ним тотчас возник насмерть перепуганный слуга.

- Лай как собака, - властно приказал Персиваль. Слуга удивленно застыл, нерешительно посмотрев на лорда Гутенгота.

- Сейчас же! - сэр Персиваль грохнул кулаком об стол.

- Гав, гав! - старательно заскулил слуга.

- Вот так. Теперь - целуй! - рыцарь жестом указал на свои испачканные грязью сапоги. Слуга грохнулся на четвереньки и принялся их целовать.

- Гляньте, лорд Гутенгот, как усердно дерьмо лижет дерьмо, - насмешливо произнес сэр Персиваль обращаясь к лорду, который молча наблюдал за происходящим.

Рыцарь вытащил меч из ножен и протянул слуге:

- Встань и возьми.

Слуга поднялся и робко схватился за меч двумя руками, испуганно уставившись на него.

- Смелее, попробуй замахнуться.

Слуга осторожно отвел меч за спину и тут же попятился под его весом.

- Тяжеловата тебе игрушка, помет больного ишака? - поинтересовался сэр Персиваль, - А мне лично кажется, что его рукоять вполне могла бы служить твоей распутной жене утешением в те дни, когда ты чистишь отхожие ямы господина. Как думаешь?

Слуга покраснел и почтительно склонил голову, не смея ответить.

Персиваль вырвал меч у него из рук.

- Брысь!

Слуга бросился вон из трапезной.

- И что это было? - поинтересовался лорд Гутенгот, когда за слугой уже закрылась дверь.

- Но мой лорд, я лишь хотел вам показать, что чернь не способна причинить никакого вреда кому-либо из господ, - ответил рыцарь, засовывая меч обратно в ножны, - Их так называемые восстания неизменно заканчиваются слезными челобитными или разбегаются в разные стороны при виде случайно проезжающего мимо рыцаря.

- Вы так считаете? - холодно спросил лорд Гутенгот, - А если бы я вмешался и приказал слуге ударить вас вашим же мечом?

- А об этом я как-то... - растерялся сэр Персиваль.

- Он бы не посмел меня ослушаться. А если приказ будет исходить от самого короля?

- Понимаю, - тихо сказал пристыженный сэр Персиваль, - Простите мою дерзость.

- Запомните, рыцарь, - наставительно произнес лорд Гутенгот, - Чернь - это безропотное и послушное стадо. Как и всякое стадо, оно нуждается в вожаке. Интрига лишь в том, кто первым его возглавит: король, чей авторитет они впитали с молоком матери, или герой, чьи подвиги они так увлеченно пересказывают друг другу.

Сэр Персиваль угрюмо молчал, чувствуя, как от сказанных лордом слов сковало виски и приятное чувство опьянения вдруг улетучилось, будто он совсем ничего не пил. Наконец он собрался с духом и осторожно уточнил:

- Вы предлагаете мне стать предателем, подняв восстание против короля?

- Нет, сэр рыцарь, - лорд Гутенгот внезапно встал и торжественно поклонился Персивалю, - Я предлагаю вам стать королем.

- Но... Почему я?

- Вы известны своим благородством. А соблюдение кодекса чести не позволит забыть о тех, кто приведет вас на трон. Согласитесь, ведь я предлагаю гораздо больше, чем предвкушаемый вами гешефт.

- Я так сразу не могу, - побледневший сэр Персиваль судорожно схватил свой бокал и залпом осушил его до дна, - Мне нужно подумать...

- Думайте, - согласился лорд Гутенгот, подливая ему вино, - Но, размышляя, не забывайте вот о чем. Крах короля неизбежен. Потому что мы, лорды, так желаем. А мы умеем добиваться своего. Только где окажетесь вы - на забытой всеми обочине, уступив место герою, избавившему страну от самодура? Или въедете в историю на белом коне благодетелем, которого чернь будет чтить гораздо сильнее Господа, накормившего ее пятью хлебами и превратившего воду в вино не менее великолепное чем то, которое я имею сегодня честь вам предлагать.

- Благодарю, - сэр Персиваль снова ухватился за бокал и большими глотками жадно выпил его содержимое, - Признаться, вы сильно взволновали меня.

- Уверен вы справитесь, ведь вы - рыцарь. Но мы заболтались, а время, как известно, не ждет. Наша встреча окончена. Жду вас уже завтра с окончательным решением.

Лорд Гутенгот слегка кивнул головой и удалился, оставив сэра Персиваля наедине с вином и гобеленами.

- Прошу за мной, сэр рыцарь. Я провожу вас.

Персиваль встал из-за стола. Слуга, над которым он недавно измывался, застыл перед ним в почтительном поклоне.

- Веди.

Они направились к выходу запутанными узкими коридорами.

- Скажи, ты испытываешь ко мне уважение? - вдруг поинтересовался Персиваль у слуги.

- Конечно, сэр рыцарь. Вы - герой королевства, известный своим благородством и храбростью далеко за его пределами, - ответил тот.

- Даже после того, как я назвал тебя ишачьим пометом?

- Но я усвоил ваш урок, сэр рыцарь. Я недостоин того, чтобы браться за меч.

Информация о материале

Опубликовано: 09 февраля 2013

Житель штата Юта Брет Дженсен подал иск в суд против полицейского Джеймса Гейла за минет в бессознательном состоянии.

Как сообщает The Huffington Post, офицер полиции задержал Дженсона, когда он был настолько пьян, что обмочився просто на улице и потерял сознание.

Гейл вызвал скорую и сопровождал ее в больницу. После того, как пьяного нарушителя осмотрел врач, медбрат Холл Уэстон решил заняться с ним оральным сексом, пока никто не видит.

Однако полицейский видел, как извращенец делает минет задержанному, но не стал ему мешать.

Теперь Дженсон требует компенсации за сексуальное посягательство от извращенного медбарата через суд. А от полицейского - компенсации за моральный и физический ущерб. Кроме того американец требует, чтобы офицер Гейл ответил за невыполнение своих обязанностей.

Информация о материале

Опубликовано: 09 февраля 2013