Статьи

Обычно я не гоняюсь по улицам за незнакомыми людьми, крича им вслед, однако в тот день у меня была уважительная причина. Человек, которого я пыталась догнать, убегал с моим любимым кошельком — клатчем из розовой плетёной кожи.

Дело было на Привокзальной площади Днепра, время — около часа дня. Несмотря на мои отчаянные крики: «Держи вора!», никто из многочисленных прохожих даже не попытался остановить беглеца, и он беспрепятственно скрылся за углом. Вернувшись на площадь, я набрала 102.

Пожалуй, единственный плюс этого неприятного происшествия в том, что у меня появилась возможность протестировать работу недавно реформированных органов охраны правопорядка. Методы полицейских меня удивили.

По остывшим следам

Итак, я позвонила в полицию. Человек на том конце провода обстоятельно расспрашивал, как выглядел грабитель, будто я могла за пару секунд хорошенько его рассмотреть. Диспетчер интересовался, почему я вообще оказалась возле вокзала, попросил точно указать место совершения грабежа, продиктовать имя и адрес. Разговор длился довольно долго, я уж было подумала, что с формальностями покончено и полиция сейчас же кинется разыскивать грабителя, но ошиблась: на одни и те же вопросы мне предстояло отвечать следующие три часа.

Вскоре мне сообщили, что экипаж патрульной службы Национальной полиции ждёт на площади. На расспросы о случившемся, дублирующие предыдущий диалог с диспетчером, ушло десять минут. Действия, последовавшие за этим, наверное, формально можно назвать поисками грабителя по горячим следам, хотя логика подсказывает, что они вряд ли могли привести к его поимке. Меня посадили на заднее сидение патрульной машины и предложили внимательно разглядывать прохожих, пока автомобиль объезжал подворотни, находящиеся неподалёку от железнодорожного вокзала. Видимо, по логике полицейских преступник должен был оставаться поблизости и ждать, когда за ним приедут.

Безрезультатно совершив «круг почёта», мы вернулись к пятачку, на котором меня ограбили. Из соседнего киоска вышла продавщица. Похоже, ей наскучило весь день сидеть в тесной будочке, поэтому она говорила без умолку. Грабителя женщина не видела, но кое-что полезное всё-таки сообщила: место, где произошёл грабёж, находится в поле обзора камеры видеонаблюдения. К моему удивлению, просмотреть видео патрульные не захотели, хотя нужный эпизод найти было бы нетрудно — я знала точное время происшествия. От моих просьб просмотреть видео блюстители порядка отмахнулись, сказав, что это не их задача.

Вместо ответа на мой вопрос о том, что они теперь собираются делать, полицейские поинтересовались, намерена ли я писать заявление сейчас или потом. Услышав: «Конечно, сейчас!», они удивлённо переглянулись. Как я поняла позже, обычно в таких случаях заявления вообще не оставляют, ведь пострадавшим объясняют, что если преступника не задержали сразу, скорее всего, доказать его вину не получится и уж точно никто не вернёт украденное имущество. Мысленно простившись со своим клатчем, деньгами, банковскими картами и документами, которые в нём хранились, я всё-таки решила, что правоохранительные органы должны хотя бы попытаться найти грабителя. Без моего заявления у них попросту не было бы оснований для начала следствия.

Удивительно, но возможность поймать преступника представилась сразу же. Когда патрульная машина везла меня от вокзала к отделу МВД для оформления заявления, на телефон пришло сообщение. Банк извещал о попытке снять деньги с моей карты, пин-код преступник не угадал, поэтому операция была отклонена. Но главное — в СMС значился адрес банкомата, возле которого в этот самый момент находился грабитель: бульвар Титова, 25. Я тут же показала сообщение патрульным в полной уверенности, что они отправятся ловить злоумышленника. Этого не произошло. Девушка поднесла к губам рацию и произнесла: «Шестая рота, о грабеже слышали? Поступила информация, что грабитель сейчас пытается снять деньги с карточки в банкомате по адресу Титова, 25. Это ваш район». Ответа не последовало.

«Они морозятся»

Следующие несколько минут мы ехали молча. В тишине раздавались только сигналы моего телефона: неизвестный не терял надежды подчистить мои счета — в доставшемся ему кошельке было много карточек разных банков. С каждой из них он пытался снять деньги до тех пор, пока её не блокировали из-за неверного ввода пин-кода. Грабитель даже не потрудился сменить локацию, во всех сообщениях был указан один и тот же адрес терминала. «Ну почему никто за ним не поехал?» — чуть не плакала я, обращаясь к патрульным. Они только пожимали плечами: «Мы передали сообщение шестой роте, вы же сами слышали. Но они морозятся».

Судя по сообщениям, грабитель продолжал терзать банкомат. Всё ещё не веря, что никто не попробует его задержать, я взмолилась: «А давайте мы съездим на Титова, 25! Ну, пожалуйста!» После этих слов оба патрульных обернулись и посмотрели на меня с таким видом, будто я произнесла нечто крамольное. Идею съездить в район, где работает другое подразделение, сочли абсурдной. А мне абсурдным казалось то, что полиция игнорирует возможность взять грабителя с поличным.

Выходя из машины у дверей отдела полиции, я задала полицейским ещё один странный с их точки зрения вопрос: могут ли меня подвезти до места, где я остановилась в Днепре, ведь у меня украли всё до копейки. «У вас же есть телефон. Позвоните кому-нибудь из родственников или знакомых, пусть за вами приедут», — предложили мне. Я принялась объяснять, что живу в Киеве, в Днепр приехала только сегодня и обратиться за помощью в этом городе решительно не к кому. На полицейских мои аргументы впечатления не произвели, зато привлекли внимание незнакомки, заходившей в райотдел одновременно со мной. Интеллигентного вида женщина лет сорока, чью машину обокрали на стоянке, выслушала историю о вокзальном грабеже, прониклась сочувствием и положила в мой карман хрустящую купюру. Запротестовав, я попыталась вернуть ей деньги, но сердобольная незнакомка ответила, что отказываться неразумно, потому что помощи от полиции я вряд ли дождусь, а добираться домой без денег — тот ещё квест.

Моральная поддержка

В вестибюле отдела МВД ожидали приёма шесть человек. Трое из них пришли забирать изъятые по разным причинам водительские удостоверения, один занимался восстановлением утерянного паспорта, двоих обокрали. Товарищи по несчастью обсуждали, стоит ли вообще писать заявления, если шансы вернуть украденное близки к нулю. Я пыталась возразить, что без наших заявлений у полиции связаны руки, а если преступников не ловить, город погрязнет в воровстве и грабежах. «Вы правда верите в то, что кто-то станет их разыскивать?» — спросили меня. Я хотела было ответить утвердительно, но вспомнила, как полицейские отреагировали на уведомления от банков, и промолчала.

— Я сообщила патрульным адрес банкомата, в котором грабитель в тот самый момент пытался снять деньги. Почему никто не съездил туда, чтобы его задержать? — возмущалась я, переступив порог кабинета следственного отдела.

— Понимаете, когда патрульная служба только появилась, у неё было полно машин, экипажи немедленно проверяли каждое сообщение. Теперь экипажей гораздо меньше, они с трудом успевают ездить по вызовам, — ответила мне с вежливой улыбкой худощавая блондинка. — Скорее всего, в момент, когда вы получили сообщение из банка, все патрульные в том районе были заняты. Наверное, позже кто-то из полиции всё-таки туда приехал, но вашего грабителя уже не застал.

Следственный отдел МВД оказался совершенно не похожим на то, каким я его себе представляла. В уютном кабинете с удобным диванчиком и ухоженными комнатными растениями сидели четыре симпатичные девушки. Они были разговорчивы и милы, улыбались, утешали меня, предлагали выпить чаю или кофе. Убеждали, что ничего страшного не произошло: ну, подумаешь, лишилась кошелька с кем не бывает.

— Вот у меня как-то раз вытащили кошелёк в маршрутке, — рассказывала одна из них, — так я даже заявление писать не стала. Смысла нет. Если сразу не взяли с поличным, то даже если вора найдут, доказать его вину вряд ли удастся.

— Хотите сказать, я зря сюда пришла?

— Ну почему, не зря. Мы сейчас составим заявление и запишем ваши показания. Все материалы передадут следователю, и он займётся поисками. Для начала давайте заполним анкету. Кем вы работаете?

— Я журналист.

Девушки разом замолчали. Когда я сообщила, что пишу для столичного журнала, молчание стало напряжённым. Одна из девушек немедленно кому-то позвонила:

— Это следствие. Пришлите поскорее опера, у нас тут ограблен журналист.

У меня мелькнула мысль: сообщи я патрульным, где работаю, может, и они не отказались бы съездить за моим грабителем в другой район.

Чья земля?

Оперуполномоченный пришёл довольно быстро. Выслушав мои показания, он заключил, что, скорее всего, человек, убежавший с моим кошельком, был не грабителем, а карманником. Увидел меня у банкомата, решил, что я снимаю крупную сумму, хотел совершить кражу тихо, чтобы я ничего не заметила, но сплоховал и «раскрылся». Мне показали фотографии нескольких карманных воров, один из них даже показался похожим. Я рассматривала его лицо, когда на мой телефон поступил звонок с незнакомого номера.

— Здравствуйте, это из полиции. Где вы находитесь? — услышала я немолодой хрипловатый мужской голос.

— Вот как раз в полиции и нахожусь.

— Как это? Как вы туда попали?

— Патрульные привезли. А вы точно полицейский? Странные вопросы задаёте.

Мне хотелось узнать, что скажут о звонившем сотрудники следственного отдела, поэтому я включила динамик и следующую фразу слышали уже все присутствовавшие.

— Я майор полиции. А в каком вы отделении, по какому адресу?

Сидевший напротив меня опер почему-то занервничал, потребовал положить трубку:

— Это потеря времени. Мы вообще не знаем, кто это звонит.

— Если не знаем, давайте выясним, — не соглашалась я. — Вам самому не интересно, кто это может быть?

Ему было неинтересно. Пришлось передать трубку одной из девушек и попросить разобраться, что нужно этому загадочному типу. Оказалось, звонил сотрудник линейного отделения полиции — того, что расследует преступления, совершённые на территории вокзала. Он очень подробно расспрашивал, где именно у меня вырвали кошелёк, но не для того, чтобы осмотреть место, запросить записи камер слежения или выяснить, кто из вокзальных воришек облюбовал этот пятачок. Интересовало его, по сути, одно: относится ли происшествие к юрисдикции его отделения. Выяснив, что не относится, он потерял к делу всякий интерес.

Принцип территориальной принадлежности сам по себе, может, и не плох, но формальный подход доводит его до абсурда. Несколько дней спустя, перед отъездом из Днепра, я случайно познакомилась в банке с молодой женщиной, побывавшей в похожей ситуации, только ей не повезло ещё больше. Её кошелёк и телефон украли в маршрутке, следовавшей через несколько районов города. Поскольку она не могла с уверенностью сказать, где именно произошла кража, ни один райотдел не признавал дело своим.

Вор воспользовался телефоном женщины, чтобы сменить пин-код на карте и опустошить счёт. При мне она пыталась выяснить у банковского персонала, как получить доступ к записям камеры слежения, установленной у банкомата, где снимали деньги с её карты. Похоже, не надеясь на полицию, женщина решила искать преступника самостоятельно. Не самое разумное решение. Даже если каким-то чудом вор найдётся, без участия правоохранительных органов  к ответу его не призвать. Поэтому и мне остаётся только надеяться, что однажды позвонят из Днепра и пригласят на опознание грабителя.

Время грабежей

Фокус предложил правоохранительным органам Днепропетровской области изложить официальную точку зрения на описанное происшествие. В ответе на запрос мы получили краткий экскурс в общие положения о работе Нацполиции и патрульной службы с множеством ссылок на законы и подзаконные акты. К примеру, нам напомнили, что «каждый имеет право в любое время обратиться за помощью к полиции», а также сообщили, что «порядок и частота поездок экипажей патрульной полиции по отдельным улицам определяется с учётом криминогенной обстановки, интересов граждан и других факторов». На вопрос, почему патрульные не отправились арестовывать грабителя, так и не ответили.

Неофициально нам объяснили, что экипажи патрульной службы хоть и привязаны к определённому участку, вольны действовать в любом районе города. Однако в целях экономии времени в подобных ситуациях патрульным рекомендуют выйти в общий эфир, чтобы известить коллег, дежурящих поблизости: так будет больше шансов задержать грабителя. Эта рекомендация имеет смысл только в том случае, если какой-то экипаж принял сообщение.

Один из сотрудников пресс-службы сообщил, что в тёплое время года полиция Днепра еженедельно получает в среднем семь обращений о грабежах, зимой их меньше.

Информация о материале

Опубликовано: 14 мая 2018

Мы часто сетуем на свое цивилизационное отставание от Центральной Европы. Это такой отличный приемчик для оправдания собственной лени и невежества. Мол, у них там в европах все болезни роста прошли окончательно и бесповоротно лет четыреста назад (на самом деле нет). А теперь потомки грозных завоевателей и дерзких пассионариев, нынче зажиточные и достопочтенные буржуа поучают нас, в какой руке держать нож, а в какой — гранату?

О причинах, по которым Украина бездарно, в отличие от своих сокамерников по Восточному блоку, растратила четверть века, написаны уже десятки книг, одна другой правдивее. Только эта горькая правда еще никому не помогла.

Дело в том, что, как любая правда, она не абсолютна. Страна — гораздо более сложное явление, чем государство. Поэтому попытки любых государственных деятелей подмять под себя всю страну, вместо того чтобы выполнять свои прямые чиновничьи обязанности, в истории любой нации заканчивались плохо для этих самых чиновников. При этом политические катаклизмы, даже самые жуткие, в первую очередь затрагивали лишь ту часть граждан, которые так или иначе отождествляли себя с государством. Ту часть, что сейчас называется модным словосочетанием «гражданское общество».

А тем временем внутри молодого и нервно развивающегося светского украинского государства у нас давно существует другое государство. Не в пример авторитетнее, прочнее и успешнее. Назовем его теократическим или клерикальным.

Многовековая система социальных отношений, кодифицированная в религиозных культах, с ее колоссальным запасом прочности, человеческим (и прочим) ресурсом достаточно автономно существует в любой стране. В зависимости от того, насколько население конкретной страны равнодушно к культам вообще, этот эгрегор (не подберу другого слова) количественно больше или меньше.

В ситуации Украины он огромен. О специфике украинской религиозности поговорим ниже, а пока отмечу, что конфессионная Украина не в пример прочнее и влиятельнее своей светской оболочки.

Сравнение будет понятнее, если мы посмотрим на существующие конфессии как на политические партии, очень-очень долго и эффективно обеспечивающие запросы своих избирателей. Не говоря уже об интересах собственного партийного руководства.

Сравнения будут условны и не претендуют на политологическую тождественность, поскольку речь будет идти о человеческом поведении. При чтении крайне желательно иметь чувство юмора и отсутствие ортодоксальной упоротости в любой деноминации.

Православие в виде Московского патриархата — это, безусловно, КПСС.

Именно образца «дедывоевали». С равнением на Кремль, «генеральным секретарем» и «политбюро», жесткой дисциплиной, огромными деньгами, международной медиаимперией и веской военно-бандитской поддержкой быстрого реагирования.

Из-за своей огромности там, как и в КПСС, тоже состоит изрядное количество людей порядочных, но подчиненных прежде всего своей корпоративной этике.

Как в любой непомерно разросшейся партийной структуре, там возникли и существуют свои крайности, очертившие широкий спектр еретических разночтений — от православного «талибано-джихада» до вполне здравомыслящих конструктивистов.

Православие Киевского патриархата — это такая «демократическая платформа в КПСС» (было такое явление в последние годы СССР). Обстоятельства возникновения патриархата и его открытость к внешним коммуникациям это подтверждает.

На текущий момент это уже даже «Народный Рух Украины», который и был порожден именно этой самой «Демплатформой» ради «перестройки». Но потом все пошло не так.

Созданный со всей искренней поспешностью, с благими намерениями (да и не без карьерных личных мотивов), этот клерикально-патриотический проект уткнулся в неизбежную развилку выбора. Между предписанной законами Церкви правопреемственностью и социальными запросами верующих.

Римо-католики и УГКЦ — это как бы демократы в западном смысле этого слова. Только первые — это такие почтенные лейбористы, со своей сложной историей, а УГКЦ — как Демократическая партия США.

Протестанты — это либералы. С их широтой взглядов, упрощением бюрократических процедур, современным взглядом на жизнь и высокой социальной динамикой.

Это политические структуры, которые больше на слуху, со своей очень понятной идеологией и отчетливым, более вменяемым и поэтому не таким массовым электоратом.

Сейчас снова напоминаю про необходимость чувства юмора. Потому что иудеев и мусульман в своей политической проекции я бы одинаково отнес к консерваторам.

Обе эти религии имеют очень детализированный свод социально-бытовых предписаний. Которые, в отличие от других религий, действительно и всерьез выполняются их последователями. У меня есть смутное подозрение, что антисемитизм и исламофобия на бытовом уровне происходят как раз от раздражения серьезностью отношения к религиозной практике: да ладно, вы что, серьезно? Это что же, получается, вы — настоящие, а мы — так себе? Ну и дальше уже начинаются нехорошие экспромты.

У этих двух религий в практике меньше всего самообмана и очень много консервативного (иногда ультраконсервативного) практицизма.

 Каждый, разумеется, может предложить свою шкалу или дополнения. Как в религиозной, так и в светской жизни Украины также существует множество политических кружков, либо конкурирующих с главными игроками, либо ни на что не влияющих.

Вернемся к началу разговора. Все вышеперечисленные организации со своей испытанной временем идеологией являются мощными социальными институтами, поскольку эффективно задают нормативные рамки поведения, которые в принципе не оспариваются, хоть и не особо выполняются. Зависит, разумеется, от структуры.

Светское государство, согласно Конституции, демонстрирует, что оно главное, а все религии — внутри и отделены от него. Такая вот неевклидова геометрия.

Потому что если посмотреть не предвзято, то Украина как светское социальное явление находится именно внутри этого многовекового и очень устойчивого клерикального государства, которое является его скелетом. Где все его политические партии давно выработали процедуры диалога и согласия, решения споров, конфликтов и даже этнических различий. Вот реальные основы ее невероятной устойчивости, которым так удивляются светские политики.

Еще раз: дело не в особой религиозности граждан Украины и, смею полагать, даже не в их молитвах, а в мощном многовековом каркасе различных конфессий, при любых кризисах так или иначе выполняющем функцию упорядочивания, стабилизации и социальной помощи.

Например, открытие ворот Михайловского монастыря для прибежища гонимых «Беркутом» — совершенно средневековое и поэтому высокоэффективное действо, одномоментно изменившее отношение к религии у тысяч людей к лучшему. (Было и есть множество подобных, ответственных поступков в эти трудные годы у представителей других религий и конфессий, я просто вспомнил это, как потрясенный очевидец).

В итоге религиозное государство «Украина» снисходительно смотрит на светское государство «Украина» и периодически намекает, что никакого украинского Ататюрка оно не потерпит. А если власть будет играть по правилам, то их собственный электорат может власть и поддержать.

Вот это и есть самая настоящая коалиция, а не то, что вы до сих пор думали в телевизоре.

Никак не обойтись здесь без оценки хода президента насчет томоса, единой поместной церкви и прочего. Ход, безусловно, технически очень сильный.

А то, что его реалистичность примерно равна вступлению в ЕС и НАТО (зрада и перемога могут это оценить, как им удобно), не имеет никакого значения. Противники стали еще более противными, сторонники приосанились, медиа получили тему для многозначительных умствований.

Поскольку у власти не получается (да и по ряду факторов уже не получится) создать некую единую объединяющую национально-партийную идеологию, то хотя бы продемонстрировать альянс с древними и более реальными политическими силами — это неплохой вариант.

Есть одно «но». Касается это т.н. религиозности наших сограждан. То есть речь о трех совершенно различных явлениях — вере, религии и церкви. Вера есть базовая потребность человека, религия — универсальная система социальной кодификации, церковь — просто бюрократический аппарат, действующий от имени веры и религии. Поэтому бюрократическим аппаратам во все времена было проще договориться друг с другом напрямую.

Есть люди «воцерковленные», т.е. действительно практикующие свою религию в личном быту и в религиозной общине, согласно принятым у них правилам. В отличие от «верующих», которые в целом согласны с предлагаемым им мировоззрением, но на практике выполнять его предписания вовсе не спешат. Таких огромное большинство.

Более того, варварское смешение местных обычаев, суеверий и предрассудков, в сочетании с акционизмом «партсекретаря» местной церковной партии по особенным дням календаря, выдаваемое за религиозную веру, вовсе не вынуждает людей как-то меняться к лучшему. Это потакание их пищевым и алкогольным привычкам в ритме сельскохозяйственного цикла, не более того.

Но заблуждением было бы считать, что на светские, в том числе политические предпочтения этих людей как-то повлияют заявления о процедурах, в которых и сами заявители не очень разбираются. В Украине растет политический атеизм в том смысле, что в политиков уже перестают массово верить, как в высших существ, творящих чудеса. И это обстоятельство укрепляет общую религиозность, которая проявляется в совокупности тех самых разных причудливых форм. Но также эта религиозность включает и конвенциональные, церковные.

Это означает, что роль церквей как политических институтов, вне зависимости от того, хотят ли они сами этого или нет, будет возрастать. Удельный вес клира — тоже. Да, их отношение к политической светской Украине, нравится нам это или нет, также будет иметь возрастающее влияние на общие процессы. Но оседлать эту духовную темную лошадку никому из светских ковбоев не удастся. А очень хочется.

В странах, которые мы называем цивилизованными, церковь действительно отделена от государства, но не отторгнута. Дистанция удобного симбиоза приносит пользу тем, кто столетия и тысячелетия назад действительно люто враждовал.

Украинская ситуация «отделения» превратила церкви в более или менее цивилизованные офшоры внутри страны, позволяющие светской власти пользоваться офшорами внешними, вот и весь симбиоз. Когда-то это средневековая лафа закончится. А к мечтающим о новом Ататюрке, возможно, придет новый Лютер. К кому-то — новый Джироламо Савонарола. А к кому-то — и Игнатий Лойола.

Информация о материале

Опубликовано: 14 мая 2018