Статьи

И как отметил в свое время американский исследователь Стивен Ландсбург, поведение этой среды описывается всего в четырех словах: «Люди реагируют на стимулы». Это считается на сегодня самым коротким определением экономической науки.

У нас же в качестве последней надежды в не слишком приглядной экономической ситуации бизнесу совершенно преднамеренно предписывается «субъектность».

На основании чего он «должен, обязан…» как земля колхозу просто потому, что имел неосторожность родиться в этой стране.

На самом деле, если уж в очередной раз очень хочется, чтобы бизнес самоорганизовался, выдвинул своих лидеров и «определил собственную линию поведения»,… то по конечному счету из этого получается та самая «олигархия», которая всем так сегодня не по нутру. Но которая, с одной стороны, вроде как опять кому-то чего-то должна, «а потому что здесь», а с другой стороны — лучше бы ее здесь вообще не было. Так и мечемся в поисках абстрактного коллективно-безответно-безответственного субъекта, на который можно было бы переложить наши целиком и полностью государственные проблемы.

А вот что по этому поводу вещал немецкий творец социального рыночного хозяйства в разбитой послевоенной экономике Людвиг Эрхард: «Предприниматель может отстаивать свое право на существование ровно до тех пор, пока он готов выполнять все функции свободного предпринимателя со всеми открывающимися возможностями, а равно и со всем вытекающим из этого риском. Он незаменим и неуязвим ровно до тех пор, пока он в свободном соревновании на свободном рынке и в массовом конкурентном порядке готов проявить свою пригодность для этих функций. Как только предприниматель попытается путем коллективных договоренностей в конечном счете уменьшить, переложить или даже совершенно устранить риск,… отношение общественности к предпринимателю должно в корне измениться. Потому что в этот момент предприниматели подрывают политическое, социальное, общественное и моральное значение своего сословия; в тот момент к власти в предприятиях устремляется «чиновничество» и притом даже вполне обоснованно».

Поэтому давайте все же со всей прагматичностью вести речь о «предпринимательской среде», которая «реагирует на стимулы», а не о «предпринимательской субъектности», которая «эти стимулы должна себе создать».

Теперь о самих стимулах, исчерпывающий перечень которых давно известен — это мораль, право и… поддержка частной инициативы (в том числе финансовая).

Рассмотрим моральные стимулы, которые, к великому сожалению, в последние три года совершенно «словоблудно изнасилованы» без какого-либо существенного результата.

Во все времена в среде деловых людей было совершенно четко и ясно, что в период бурных перемен предпочтительна ситуация четкой и строгой нормы (возможно, в достаточно грубом приближении к желаемой справедливости, но зато с обязательными четкими критериями оценки и исполнения), чем любой самый прогрессивный «пакет» со множеством возможностей его обойти, да еще при этом оправдаться. То есть ситуация «строг, но справедлив» всегда более прагматично вела к заданному результату, чем «интеллектуал, но… трепло». В итоге именно эту ошибку мы многократно повторили.

На повестке дня практически последний из моральных стимулов — замена ортодоксальной налоговой милиции благожелательной финансовой полицией.

Придать налоговой службе «сервисный характер»?

Да нет проблем. Вот только для этого нужно попытаться изменить среду, а не только «кадры» и «название». Ибо невозможно никакими благожелательными методами контролировать «базар». Перед этим его необходимо какими-то вразумительными методами привести к концепции «рынок». Затем придать в этих границах навыки взаимного благожелательного поведения.

По своей сути это два совершенно разных процесса:

1) «образумить» (привести к порядку);

2) контролировать индивидуальные (т.е. очень редкие) отклонения от нормы.

Как говорится в нынешней весьма распространенной интерпретации божественных заповедей: «Господи, дай мне силы превозмочь то, на что я действительно способен повлиять, и смириться с тем, что на сегодня за пределами моих возможностей». Причем самая светлая истина лежит как раз посередине этой фразы и воcпринимается… по умолчанию. Ибо она вещает о том, что принципиальная ошибка в оценке ситуации как раз ведет к самым печальным последствиям.

Потому что для каждого из подобных этапов «приведения в чувство» используются свои нормы, правила, кадры и понятия. На каком этапе мы сейчас находимся? А в каком направлении движемся? А если честно руку на сердце положить? Нет, это понятно, что стратегию «вы всем должны» мы уже попробовали, и она нам не понравилась. Но позвольте, альтернативный вариант «анархия — мать порядка» в плане потенциального «равенства возможностей» тоже не очень устраивает. Ибо из него достаточно быстро вытекает, что «многие равны, но некоторые из них ровнее». А пожаловаться больше некуда.

Помнится, как в своих воспоминаниях незабвенный лидер Украинской трудовой федерации Нестор Махно с великим сожалением писал, что два раза освобождал Екатеринослав. После чего к нему неизменно приходил народ с пожеланием: «Ну расскажи, батька, как ты теперь нами управлять будешь?». На что он им упорно отвечал: «Сами, теперь сами…». И оба раза в город после него входили «белые» или «красные».

К великому сожалению, на данный момент моральные стимулы вразумления предпринимательской среды следует считать исчерпанными. Или же не вполне разумно использованными. По обе стороны от них, как уже отмечалось выше, остаются более радикальные методы «плохого и хорошего полицейского». Один из которых обещает «жесткое правовое регулирование», а другой — «финансовое стимулирование роста». Но вот куда же в таком случае «бедному крестьянину из своей среды податься»?..

Информация о материале

Опубликовано: 13 октября 2017

Військова частина А1352 уклало угоду з ПП «Донремсервіс» щодо проведення ремонтних робіт вартістю 1,4 млн. грн.

Про це повідомляється у системі «Прозорро».

Мова йде про капітальний ремонт діючого сховища № 271 на території балаклійського арсеналу.

Угоду уклали без проведення аукціону по допороговій процедурі.

Цікаво, що вартість матеріалів є завищеної. Наприклад, розчин цементний кладковий М 100 обійдеться військовій частині за ціною 1564 грн./куб м. Для порівняння КП «Харківводоканал» закладає вартість такого самого розчину у 844 грн./куб.м. При виконанні робіт у Донцю Балаклійського району на очисних спорудах вартість готового опоряджувального цементного розчину складає 862 грн./куб.м.

Лише на цьому розчині завищено вартість робіт на 50 тис. грн. Ще на 50 тис. грн. завищили на роботах з трамбування ґрунту. В кошторисі військової частини вказана вартість ущільнення ґрунту пневматичними трамбівками за ціною 3309 грн./100 куб.м. Той самий «Харківводоканал» у своїх кошторисах вказує ціну 2218 грн./100 куб.м. А у Лозоввій під час робіт з реконструкції каналізаційного колектору запланували вартість ущільнення ґрунту у розмірі 1203 грн./100 куб.м.

Вартість улаштування цементної вирівнювальної стяжки завищена в чотири рази, в порівнянні з цінами, які показує на своїх роботах «Харківводоканал».

Власником та керівником ПП «Донремсервіс» є Ігор Григорович Толдінов. Статутний фонд фірми 500 гривень.

Раніше фірма була зареєстрована в Донецьку на Андрія Коротких, а до того – на Володимира Кучеренка.

У держреєстрі вказано номер телефону +380666027810, який також використовує бухгалтер ФОП Севастьянова Наталія Анатоліївна. Інший номер - 380679615144, який записаний у Севастьянової, використовує ФОП Ревенко. Останній також використовує електронну пошту «Донремсервіс» - Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. . Ревенко отримує підряди від військової частини 3017.

Ігор Григорович Толдінов згідно з рішенням Адміністративної колегії АМКу в Харківській області є виконавцем робіт в ТОВ «НВО Східбуд». Ця фірма була оштрафована антимонопольниками за зговор саме на тендерів в/ч 3017.

Информация о материале

Опубликовано: 13 октября 2017

Румынию часто упоминают как образцовый пример борьбы с коррупцией. Украине действительно есть чему поучиться у соседей, которые почти 15 лет назад, готовясь к вступлению в ЕС, создали антикоррупционное агентство (DNA, Direcţia Naţională Anticorupţie, аналогами которого являются наши НАБУ и САП).

Но самые яркие достижения агентства датируются последними тремя годами, когда его возглавила новая руководительница, Лаура Ковеши. В этот период за решеткой оказались экс-премьер и брат бывшего президента, агентство добилось ареста и отстранения от должности мэра столицы. «Героями» расследований становились депутаты, мэры, министры и действующий глава правительства, а общественное доверие к DNA превысило доверие к церкви – задача, которая для Румынии казалось нереальной.

Что стало залогом успеха? Не было ли давления со стороны должностных лиц? Почему в Румынии за решетку попадают не только те, кто берет, но и те, кто дает взятки? Об этом «Европейская правда» пообщалась с Анкой Юрмой – главным прокурором DNA по вопросам международного сотрудничества, которая работает в агентстве с 2002 года. В сентябре она посетила Киев для участия в работе Международного антикоррупционного консалтингового совета, который должен помогать Украине устанавливать антикоррупционные механизмы.

«Она не сказала «стоп» прокурорам»

– В последние три года румынское DNA стало примером успеха в борьбе с коррупцией. В чем секрет?

– На самом деле мы стали успешным агентством еще 10 лет назад, когда начали выдвигать обвинения коррумпированным чиновникам, когда начали появляться первые приговоры, а незаконно нажитое имущество впервые начало возвращаться государству. А в 2013 году появился новый главный обвинитель (руководитель агентства. – ЕП). Она привнесла новую мотивацию для детективов, подталкивала сотрудников DNA к успешному расследованию дел.

Но главным залогом успеха было то, что в течение всего периода деятельности агентства была политическая воля к тому, чтобы Румыния быть хорошим членом ЕС. Также нам очень помогали поддержка и мониторинг со стороны Евросоюза.

Еще один очень важный фактор нашего успеха – это стабильность законодательства по вопросу противодействия коррупции. Частая смена законодательства – это действительно большая угроза, способная поставить под вопрос всю работу агентства. Изменение закона в зависимости от обстоятельств снижает доверие общества к работе антикоррупционного агентства, да и сами антикоррупционные прокуроры не чувствуют себя комфортно в таких условиях.

– Вы не упомянули об избрании нового президента Румынии в 2014 году. Есть мнение, что не только Лаура Ковеши сделала агентство настолько успешным в последние годы, к этому причастен и президент Клаус Йоханнис.

– Конечно, для нас было важно слышать заявления нового главы государства о том, что антикоррупционное агентство останется независимым. Он не посылал даже скрытых сигналов, что мы должны делать вот это, а вот это – не должны. Ведь независимость – это главное условие успешности антикоррупционного агентства.

Однако я бы не стала связывать успехи агентства именно со сменой президента. Предыдущий президент (Траян Бэсеску. – ЕП) тоже поддерживал DNA, когда был у власти.

– ...а потом DNA посадило его брата за коррупцию?

– Новая руководительница была настроена продемонстрировать, что она полностью независима. Даже если расследование касается семьи того президента, который назначил ее на эту должность. Есть процедура, которая касается всех – так какая разница, кто подозреваемый?

Поэтому когда выяснилось, что дело касается брата президента, она не сказала «стоп».

Надо признать, что это дело стало очень серьезным сигналом и для политического класса, и для граждан. Доверие к агентству существенно возросло.

– Я просто не могу представить, что президент Бэсеску действительно искренне поддерживал борьбу с коррупцией, зная о действиях брата.

– Пока он был у власти, он поддерживал DNA; в конце концов, именно он назначил Лауру. Был ли он в курсе незаконных действий? Я не знаю. А спекулировать и предполагать – не дело прокурора.

«Все самые критические идеи были отклонены»

– Неужели агентство не получало «намеков» от политиков – мол, «Лаура, закрой дела против этого и этого человека».

– Всегда есть те, кто не в восторге от борьбы с коррупцией. Вы знаете, что в последнее время было несколько инициатив по ограничению прав агентства. И это не только недавние инициативы – такие проекты появлялись на протяжении всего периода работы DNA.

Причем речь идет именно о попытках, а не об успешном изменении закона. Например, в декабре 2013 года Румыния пережила так называемый «черный вторник», когда парламент принял закон, выводящий парламентариев из перечня публичных служащих.

Другими словами, это означало, что депутатов нельзя будет преследовать за коррупцию.

Это привело к невероятному скандалу. Протестовали юристы, общественные активисты, все общество. Конечно, были протесты ЕС и мирового сообщества.

В результате эти изменения так и не вступили в силу – их ветировал президент.

Также был ряд попыток изменить процессуальное законодательство и уменьшить полномочия антикоррупционных прокуроров. Большинство из них оказались безуспешными, хотя некоторые изменения были утверждены – например, DNA законодательно лишили права перехватывать разговоры юристов с клиентами.

Но я хочу подчеркнуть, что те изменения, которые стали частью законодательства, не были разрушительными для нашей работы. Все самые критические идеи в конце концов были отклонены.

– В последние годы вы расследовали не только дело семьи бывшего президента. DNA преследовало и депутатов, и чиновников, вплоть до бывшего премьера. Неужели не было давления?

– Да, было. Но это не происходит так, что вот сегодня мы открыли производство, а уже завтра получаем реакцию. Это противодействие накапливается постепенно.

Когда деятельность агентства стала более активной, начало открываться больше дел против политиков, и не только политиков, но и представителей влиятельного бизнеса, журналистов – начало расти противодействие и давление на нас.

– Постойте, но неужели не было реакции конкретных должностных лиц, которые стали фигурантами уголовных дел?

– Нет! Нет-нет-нет, это невозможно, в последние годы ничего подобного не было.

Я напомню, агентство у нас работает уже давно, и есть действующая судебная система, что подтверждается мониторингом ЕС. Поэтому никто не будет звонить спецпрокурору, чтобы сказать: «Ты должен прекратить это дело».

Никто даже не рискнет позвонить в агентство и намекнуть: «Не делай этого, ты меня огорчаешь».

Такая практика когда-то была и в Румынии. Собственно, вы можете сами делать выводы, исходя из того, что в нашей стране тоже долго не было дел и приговоров против чиновников.

Но мы уже давно достигли того уровня, когда это стало невозможным.

Давление на нас не исчезло, но он перешло на другой уровень, обрело другие формы.

«О преступлениях сообщают и те, кто сам причастен к коррупции»

– В Украине одной из проблем остается распределение полномочий между НАБУ и другими следственными органами. Генпрокуратура порой не отдает в НАБУ коррупционные дела, и это выясняется только в суде. У вас были похожие проблемы?

– Вопрос распределения компетенции действительно важен. Дискуссии об этом велись еще в 2002 году, когда готовили проект закона о DNA.

Нам тогда активно помогал ЕС и консультировали испанские коллеги, предлагавшие нам свою модель работы антикоррупционного бюро. Одна из особенностей этой модели – то, что распределение компетенций не было четко определено в законе. Генпрокурор и глава антикоррупционной прокуратуры собирались вместе и решали, какие дела по топ-коррупции должны были попадать к антикоррупционщикам, а какие – оставаться в Генпрокуратуре.

Мы тогда твердо сказали: «Нет! В Румынии такая схема гарантированно не будет работать».

Поэтому у нас прописано четкое разделение – есть предел нанесенного ущерба, объема взятки, уровня привлеченных должностных лиц. Все дела, превышающие этот предел, должны идти в DNA. Конечно, бывают единичные спорные случаи, например, когда сложно подсчитать сумму ущерба. Но системной проблемы нет.

Генпрокурор не может держать дела, которые должно расследовать DNA, и я не помню ни одного случая, когда у нас был бы плохой опыт в общении с прокуратурой.

Кроме того, важно, что большинство сообщений о преступлениях с самого начала поступают в DNA, а не в прокуратуру или полицию. В этом, как я понимаю, мы существенно отличаемся от Украины.

– Как вы узнаете о вероятном преступлении?

– Источники разнообразны. Люди, столкнувшиеся с коррупцией, часто обращаются именно в DNA, даже если дело мелкое и находится не в нашей компетенции. Они обращаются к нам, поскольку у нас высокий уровень доверия в обществе. В частности, на сайте DNA есть возможность прислать анонимное сообщение.

Также к нам поступают сообщения о подозрительных ситуациях от контролирующих органов, вроде налоговой или счетной палаты. Иногда поступают сообщения от полиции, от прокуратуры.

А еще мы получаем сообщения от тех, кто причастен к коррупции и хочет признаться в этом и уменьшить свою ответственность.

– Как часто люди заявляют о своей причастности к коррупции?

– Нет цифр, насколько часто, но это действительно работает. Чаще всего речь идет о людях, которые дали взятку. Также – не так часто – к нам приходят те, кому предложили взятку, или же те, кто уже взял деньги.

Нам сообщают, когда понимают, что DNA уже «копает» и рано или поздно узнает об этой взятке. Также сообщают те, кто заплатил за что-то чиновнику, но он начинает требовать больше и больше денег.

У нас есть законный инструмент, который позволяет агентству просить у суда более умеренного приговора для человека, который сам признался – конечно, если он пришел к нам до того, как мы сами узнали об этом преступлении.

Тот, кто давал взятку и первым сообщил нам о нем, не будет нести уголовную ответственность. Тот, кто взял взятку и первым сообщил – все равно остается виновным, получает приговор, но срок заключения сокращается – как правило, наполовину.

– А если человек дал взятку и не сообщил об этом, чем ему это грозит?

– Уголовная ответственность есть для обеих сторон, хотя она разная для тех, кто дает, и для тех, кто берет взятку. Для последних, если не ошибаюсь, предусмотрено заключение до 13 лет; для тех, кто дал взятку, максимальный срок составляет 7 лет.

Давать взятку – тоже преступление, и тот, кто платит – тоже преступник!

В нашей практике есть дело о взятке в 9 млн евро. Это так называемое «дело Microsoft» о закупке государственными институтами лицензий на программное обеспечение. Бизнесмен, дававший взятки, сейчас отбывает срок в тюрьме.

«Мелкую коррупцию не побороть одними лишь приговорами»

– Кроме миллионных взяток вроде этой, проблемой является коррупция меньшего масштаба. Как наказывают за меньшие взятки? Грубо говоря, сколько надо дать, чтобы попасть в тюрьму?

– У нас нет такой шкалы, оценка проводится иначе, и решение принимается по каждому делу, в зависимости от обстоятельств.

В общем случае должно быть тюремное заключение и за меньшую взятку. За исключением тех, кто сам пришел и признался о том, что давал деньги, взяточники, дела которых расследует DNA, должны попасть в тюрьму – не важно, идет ли речь о «пассивной» или «активной» коррупции.

– А как насчет мелкой коррупции? К примеру, в Украине распространено мнение, что взятки учителю или врачу – это не взятка, а благодарность.

– DNA не занимается мелкими делами, к нам попадают дела, где взятка превышает 10 тыс. евро.

Но как гражданка Румынии, я отмечу, что в нашей стране действительно продолжается общественная дискуссия, должно ли караться действие, когда ты идешь к доктору и платишь ему, потому что хочешь качественного лечения. Но даже несмотря на это, в нашем обществе нет мнения, что такая ​​взятка – это «просто подарок». Мы не рады тому, что такая мелкая коррупция все еще имеет место, даже если считаем необходимым платить.

К нам такие дела не попадают, потому что это не наша компетенция, но в румынскую полицию постоянно поступают обращения от людей, которые жалуются на такую ​​коррупцию, в частности, в медицине, а, следовательно, считают ее существование неправильным.

Общественного принятия мелкой коррупции у нас нет!

В то же время такой тип коррупции невозможно побороть только судебными приговорами. Это гораздо более сложная проблема, которую необходимо решать комплексно. В частности, улучшая финансирование сектора, где есть проблема такой коррупции.

Ведь если, к примеру, врач, оперирующий целый день, будет получать зарплату в 300 евро – это несправедливо. То же – с учителями, и так далее.

Да, решение проблемы мелкой коррупции должно включать уголовный компонент, но не должно им ограничиваться.

– В Украине обсуждается идея «нулевой декларации», то есть амнистии в отношении всех финансовых и коррупционных действий, совершенных, скажем, до 2014 года. Идея в том, чтобы «начать с чистого листа».

– То есть чтобы те, кто до того стали невероятно богатыми, могли в дальнейшем счастливо и спокойно жить, несмотря на нарушение закона? Серьезно? Я бы на это не согласилась.

– У вас в Румынии не было таких идей?

– Нет-нет! Конечно же, нет! Напротив, общество настаивало на том, что люди, которые получили свое состояние недостойным путем, а сейчас демонстрируют свое богатство и власть, должны оказаться за решеткой, а имущество должно быть конфисковано, даже если речь идет о давних, а не сегодняшних незаконных действиях.

Это четкие требования общества, они очевидны. Поэтому я не думаю, что у такой идеи были бы шансы на успех.

Информация о материале

Опубликовано: 12 октября 2017

«На место сели! Сели на место! Я вас не боюсь!» - призывала коллег первый вице-спикер Ирина Геращенко. Но депутаты от «Самопомочи», «Батькивщины», «Свободы» и другие противники законов о Донбассе продолжали блокировать президиум. Туда же подтянулись и их оппоненты из Блока Порошенко и «Народного фронта». Дальше были небольшая потасовка, вырванные микрофоны, угрозы и обвинения, бесплодные консультации и закрытие заседания. Судьба «донбасских» законов осталась неопределенной.

Такого сценария, похоже, никто не ожидал. Казалось, что парламент спокойно проголосует за два резонансных закона, их сторонники и противники на камеры похлопают и посвистят, а потом отправятся на вечерние телеэфиры объяснять каждый свою позицию. Но на этот раз случилось по-другому.

Весь пленарный день четверга продолжалась подготовка к рассмотрению двух законов по Донбассу – о реинтеграции (который в кулуарах назвали «длинным» - 15 страниц) и о продлении особого статуса («короткий» - 2 страницы). В первом предусматривалось закрепление за РФ статуса страны-агрессора, признание оккупации Москвой территории ОРДЛО, создание единого оперативного штаба, легализацию Минских соглашений и т. д. Во втором речь шла о продлении особого статуса Донбасса еще на один год.

С самого утра на заседание фракции БПП прибыл лично президент Петр Порошенко. Вместе с замглавы своей администрации Константином Елисеевым и Ириной Геращенко он в очередной раз объяснял депутатам всю важность голосования за два законопроекта.

Главные аргументы:

• РФ признается агрессором и оккупантом, с Украины снимается ответственность за ситуацию на оккупированных территориях, теперь ее будет нести Россия;
• Создаются легальные основания для применения Вооруженных сил Украины на Донбассе, на смену антитеррористической операции, руководимой СБУ, придет «самооборона от агрессии» под общим руководством военных, что куда актуальнее и эффективнее;
• На Украину оказывают сильное давление страны Запада, требующие принятия законов, мы не можем рисковать потерей их поддержки;
• Укрепятся переговорные позиции наших дипломатов, санкции против России будут работать и дальше, откроется путь к введению на Донбасс миротворческой миссии.

При этом у главных партнеров БПП, Народного фронта, были претензии и к «короткому», и к «длинному» законопроекту. В частности, «фронтовики» не были согласны с тем, что в законодательстве Украины в принципе появится отсылка к Минским соглашениям. «Минские соглашения – это непонятно что, это не международный документ, это вообще не документ. Мы не можем вносить такое в наше законодательство, тем более, его Захарченко и Плотницкий подписывали», - сказал Фокусу один из депутатов от НФ.

«Вся эта история с законами по Донбассу затеялась ради продления на год закона про особый статус»

Второе замечание – уже к законопроекту об особом статусе. Во Фронте потребовали прописать отдельным пунктом, что особый статус может вступить в силу только после того, как с территории ОРДЛО будут выведены российские войска, наемники, добровольцы и военная техника.

Формально эта правка не имеет никакого смысла. Нормы о выведении войск с 2015 года содержатся в самом теле закона об особом статусе, и тоже обязательны. Но смысл правки в том, что ею объясняется принятие закона об особом статусе перед избирателем. Ведь одно дело втолковывать, что особый статус не может наступить до проведения выборов в ОРДЛО, для которых в свою очередь требуется уход иностранных войск из Украины. А другое – сразу показать на пункт закона, где почти прямо говорится: нет вывода войск – нет особого статуса.

Поскольку эта правка является пустой формальностью, в БПП сразу же согласились – и спустя несколько часов в Раде зарегистрировали обновленный «короткий» проект по Донбассу.

С «длинным» законопроектом проблем, казалось, должно быть еще меньше. Профильный комитет решил рекомендовать его к принятию в первом чтении, а в дальнейшем внести одну поправку – вместо отсылки к Минским соглашениям сослаться на резолюции Совбеза ООН, «принятые в связи с российской военной агрессией». Речь идет о резолюции от 17 февраля 2015 года, в которой одобряются «Комплекс мер по выполнению Минских соглашений», так называемый Минск-2. Таким образом, удалось бы избежать упоминания термина «минские соглашения» в законодательстве Украины, хотя там появилась бы резолюция ООН, эти соглашения одобряющая.

В целом, по словам представителей коалиции, ситуация выглядела так: главное – продлить на год действие закона об особом статусе, без этого у нас могут возникнуть дипломатические проблемы с западными союзниками. А вот принятие «длинного» законопроекта далеко не так критично, хотя и в нем есть ряд правильных идей вроде статуса России как страны-агрессора. Но ни одна из них не является по-настоящему революционной и способной поменять ситуацию на востоке Украины. «Вся эта история с законами по Донбассу затеялась ради продления на год закона про особый статус», - заявил Фокусу один из депутатов от НФ.

Пока в Раде возились с формулировками, под ее стенами собрались несколько сот активистов «Национального корпуса», «Свободы» и «Правого сектора» с требованиями не принимать оба законопроекта. Скоро стоять под дождем правым надоело, и члены Нацкорпуса прошли один квартал к офису лидера «Партии 5.10» Геннадия Балашова, разбили стоявшую там статую коровы и немного потолкались с полицией. Вернулись к Раде они уже ближе к вечеру, когда депутаты наконец-то начали рассматривать многострадальные «донбасские» законы. С третьей попытки спикер Андрей Парубий обеспечил рассмотрение законопроекта по сокращенной процедуре.

Представлял «длинный» законопроект секретарь СНБО Александр Турчинов, давненько не выступавший публично с высоких трибун. «Предложенный законопроект имеет стратегическое значение для нашей страны!» - убеждал он депутатов. Выступавшая за ним вице-спикер Оксана Сыроид уделила много времени Черноморскому флоту РФ и Будапештскому меморандуму, а еще один оппозиционер, свободовец Андрей Ильенко, выразился предельно прямо: «Минские соглашения – это превращение Украины в руины».

Сторонники и противники законов сформулировали для себя пакет аргументов и контраргументов и хаотически повторяют их, даже не пытаясь наладить конструктивный диалог

Голосование за «длинный» законопроект было все ближе, но во время выступления главы фракции НФ Максима Бурбака депутаты из Самопомочи со своими коллегами из «патриотической оппозиции» заблокировали трибуну. Коалиция к такому явно готова не была.

«Мы просто расслабились. А что? Голоса смогли найти, все в обычном режиме рассматриваем, скоро будем принимать, все в порядке. Не ждали, что пойдут блокировать», - сказал собеседник Фокуса из фракции БПП.

Андрей Парубий объявил перерыв для консультаций с главами фракций.

Тем временем активизировались пикетирующие Раду националисты. Они публично объявили, что при попытке коалиции силой разблокировать трибуну сразу пойдут на штурм Рады. И хотя их шансы на успех выглядели ничтожными, ведь силовиков под парламентом было больше в разы, драка все равно была бы масштабной. Вроде той, которая произошла 31 августа 2015-го, когда под Радой взорвалась граната. В этот раз до столкновения не дошло.

Спустя полтора часа Парубий вернулся и закрыл заседание. Трибуна и президиум парламента остались заблокированными, оппозиция радовалась тактической победе.

На вечерних консультациях найти общий язык по теме Донбасса власть и оппозиция так и не смогли, обвинив друг друга в нежелании идти на уступки.

В целом, парламентская дискуссия о законах о Донбассе в последние дни выглядит примерно так:

- Почему вы не хотите признавать Россию страной-агрессором?

- А вы почему легитимируете антиукраинские Минские соглашения и боевиков, которые их подписали?

- Значит, вы против продления антироссийских санкций?

- Нет, мы не хотим на территории Украины никакой «народной милиции» из боевиков.

- Вы агенты Кремля!

- Нет, это вы агенты Кремля!

Оба лагеря, и сторонники, и противники законов сформулировали для себя пакет аргументов и контраргументов и хаотически повторяют их, даже не пытаясь наладить конструктивный диалог. Одни говорят о миротворцах, другие – о торговле с ОРДЛО, третьи – о санкциях против РФ, четвертые – об амнистии боевиков. Как в этом случае можно сблизить их позиции, найти компромисс и выйти из конфликта политическим путем – непонятно.

А вечером четверга в Раду опять приехал Порошенко и снова встретился с членами своей именной фракции. Президент настроил их на то, что проголосовать законы по Донбассу надо будет уже в эту пятницу. Как этого добьется власть, увидим очень скоро. Порошенко сказал, что методы у него есть.

Информация о материале

Опубликовано: 12 октября 2017