Хихаханьки

Телефонный звонок прозвенел в четыре часа утра. Иван Александрович не спал. Он уже давно был на пенсии и по ночам его одолевала бессонница, благодаря которой он и в этот раз смотрел очередной сериал, радуясь техническому прогрессу и с осуждением вспоминая советское телевидение из трех телеканалов, которые прекращали свое вещание в районе полуночи.

Он взял телефонную трубку и негромко пробормотал, стараясь не разбудить спящих в других комнатах домочадцев:

- Говорите, слушаю вас.

В трубке раздался взволнованный голос на грани истерики:

- Папа, помоги! Меня забрали в полицию!

Иван Александрович встал, прошел несколько шагов, чтобы прикрыть плотнее дверь, за которой сейчас спокойно спал его единственный сын Денис - майор полиции и взволнованно спросил:

- Сережа, это ты? Что случилось?

В трубке раздалось всхлипывание, плавно переходящее в рыдание:

- Да, папа, это я! Я сбил человека!

Иван Александрович подошел к окну и посмотрел на автомобиль сына, уже несколько дней стоящий перед домом. Машина была не на ходу, в ней сгорел какой-то электронный блок, а на разбирательство с автосервисом у сына пока времени не было.

- Сережа, ты взял машину? Как ты мог?

Ответ был печальным и виноватым, передающим всю гамму раскаяния:

- Прости папа, так получилось...

Иван Александрович закурил, приоткрыв окно, и приветственно махнул рукой соседу Петровичу, такому же пенсионеру, вышедшему подышать ночным воздухом и прогулять кота в шлейке, не дающей тому уйти в побег за кошачьими приключениями.

- Сынок, мы с мамой не спим, волнуемся, а ты...

Голос в трубке неуверенно произнес:

- Папа, выручи пожалуйста, я больше так не буду!

Иван Александрович грустно ответил:

- Конечно, что надо сделать?

В трубке раздался другой голос, уверенный и строгий:

- Вашему сыну грозит уголовное дело, но если уладить вопрос с потерпевшим, то материал можно и не регистрировать, в общем, вопрос решаемый.

Иван Александрович озабоченно произнес:

- Да, конечно, мы готовы все уладить. Надо извиниться перед потерпевшим?

В голосе мнимого полицейского послышалось раздражение:

- Нет, надо компенсировать материальный ущерб потерпевшему и возместить нам расходы за беспокойство!

Иван Александрович ненадолго задумался и растерянно пробормотал:

- А сколько надо денег, мы живем небогато...

Далее последовала сцена, напоминающая ожесточенную торговлю на восточном базаре. Сторговались на сумме в 20 тысяч рублей, которые надо было положить на указанный счет в течение двух ближайших часов.

Чувствовалось, что на той стороне телефонные жулики были доведены до белого каления, так как Иван Александрович заставил их продиктовать номер счета несколько раз, постоянно отвлекаясь и задавая глупые вопросы, не относящиеся к делу.

Но все когда-нибудь заканчивается и примерно через час увлекательного общения вредный пенсионер с сожалением положил трубку. В дверь заглянул собирающийся на работу сын:

- Пап, кто-то звонил?

Иван Александрович благодушно ответил:

- Нет, сынок. Просто ошиблись номером.

Ночь удалась...

Информация о материале

Опубликовано: 04 июля 2015

Гамарджоба, добрый день, Пётр Алексеевич!Уже исполняется год, как Вы стали президентом Украины. В эти дни украинцы говорят Вам много слов и среди них даже цензурных. Так народный корреспондент Циля от их лица задаст ещё один короткий, но неудобный вопрос.Что же мы имеем за Вас сказать?Петро Алексеевич, люди брешут, что Вы слишком похожи на ваших политических родителей-папередников. Когда-то Ваш крёстный отец Кучма разрешил слугам государевым путать личный интерес с общественным. Так Вы поэтому решили думать, что можно сидеть одной попой на два базара? А то мы никак не можем понять – Вы бизнесмен в кресле президента или да?

Чем вы отличаетесь от вашего кума Ющенко, который тоже не жалел обещаний, рассаживая вокруг себя удобных людей —братов, сватов и остальных кумовьёв? Одним словом, всех, кто лучше других умел делать ничего. Тем, что Ваши люди умеют лучше делать разговоров и деньги? Разговоров для нас, а деньги для себя?Мы видим, что Вы лучше своего двоюродного свояка по старому правительству — Януковича, шо плохо кончил, убежав в Ростов с мильярдами. Которому прошлой зимой стало тесно от Достоинства, что выплеснула из своих сердец на Майдан «Небесная сотня». Так Вы почаще спрашивайте у тех святых мальчиков, дорожите ли вы их Достоинством. Они скажут.

 

Злых языков, которые точно льют воду на мельницу Путину, говорят, что в политике Вы слишком часто были ни рыба, ни мясо. Вы были чистый шоколад. Вы таяли во рту любой власти, поднимаясь каждый год всё выше и выше в списке «Форбса». Может поэтому вашими сладкими устами, которыми бы нам мёд пить, Вы оставляете пока только горькое послевкусие? Из-за каких-то мутных договорняков и потому, что Ваши слова и дела то пока две большие разницы?

Янукович говорил, что «Україна для людей». Циля стесняется спросить –или Вы только хотите поменять список людей, для которых работает вся Украина? Или всё-таки сделать так, шоб те люди, наконец-то, поработали и для Украины?

Мы наняли Вас для вылечить страну. Вы выписали санитаров из Грузии, Литвы и даже Америки. Но судя по тому, что Вы делаете, так и хочется сказать — вопреки стараниям врачей пациент упорно продолжает жить.Как Вам нравится учётная ставка Нацбанка в 30% годовых? Ваша Гонтарева стимулирует этим процентом торговлю оружием и наркотиками? Бо обычная коммерция с такой радости может только тратиться на завещания. Мы не ждали от Леры чуда, шо взять с натуральной блондинки и разграбленного до неё бюджета, но итоги таки превзошли даже самые смешные опасения. Это же нужно иметь в НБУ такое счастье, чтобы успеть раздать десяток народных мильярдов рефинансирования тем банкам, кого тут же благополучно лопнули после получения денег. Или?

Скажите, Петя, а почему, если все люди хотят реформ, Вы постоянно называете их непопулярными? Может потому, что в сильно обедневшей стране единственной реформой стало пока повышение тарифов на ЖКХ? А все эти весёлые истории про закупки Вашим министром энергетики угля с оккупированного Донбасса в обмен на эшелоны леса даже не позволяют нам сомневаться – это Ринат так выкрутил вам руки? Или не дай Бог наоборот.

На Привозе люди говорят, что за какую-то конфетную фабрику в Липецке сейчас никто не даёт хороших денег. Мы Вам искренне сочувствуем. Так почему Вы решили, что их дадут за одесские порты? А разве за землю, которую Вы согласны продать по всей Украине, шоб ради бюджета один раз натянуть шкурку на кисель, кто-то сейчас даст больше, чем за квартиру в горящем доме?Это только по Дерибассовской гуляют постепенно. Реформы делают сразу. Говоря за отсутствие реформ, власти всё время жалуются то на нехватку денег, то на нехватку времени. Когда власть хоть раз пожалуется на нехватку ума?

Деньги любят тишину, но разве они не идут в Украину только из-за войны? А Вы хоть раз пошевелили пальцами, чтобы поправить повязку на глазах украинской Фемиды? Той самой, которая много лет разгуливала беззаконие и рейдерство, вчера ни за что сажала в тюрьму честных и ещё живых людей с Майдана, а сегодня оправдывает их убийц и продолжает считать купюры, убивая инвесторам весь аппетит?И чем ваши Ярема с Шокиным отличаются от Пшонки? Только в том, что Пшонка за деньги покрывал преступления своей власти, а ваши прокуроры за деньги покрывают преступления предыдущей?Мы не знаем кто там кому у Вас лёвочкин, но вся эта история с венским вальсом на троих, когда Вы помчались с Кличко аж в Австрию, чтобы сказать Фирташу, насколько он Вам безразличен, таки имеет осадок.

А теперь голос от одесских телезрителей.Одессу всегда грабили только свои. Может, поэтому сразу три бывших мэра слишком быстро уезжали из Одессы после отставки в чужие города и даже страны. Но строили Одессу очень часто чужие – испанец Де Рибасс, голландец де Волан, француз Ришелье. Так раз Вы посватали нам грузина Михо дайте ему прав, поддержите казной и пусть он выпрыгнет из шкуры, чтобы присоединиться к полезным чужим, а не к бесполезным своим. Его успех станет успехом для вас обоих. Но его провал, будет не его позором, а полностью вашей личной ганьбой. Разве не Вы теперь в ответе за город, который впервые влюбился в Украину?

Вся Украина уже полтора года умывается кровью своих детей. Оплакивая их мужество, удивляясь беспримерному героизму и гордясь невиданным ранее патриотизмом. Сначала на Майдане. Потом в Донбассе. Или Вы считаете, что мы Вам простим безнаказанность тех бандитов, которые бросили страну в бездну войны, много лет продавая Украину «брату» в овечьей шкуре»? Нашу страну Путин рвёт на части, а вы бережёте здесь русские предприятия и банки от плохих новостей, и молча не возражаете, когда в кресла депутатов ВРУ садятся ублюдки из глубоко раньшей жизни?

Поверьте, мы не завидуем Вам, когда приходится иметь разговоров с Путиным. Русские научились лгать, даже когда молчат.Но хотелось бы уточнить — к Вам в Администрацию на Банковой так часто на свидания приходили люди ночью, бо днём они уже не отбрасывали тени? Все эти кернесы, медведчуки и даже посол России Зурабов. Нам следует понимать, что Вы делали эти свидания не по любви, а исключительно исполняя свой долг? При этом испытывая чувство глубокого отвращения?

Уточните, Пётр Алексеевич, ваши генералы из СБУ и Минобороны таки воюют с оккупантами в Донбассе или загоняют их в долги, пропуская к ним на территорию каждую фуру с контрабандой за мзду по золотому тарифу?Украина не хочет войны, но обречена в ней победить. Она заслужила свой первый Минск из-за многих лет воровства и унижения. Но разве начать уважать Украину нельзя с нерукоподаваемости Путина? Мы хотели бы видеть в Вас главнокомандующего народной армии, которая ведёт Войну за Независимость, а не главнокомандующим на Великой Отечественной имитации реформ.

Вы говорите, что стране нужно как можно быстрее закончить войну? Кто спорит! Но только затем, чтобы залить её чужими инвестициями? Украина в первую очередь боролась за Достоинство и Справедливость, а не за то, чтобы даром делать припарки своим старым болячкам чужими долларами, которые рано или поздно придётся отдавать. Евреи говорят, что решая проблему за деньги, Вы её не решаете, а только делаете расходы. Христиане же говорят, что нельзя вливать новое вино в старые мехи. Ни долларовый дождь обещанных инвестиций, ни редкая молодая поросль новых лиц в украинской политике не даст доброго урожая на старом фундаменте. А лишь прокиснет. Именно поэтому большие инвестиции, давно обещанные Западом на бумаге, остаются всего лишь бумагой. Вы не считаете, что стране куда нужнее архитекторы и строители нового фундамента, а не старые маляры и декораторы, которые собираются делать ему только косметический ремонт?

Мы уже целый год сидим с помытыми шеями и ждём от Ваших реформ хотя бы запаха. Не чешите себя надеждой — мы не слезем с Вас, пока не увидим от вас толку. Многие из Ваших 54% уже давно могли бы помыть шеи на обратно, если бы не «брат» у ворот». Много будущего нашей страны есть и в Ваших руках. Именно поэтому Вам следовало бы держать этих рук чистыми.

Петро, поверьте, не только Одесса, но и вся Украина хотела бы Вас уважать. Но при этом знать за что. Мы ценим Ваши седые волосы. Пусть не Вам, но Украине в вашем лице аплодирует с поддержкой весь цивилизованный мир. Вы не испортили тех аплодисментов. Вы научились нас слушать. Но когда Вы научитесь слышать? Вы научились слишком красиво говорить. Нам нужно ждать ещё год, когда Вы начнёте красиво делать?

Не пора ли становиться лидером настоящих реформ?Чтобы страна могла ими жить, а не мечтать. Чтобы украинцы не думали делать люстрацию тем, кто этого заслуживает, с помощью люстр, а увидели правосудие от людей государственных. Чтобы одни перестали спорить о мелкости икры, когда другие задыхаются от чёрствости хлеба. Чтобы из министерских коридоров изгнали крыс, которые торгуют войной и обкрадывают солдат, норовя задороже продать их жизни. Чтобы вы с себя начали отделять олигархических мух от общественных котлет. Чтобы вы уже начали реальную борьбу с коррупцией, этими временные трудностями, которые давно стали постоянными. Чтобы наконец-то посадили трёх Ваших друзей. Ведь Вы знаете за что, и мы знаем за что. И чтобы справедливость звучала мерным казённым тоном честного судьи, зачитывающего хабарнику суровый приговор, а не Вашим интимным полушёпотом за обещания обещать. Чтобы у нас появилась полиция, которая будет служить закону, а не телефонному звонку или оборотням в погонах. И чтобы там, где начинается полиция, заканчивался бы Беня. Какой Беня? Любой Беня!

Информация о материале

Опубликовано: 04 июля 2015

Обращєніє народного губєрнатора села Малиновка Словянського района Донецькой області Народной Республікі в ізгнанії отамана Грицька Григоровича Гриценка до його прівосходітільства прєзідєнта Російской Фєдєрації Владімір Владімирича Путєна

 

Глубоко уважаїмий Владімір Владімірович! Пише тобі от імєні усьой нашой Новоросії ідєйний і нєпокобилімий у взглядах своїх всєнародно ізбраний путьом поднятія руками вверх губєрнатор села Малиновка Грицько.

Дорогой Владімір Владімирич! В те сурове врємя, коли наші храбрі добровольци в одном строю з дружествєними чєчєнами, чукчами і другими бурятами во врємя законного одпуска самоотвєржено воюють за праве дєло незавісімості Новоросії, із пєрвопрєстольной краснокамєнной до нашого вуха ехом долєтають слова і мислі, які дуже нас обіжають, тривожать за нашу судьбу і, не побоюсь того слова, дєморалізірують наших рєбят.

Достовєрні інформаціонні істочнікі шокіровали нас новостью, шо наш до цих пор вєрний і нєжний друг, спонсор і, не побоюсь того слова, партньор Владімір Вольфич Жиріновський на глафном каналі твоєй, Владімір Владімірич, страни виразився, шо дєскать ми, борци за нєзавісімость вєлікой Новоросії, є нішо друге, як проект пєндосів по унічтоженію Росії.

Так скажи нам, дорогий Владімір Владімірович, невже ж раді цього воювали с фашизмом наши вєлікіє дєди? Чи хіба за то ми в законном, йопйогомать, одпуску проливали свою кров на свящєнні донєцкі тєрікони, ось уже год воюя з цими-таки самими пєндосами?

Владімір Владімирич! Ми всігда вірили і знали, шо война на востоці України гражданська. Но ми даже з лютого бодуна не в состоянії повірить, шо це гражданська война американців з американцями.

Болєє того, учітуя слова, шо ми, бачте, істощаєм Россію, ми сильно переживаєм, шо гуманітарні конвої з необходімими боєприпасамигуманітарними грузами стануть ходить чуть-чуть рєже, хотя і дуже надєємся, шо ці опасєнія неоправдані.

Но не смотря на горьку обіду, ми не берем цих слов на віру. Ми до послєдньго будем надіяться, що це тільки хитрий ход в інформационній війні протів Штатів, який немінуємо принесе нам скорєйшу побєду у нашій освободітєльній війні.

Дорогий Владімір Владімирич! Якшо тобі тільки не трудно, об'ясни нам, тьомним, суть цього хитрого хода. Вєдь завсєгда інтєрєсно, раді якої вєлікої целі можна нізашо назвать чєловєка пєндосом.

Но знай, шо це не трєбованіє, ібо як я, покорний раб Твій, можу требувать шось аж у Тебе. Це тіки просьба наша й рєбят із праздного тіки любопитства. Якшо ти не роз'ясниш цього сєкрєта, то ми все поймем, вєдь ми понімаєм, шо це, навєрно, дуже серйозна государствєна тайна, до якої нас врядлі підпустять. Якшо так, то прийдеться нам, дєйствітєльно, тільки вірить і ждать той вєлікой побєди, раді якой був предпринятий цей ловкій ход.

Но єсть у нас, Владімір Владімірич, вопрос і посєрйознєй. Другі, но нє мєнєє авторітєтні істочніки кажуть, шо ти сам лічно на Пітєрському економічному форумі виразився, шо українці і русскі – це один народ, обрічьонний на обще будущє. Так скажи нам, прєданим тобі людям, зачєм ми щас воюєм з бендеровськой хунтой, якшо в ітогє ми обрєчєні з ними на общє будущє? От хіба за таке будущє Бабай, зжавши зуби, терпів сєксуальне насіліє над своєй свободной лічностью? От хіба раді того контузило бувшого народного губєрнатора Губарєва і ранило в ногу теперішнього народного губєрнатора Захарчєнка? Та нє!

І вобщє, смієм замітить тобі, уважаємий Владімір Владімірович, шо хіба в нашого донєцького народа може буть шось общє з русским народом, якшо у нього, бачте, обще будуще з хохлами? Вже не знаю, як там луганчани, но ми на общє будущє з украми пристать не согласні.

Болєє того, ріскньом поділиться з тобою лічним наблюдєнієм. За врємя войни ми бачили багато українців з разних мєст, даже з Западной, і понятно, шо бачили ми і русских добровольців, шо воювали з нами плєчом к плєчу, от напрімєр я дуже запомнив своїх бойових товаріщєй Зураба Ісламбєкова і Сонголика Тунгусова. Так от даже чисто внєшнє рускі на хохлів похожі мало. А того ми, при всьому уваженії до тебе, Владімір Владімірович, ріскнем прєдположить, шо рускі і українці – це всьо таки разні народи.

А якшо даже в українців і русских, не смотря на це, возможне якесь обжче будуще, то ми б таки хотіли знать, які ж ти пєрспєктіви обрисовуєш для донєцького і луганського народа. Такшо ми, Владімір Владімірич, дуже надіємся в бліжайшому врємєні получить хоть якесь твоє відєньєє нашого будущого. Бо серед рєбят уже чорною гадюкою ползає слушок, шо, дєскать, нам, як казав наш лєгєндарний главнокомандующий Попандопуло Всеволодович Гіркін-Стрєлков, полна п*зда. А потому убідітєльно просимо во ізбєжаніє бунтів, скандалів і других непорзумєній з отвєтом не задержувать і передавать його бистріше со слєдующим гуманітарним конвоєм ілі з якоюсь воєнною частю одпускніков.

Надіємся на дальнєйшу помощь і сотруднічєство.

З глубоким уваженієм і почитанієм, вєчно ваш, народний, хоть і в ізгнанії, губєрнатор Малинівки Грицько Григорович Гриценко.

Информация о материале

Опубликовано: 04 июля 2015

Если вы помните, в советской школе была такая штука – УПК, учебно-производственный комбинат. Сейчас УПК, говорят, тоже существует. Но все это как-то несерьезно. А раньше было очень серьезно. Сначала были уроки труда, потом – УПК. После окончания УПК школьник получал рабочую профессию. Я, например, столяр. Мною собственноручно изготовлено семь кривых школьных указок, три фанерных кособоких чемоданчика и две табуретки, на которых лучше не сидеть.

Практику УПК мы проходили на заводе. Напрочь забыл, какой это был завод. Помню, что там были слесарные цеха и столярные.

Мне нравилось работать на заводе.

На работу – к восьми.

Колючие синие зимние сумерки. Несколько остановок на улыбчивом круглоглазом трамвае. Трамвай то и дело цокает, словно бьет копытцем. В трамвае тесно. Пахнет, так сказать, человечеством. Кто-то лук вчера ел. Кто-то - рыбу. Очень интересно определять, что вчера ели и пили люди. Я безошибочно отличаю, скажем, вчерашний чеснок от вчерашнего лука или портвейный перегар от пиво-водочного. Я же советский человек.

Все передают трехкопеечные монетки и – обратно – билетики. «Передайте, пожалуйста!» «Товарищи, кто передавал?» «Ваш билетик, женщина?»

А на билетиках – цифры. А комбинация из цифр может быть счастливой. Кроме того, очень важно, какой тебе передадут билет – с кусочком следующего или, наоборот, обрубленный. Если с кусочком – это «зэка», а если покоцанный – «чухня».

А вон у тетьки помада шире губ намазана. Дура, думает красиво.

А вон у дядьки очки посередине замотаны изолентой. И на беретке у него кака голубиная. Красивая, как зефир. Обчухали – обтекай.

А вон бабка усатая. На Гитлера в платочке похожа. Старуха-гитлерюха.

В пятнадцать лет все это жуть как интересно.

Особенно интересно, когда контролерша. Все контролерши обязательно сердитые. За это их надо проучить.

Сначала, когда она до тебя доберется и скажет «ваш билет», надо сделать вид, что ты ее не услышал. Тут она уже начинает сердиться и говорит, переходя на «ты» - «билет покажи!» Здесь надо как бы испугаться и начать в панике шарить по карманам. Это для того, чтобы она подумала, что билета у тебя нет и это ты так, просто тянешь время. «Ну что, нет билета?!» Ты молча шаришь по карманам. Можно хитро улыбнуться для подзадоривания. «Так, побыстрее!..» Шарим. «Так, нет билета? Ну-ка на выход!» Шарим. «Я кому сказала?! Выходим!» Ори-ори! Дура! А мы еще пошарим. «Так, выходи, быстро!» Трамвай несколько раз цокает подковкой, словно смеется. У пассажиров рядом, как правило, две реакции: или никакая, или улыбка. Контролерша уже хватает тебя за локоть. Ты вырываешься. Она опять хватает. Ты делаешь плаксивое лицо и хнычешь: «Тетенька, за что вы меня лапите?» «Ах ты!..» Контролерша вся красная, злая. Аж трясется.

И тут ты вынимаешь билет из кармана и подносишь его ей под нос и широко-широко улыбаешься. Желательно – улыбкой полного придурка. Тетьку всю прямо перекашивает. А ты отворачиваешься, смотришь как ни в чем не бывало в окно и насвистываешь «Взвейтесь кострами».

А что она сделает? Может, прошипит: «Паразит!» А ты ей: «…ка». Может, крикнет: «Вот гаденыш!» А ты ей голосом учительницы русского языка, гордо, глядя вполоборота и с гневной сталью в голосе: «Как вам не стыдно, женщина! Потрудитесь подбирать выражения!» И все вокруг или укоризненно качают головой или смеются. Очень хорошо.

Мальчишки – народ вредный. И изобретательный.

После трамвая – уже по разреженным голубым сумеркам пять минут вдоль бетонного забора. На заборе красными буквами в человеческий рост: «Решения XXV съезда КПСС – в жизнь!» Под «XXV» синим мелом: «Галка - хабалка». Под «КПСС» тем же мелом довольно профессионально нарисована томно лежащая голая тетка с распущенными волосами и угрожающе огромными грудью и попой. И надпись: «Эта ночь со мной навеки».

Что-то такое смутное, ужасно-прекрасное горячей змейкой проносится в подростковой душе и тут же растворяется в морозном воздухе. И опять – нормальная, пацанско-шпанская мысль: «дура сисепопая».

Вон они, ворота завода. Еще минуту по заводской территории. Кругом какие-то гигантские канистры, конструкции из арматуры, похожие на скелеты доисторических животных. Здание из красного выщербленного кирпича. Вход.

Я иду через просыпающиеся цеха. Груды то металлической, то древесной стружки. Металл пахнет сладко, почти как мороженая вишня. А дерево – сухо и чуть пряно. Чем-то похоже на ваниль. Замечательный запах.

Захожу в мой цех.

Нашим, так сказать, наставником был некто Евгений Иванович Сидоров, мужчина лет шестидесяти. Мастер.

Евгения Ивановича все на заводе называли Штирлицем. Потому что он действительно был ужасно похож на артиста Вячеслава Тихонова. Даже голос похож. И манеры. Абсолютно аристократические черты лица, выразительный взгляд, полное самообладание. При этом Евгений Иванович был совершенно простым работягой и нормальным алкашом.

Выпивка ему никак не мешала. Дневная норма, как почти у всех рабочих, - «литрушечка». То есть литр водки в день. Врастяжку. С самого утра до вечерних «подподушечных» ста граммов.

Нас, подшефных, у «дяди Жени», Штирлица, было трое: Тюря (Федька Тюрин), Торгаш (Сашка Купцов) и я, иногда, если с хорошим расположением, «Люстра», иногда, если со злобой, - Кастратов, потому что, как известно, «председатель всех кастратов – это Вовка …»

В основном мы занимались тем, что убирали стружку. Реже - «тачали» кривые указки, кособокие чемоданчики и опасные табуретки.

У Штирлица было еще одно качество, которое прославило его на весь завод и на на весь район.

Штирлиц каждый день что-нибудь с завода выносил. Тогда это называлось, если помните, «несун».

Проработал он на заводе сорок лет и все сорок лет каждый день обязательно что-нибудь выносил.

Сидим мы, помню, в курилке. Штирлиц курит.

- Дядь Жень, а вы правда каждый день с завода что-нибудь выносите? – спрашивает его Тюря.

- Кажинный день, - отвечает дядя Женя, задумчиво и мудро, затягиваясь, точно как полковник Исаев.

- Все сорок лет? – это я.

- Обвязательно. Чтоб день к псам пропал – ни боже мой. Грех.

- Это сорок на триста шестьдесят пять, - задумывается Торгаш. – Это сколько ж будет?

- В аккурат так. Вы арихметики – вы и считайте.

Я достаю тетрадку и ручку, считаю столбиком, объявляю:

- Четырнадцать тысяч шестьсот дней.

- Выходные скинь, - говорит Штирлиц.

- А сколько в году выходных? – спрашивает Торгаш.

- Считай восемь в месяц, - мудро затягивается Штирлиц. – Для округлости.

Я считаю:

- Девяносто шесть в год. Это будет… Три тысячи восемьсот сорок.

- Вот и скидай их.

- Так… Десять тысяч семьсот шестьдесят.

Да еще отпускаА скидай. По двадцать восемь дён в году.

- Выходит: девять тысяч шестьсот сорок.

- Так. А, к примеру назвать, лисокосные?

- Чего?

- Лисокосные-то годы. Их наплюсИ.

- А! Високосные… Так… Раз в четыре года. Плюс десять дней.

- Не густо. И один раз еще любитенил. Я на почве этого дела, - он приложил указательный палец к горлу, - в одна тысяча семьдесят первом годе сел по пьяни в поезд и уехал в этот… как его?.. где баб много.

- ?

- Город невест-то…

- Иваново?

- Вот. Разбередился водярой и поехал ткачихам помогать. Скучно им там. Бабье царство. Они меня там как Боярского приняли. Пять дней с ткачихами отжарил – и назад. Наткал им там… Ну, врачиха мне наша заводская, Параскевья Пална, за десятку любитень выписала, сошло. Так что еще минус пять. Сколько на круг-то?

- Девять тысяч шестьсот сорок пять.

- Думал больше. Да еще праздники не считали. До десяти тысяч не дотянул. Ну, еще время есть, до пенсии.

- А что вы с завода обычно выносите? – спросил Тюря.

- Когда что. Болты, гайки, струмент, мало ли.

- Дядь Жень, - тихо говорит Торгаш.

- Чего тебе, сопля?

- Так ведь это так… нехорошо. Воровать-то.

- От ты какой партком месткомыч! «Нехорошо»… Кто ворует-то? Ворует вор. А я ношу. Лежит, к примеру назвать, болт. Он чейный?

- Государственный, - говорю я.

- О! А государство – это кто?

- Ну, все мы.

- О! А я – не мы? Мы. Значит, болт мой.

- А я? – спрашивает Торгаш.

- Что «я»?

- Ну, может, я тоже болт хочу.

- А кто тебе его не дает? Бери. Вон их сколько. Лежат, ржавятся. У меня, к примеру назвать, сердце накрозь кровянится глядеть, как болты ржавятся. Я их, можно назвать, спасаю. Мне медаль надо дать… «За спасение болтов». У меня они дома все в баночках, в маслице. Как сардинки. Лежат – улыбаются. Спасибо тебе, говорят, Евгений Иванович, за твою доброту. Я ж у них как твой Макаренко у беспризорников. Они, болтики мои, у меня, если надо, сто лет пролежат. А тут, у государства, три года – и не болт, а головёшка. Зайдет ко мне сусед – Сергей Фёдорыч - и скажет: а дай-ка ты мне, Иваныч, болта;. Я ему: бери, сусед. Стакан налей – и бери. Зайдет другой сусед, Петр Геннадич: дай гайку. Я: бери. Обстакань меня –и твоя гайка. У Федорыча болт, у Геннадича – гайка, у меня – два стакана;. Где тут воровство? Одна благодать. Коммунизьм. А какой главный девиз у коммунизьма? От каждого по болту, каждому по стакану;. Ко мне весь дом со стакана;ми ходит, звенит. У меня цельный день колокольный звон, благовест от суседских стакано;в. У меня и сверло, и наждак, и отвертка, и клей, и пила. Рай…

- Это, дядь Жень, не коммунизм, а капитализм называется, - говорит Тюря.

- Ишь ты, Маркс какой! Иди подгузник просуши, Ленин. «Капитализьм». Капитализьм – это что? Это когда деньги. Деньга – всему зло. Он нее человек свинеет. А где тут у меня деньги? У меня их отроду не было. Мне они – в нуль не нужны. Я их глубоко презираю, эти фантики империализьма. Я зарплату Маньке, бабе моей, отдал – и забыл про нее, пережиток прошлого. Мне и закусь суседи приносят. У меня строго: ежели несешь мне стакан, накрой его бутенсбродом. И водка не заветрится, и есть, чем кишку замаслить. У меня в воскресенье, к примеру назвать, весь стол в подзакусных стаканАх. Стоят, как грибы. Смотреть любо-дорого. Я водочку, которую за воскресенье не осилил, в баклажку солью, бутенсброды сдвою – и в «Вечерку» заверну. Потом все это – в пОртфель. А утром – на завод. За день, к примеру назвать, я баклажку с закусью освою, а в пОртфель покладу какой там выйдет рашпиль или напильник. И вынесу. Всё взаимно. Все симметрично. Порядок, как на плацу.

- Я понял! – сказал Торгаш. – Мы это на истории проходили. Это называется натуральный обмен. Так при феодализме бывает.

- Вот тебе еще лучше. Феодализьм. Чему вас там, молодежь голозадую, учат? Ты еще рабство приплети. Феодализьм – это что? Это когда крепостное право. Так? Одни – дворяны-барины, другие – ихные батраки. Одни богатые, все в шелку и по-французски, а другие – бедные в рванье и им, богатым, оброк плотють. Порют их еще богатые на конюшне. А кто у нас тут дворян-батрак? Кто богатый-бедный? Кто кого на конюшне по-французски порет? Все у нас равны и рады. Коммунизьм как есть. И я его один, как это?.. в отдельно взятом портфеле и построил. Всё. Хватит умничать. Кыш мести стружку.

У Штирлица был действительно большой дерматиновый серый портфель, который всегда аккуратно стоял в углу в курилке. Через каждые час-полтора Евгений Иванович подходил к нему, отпивал из литровой стальной баклаги-манерки (которую, «к примеру назвать», он тоже когда-то откуда-то «вынес»), закусывал и курил. А за пару часов до ухода клал в портфель что-нибудь свое, «несунское», и шел домой.

Однажды мы решили подшутить над Штирлицем. Мальчишки – народ вредный. И изобретательный.

Мы подглядели (в курилке было узкое длинное окошко), что он на этот раз положил в портфель моток бечевки.

Ну, положил, допил баклажку, закусил, покурил. Ушел. А мы заранее нашли в одном из цехов бесхозную железную болванку, килограммов на двадцать, не меньше.

Мы втроем, пыхтя и отдуваясь, притащили болванку в курилку. Вынули из портфеля бечевку и положили болванку в портфель вместо нее.

Выбежали из курилки, прильнули к окошку и стали ждать.

И вот Штирлиц, уже хороший, в конце рабочего дня подошел к портфелю и хотел его поднять. Он тянет – портфель стоит. Мы тихо хихикаем.

Штирлиц подумал-подумал и опять стал поднимать портфель. Тот ни с места. Мы давимся от смеха. Штирлиц открыл портфель и долго-долго, покачиваясь, смотрел на болванку.

Мы, изнемогая, хрюкаем.

И тут Штирлиц решительно закрыл портфель, крякнув, поднял его за дно, прижал к груди – и понес. Как радистка Кэт двух младенцев.

А вслед ему из окошка смотрели шесть широко разинутых глаз. И три распахнутых рта.

И сейчас, вспоминая этот эпизод из моей далекой советской юности, я понимаю, что русский народ действительно непобедим.

Я не сказал, что русский народ «хороший». Я сказал – «непобедим».

И это вполне серьезно. Даже более чем.

Информация о материале

Опубликовано: 27 июня 2015